Однако далеко не все разделяли восхищение докладчиком. Говорит публицист Евгений Будинас90:
«Доклад Лукашенко меня в полном смысле ошарашил. Разумеется, не содержанием, в котором не было ничего нового. Я всегда говорил, что содержание любого партийного доклада — в его форме, и только в ней. Под многими идеями, звучащими на любом партийном пленуме или съезде, с радостью подписался бы любой порядочный человек, если бы не форма, в которую они были облечены. Ложь становилась очевидной, когда вслушивались: как, какими словами это выражено.
Так вот, в докладе Лукашенко как раз форма была маразматична. И содержание было такое же маразматичное. Но это был кич, который безотказно подействовал на толпу. Тогда я сразу понял: в Беларуси появился «идол», равного которому по силе воздействия на массовое сознание у нас никогда не было. Очевидным стало, что это будущий президент. Вот только жить в таком обществе сразу расхотелось.
Увидел маразматичность ситуации не только я, но никто из интеллигенции, даже возмущаясь грязью в докладе, упорно не желал видеть за этим никакой опасности. Лукашенко их не занимал. И в предвыборной кампании они распыляли силы, безответственно поддерживая слишком мягкотелого Шушкевича или "упертого" Позняка. "Опомнитесь, — безуспешно взывал я на каком-то демократическом конгрессе, — подумайте, кому мы сдаем народ. Давайте поддержим Кебича, у которого есть хоть какие-то шансы, и мы получим пару лет передышки, чтобы разобраться, определиться с лидером, способным повести за собой народ в сторону демократии!" Но даже самые умные из моих коллег тогда ничего не хотели слышать…».
Признаюсь, что очевидную слабость доклада я тоже видел. Но, совсем не понимая опасности (в том числе и для себя), мы считали тогда, что наш герой действует ловко, чем подтверждает свою способность повести за собой людей, которые именно и ждут такого откровенного популизма. Это и привело меня, да и не только меня, в команду Лукашенко. Очень уж хотелось победить. А ведь именно после этого доклада многие начали рассматривать Лукашенко в качестве главного претендента на президентство.
Напомним: президентский пост еще не введен, а Станислав Шушкевич и Вячеслав Кебич по-прежнему возглавляют парламент и правительство.
Впрочем, это уже ненадолго. Потому что в тот момент лежавшая, по словам Лукашенко, в грязи власть как-то сама собой отодвинулась от тех, кто ее выронил, и молча подползла к ногам нашего героя. Нет, не оттого, что он был чище или лучше других. Просто он оказался единственным, кого по-настоящему интересовал результат. «Он предлагал хоть какое-то решение, пусть самое примитивное — победить коррупцию и зажить счастливо, но другие и этого не предлагали», говорит Эдуард Эйдин91.
И народ увидел в высоком, физически крепком 39-летнем мужике, работавшем директором совхоза, былинного героя, того, кто способен не только взять власть, но и сделать ее народной. Собственно говоря, это и есть единственная четко артикулированная белорусская мечта. Мечта о добром — вернее, справедливом — начальнике, который накажет обидчиков.
В ожидании «справедливого» царя
В Беларуси люди привыкали связывать свое относительное благополучие с заслугами отдельных личностей.
Огромный памятник Сталину нависал над белорусской столицей. Около этого памятника, узнав о смерти Великого Вождя и Учителя, плакали жители Минска. Впереди всех, стоя на коленях, рыдали руководители Союза писателей — те, кого не успели расстрелять, — во главе с народным поэтом Кондратом Крапивой.
Вскоре власть в Белоруссии перешла в руки руководителей-«партизан». Это были герои партизанского движения, бывшие вожаки белорусского комсомола. Поскольку партизанская война канонизирована при их жизни, каждый из руководителей этого поколения старался стать «живой легендой».
В первую очередь это можно сказать о Кирилле Мазурове и Петре Машерове, по очереди возглавлявших ЦК Компартии Беларуси. Помимо того, что слава во время войны пришла к ним вполне заслуженно, они оказались руководителями-патриотами. Мазуров, а затем и Машеров использовали статус «республики-партизанки» для того, чтобы привлечь максимум средств из всесоюзного бюджета. За счет этих средств строились гигантские заводы, призванные обеспечить потребности всего Советского Союза в машинах и тракторах. Особенно хорошо это удавалось Машерову: его предшественник Мазуров в это время уже работал в Совете Министров СССР в должности первого заместителя председателя правительства и члена Политбюро ЦК КПСС, поэтому «партизанское лобби» умудрялось «решать вопросы» без оглядки на недовольство руководителей других республик.
С именем Машерова связана легенда о сытой республике-работнице, кормившей колбасой и Москву с Ленинградом, и собственных жителей. Причем слухи о белорусской сытости распространялись так далеко, что отставные военнослужащие, имевшие право выбирать, в каком городе будут вековать пенсионерский срок, стремились выбрать Минск или другой белорусский город. И до сих пор по числу отставных военнослужащих на душу населения Беларусь впереди всего СНГ.
Было относительное благополучие. Правда, можно было съездить в Вильнюс — бывшую белорусскую Вильну, от щедрот подаренную Сталиным литовскому народу, после того как Литва «возжелала» стать советской. И там, в Вильнюсе, увидеть, что и без особой любви к партии и правительству города могут быть чистыми, люди опрятно одетыми, а пища высококачественной.
Но в Вильнюсе жили «литовские националисты», а в многонациональной Беларуси считалось, что националисты — это те, кто сотрудничал с немецкими оккупантами. В общем, плохие люди.
В Беларуси национализма не было. Машеров был «хозяином», заботившимся о «своей» республике. Но националистом он не был. Именно при Машерове произошло массовое закрытие белорусскоязычных школ в городах: продвижение по пути к коммунизму в Беларуси сопровождалось окончательным уничтожением главного признака национальной идентичности.
Машеров хорошо смотрелся на фоне одряхлевшего Леонида Брежнева. Великолепный оратор, герой войны (звезды, усеявшие грудь генсека, всерьез не воспринимались), скромный в повседневном быту, Петр Миронович как руководитель льстил самолюбию граждан БССР. Они любили его — и уважали себя за то, что им достался такой хороший руководитель. С трепетом ожидали: не дай бог, заберут в Москву на повышение. А когда Машеров погиб в автокатастрофе, тут же распространилась легенда о том, что убрал его Брежнев, возревновавший к нему как к потенциальному сопернику… Отсюда, мол, и катастрофа. Белорусскому массовому сознанию льстила сказка о добром руководителе, погибшем по велению «злодея» из Москвы. О Машерове слагались легенды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});