Бошко стоял у борта. Глаза его перебегали с одного на другое, не зная, на чем дольше задержаться: прямо перед ним лежало село Жаница; вдали, как бы поднимаясь из моря, высился город Херцегнови, окруженный скалистыми горами; ярко синело море, подернутое легкой зыбью; над скалами кружили чайки, отыскивая свои гнезда, а единственное игривое облачко на лазурном небе делало его еще милее и краше…
Взгляд Бошко упал на скалистый островок, вернее, на торчащую из воды большую скалу.
— Вон, гляди, это Большая Жаница, — шепнул ему стоявший рядом моряк. — Здесь только чайки вьют гнезда. А там, за теми деревьями, скрывается твое родное село.
Фелюга пристала к маленькому каменному молу. Бошко все время стоял как зачарованный. И только глаза выдавали его сильное волнение. Моряки тоже стояли в полном молчании. Они понимали, что значит в шестнадцать лет впервые увидеть родной край. И не хотели тревожить своего юного спутника.
Крепкие рукопожатия мозолистых рук говорят больше, чем море слов. Попрощавшись с гребцами, Бошко обратился к шкиперу фелюги:
— Простите, господин капитан, сколько я вам должен?..
— Ни слова об этом, — рассердился тот. — Я был бы последним негодяем, если б взял с тебя хоть один медяк. Ты нам помогал…
Бошко долго стоял на молу, провожая глазами фелюгу, удалявшуюся в сторону Котора. Когда она превратилась в маленькую точку, он повернулся и пошел к домам, которые заметил еще с палубы.
Вокруг тишина. Нигде ни души. Одни только ящерицы да птицы попадались ему на пути. Птицы пели прямо на земле, но при его приближении они мгновенно вспархивали на ближайшее дерево. Бошко шел и думал: «Где же люди? Куда все подевались?»
Бошко никогда не был в этом краю и не знал здешних нравов и обычаев. Иначе представлял он себе первое свидание с родиной. Не знал он, что люди здесь не спешат навстречу незнакомцам. Жизнь научила их с подозрением относиться к чужакам. Сколько раз, бывало, пираты высаживались на берег и отбирали у них все, что могли унести, а зачастую и убивали.
Немногочисленные жители Жаницы видели, как подошла к молу фелюга, и сразу попрятались, кто куда. Вдруг это пираты или разбойники? Но когда фелюга продолжила свой путь, оставив на берегу молодого моряка, у них разом отлегло от сердца.
Едва Бошко приблизился к первому дому, как из-за оливкового дерева вышел пожилой крестьянин и сказал:
— Бог в помощь, добрый человек!
— Благодарствуйте, — ответил Бошко.
— Да ты, никак, чего-то ищешь? — спросил крестьянин, подходя к нему поближе.
— Да, ищу. Ищу свой дом.
— Свой дом? Ты чей же будешь?
— Я Бошко, сын покойного Марко Перо Ивова.
— Что ты сказал? Сын Марко Перо Ивова?
— Я здесь впервые. Не покажешь ли мне наш дом?
— Покажу, да только с тяжелым сердцем. Идем.
Они медленно пошли рядом. Бошко с любопытством оглядывался по сторонам, спутник его был угрюм и мрачен. По пути к ним присоединились и другие крестьяне. Шли молча. Собаки и те не лаяли и тихо сходили с дороги. Миновали один дом, чуть поодаль от него стоял другой — без крыши, без дверей и окон, с почерневшими от дыма и огня стенами.
— Вот твой дом.
— Кто это сделал?
— Разбойники, пираты. Со злости, что здесь нечего было взять, выломали дверь и подожгли дом. У нас забрали все, что им приглянулось, да еще и убили кое-кого. Женщины, к счастью, вовремя ушли в горы. Не дай-то бог тебе увидеть этих убийц и извергов.
Траурный перезвон
Приезд Бошко в родной край обрадовал местных жителей от Острого мыса до самого Котора. Но печальная весть, которую он привез, потрясла их до глубины души. В каждом доме на побережье и в окрестных горах этого тихого залива оплакивали его погибших родных. Непременный спутник подобных вестей — траурный перезвон. Во всех церквах — и православных, и католических — звонили в колокола. Общие беды и невзгоды сплотили здешних жителей, научили их стоять друг за друга, даже если они придерживались разной веры.
Весть о гибели бокельского парусника дошла даже до дворцов и графских вилл. Венецианский наместник, эта ловкая и длинная рука венецианского дожа, явился на панихиду в Которский собор. Однако за его наигранной скорбью и подавленностью скрывались мысли о том, как несчастье людей обратить на пользу себе и тем, кому он верно служит и кто ему за это хорошо платит. Он думал, каким образом из Бошко, единственного, оставшегося в живых с затонувшего парусника, сделать человека, полезного для Венецианской республики. Простые же люди искренне желали помочь Бошко. Они собрали совет, который решал, что бы такое для него сделать.
Прошло пять дней и пять тягостных ночей с тех пор, как Бошко прибыл в Жаницу. Днем он сидел на пороге полусгоревшего дома и думал одну и ту же думу — как ему дальше жить! Односельчане приносили ему еду и питье. Иные пытались завести с ним разговор, но он всякий раз отвечал:
— Спасибо вам, братья. Если у меня когда-нибудь будет возможность, я отблагодарю вас за все, что вы для меня сделали. А сейчас оставьте меня, я сам справлюсь со своей бедой.
На шестой день в Жаницу вошел шестивесельный баркас. Гребцы привязали баркас и направились в селение. Возле сгоревшего дома Бошко, который он хотел сам отстроить заново, они остановились. Вскоре сюда сбежались немногочисленные жители Жаницы.
Увидев незнакомых людей, Бошко встал. В его глазах словно застыл немой вопрос. Но никто не решался заговорить первым: трудно было найти слова, которые поддержали бы юношу, на чью долю выпало столько бед и страданий. Бокели молча смотрели на Бошко и думали о его нелегкой судьбе. Но как ни велика была его печаль, не может она длиться вечно. Наконец старший из прибывших на баркасе, собравшись с духом, заговорил:
— Бошко, мы прибыли из Пераста, затем чтоб тебе помочь. Марко Мартинович шлет тебе привет и приглашает в свою мореходную школу в Перасте — будешь учиться на капитана. Таково его желание и желание всех добрых людей нашего края. Ты согласен?
— Конечно, согласен. Спасибо.
ПАРУСА ИСТОРИИ НАД КОТОРСКИМ ЗАЛИВОМ
Автор этой книги, югославский писатель Анто Станичич, родился в Черногорском приморье, в одном из небольших городков, которые, почти сливаясь в причудливую живописную ленту, тянутся вдоль узкой прибрежной полосы Которского залива. Сейчас здесь расположены всемирно известные курорты. Тысячи людей из разных стран приезжают сюда отдохнуть и насладиться редкостной красотой этих мест.
Ласковое бóльшую часть года лазурное море; какое-то особенно яркое, сияющее совсем по-иному, чем в северных широтах, солнце; уходящие ввысь почти от самой кромки берега пепельно-серые, а порою голубоватые с чернью скалы; старинные, взбирающиеся в гору крепостные стены и развалины древних храмов на островах; белые домики под красной черепицей в гуще олеандровых, лимоновых, померанцевых, оливковых рощ… В конце декабря здесь цветут розы и гвоздики, а к Новому году нередко белым цветом покрываются ветки миндальных деревьев. «Потрясающая, волшебная обстановка, которая заставляет забывать все окружающее и превращаться всем своим существом в одно зрение», — писал русский путешественник В. Г. Вейденбаум, в самом начале нашего века посетивший Далматинское побережье Адриатики.