Алик, с величайшей осторожностью выключив все агрегаты внешнего воздействия, шел параллельно колонне, стараясь не слишком приближаться к ней, но и не терять ее из виду. Скорость была ничтожная, еава ли не меньше скорости пешехода, и это длилось долго. Через каждые полчаса Поль выбрасывал сигнальную ракету, и скучный голос Шестопала сообщал в репродукторе: “Ракету вижу, вас не вижу”. Иногда он добавлял: “Меня сносит ветром. А вас?” Это была его личная традиционная шутка.
Время от времени Сартаков (с разрешения Поля) выбирался из рубки, соскакивал на землю и шел рядом с одним из “щенков”. “Щенки” не обращали на него никакого внимания: видимо, они даже не подозревали, что он существует. Потом (опять-таки с разрешения Поля) рядом со “щенками” прошлись по очереди Рита Сергеевна и Леонид Андреевич. От “щенков” резко и неприятно пахло, белая оболочка их казалась прозрачной, и под нею волнами двигались какие-то тени. Алик тоже попросился к “щенкам”, но Поль его не отпустил и сам не пошел, может быть, желая таким образом выразить свое неудовольствие просьбами экипажа.
Возвратившись из очередной прогулки, Сартаков предложил изловить одного “щенка”. “Ничего нет легче, — сказал он. — Опростаем контейнер с водой, накроем одного и оттащим в сторону. Все равно когда-нибудь придется ловить”. “Не разрешаю, — сказал Поль. — Во-первых, он сдохнет. А во-вторых, я ничего не разрешу до тех пор, пока не станет все ясно”. “Что именно — все?” — спросил агрессивно Сартаков. “Все”, — сказал Поль. “Что это такое, почему, зачем? А заодно — в чем смысл жизни”, — сказал агрессивно Сартаков. “По-моему, это просто разновидность живого существа”, — сказал Алик, который очень не любил ссор. “Слишком сложно для живого существа, — сказала Рита. — Я имею в виду, что слишком сложно для таких больших размеров. Трудно себе представить, что это может быть за живое существо” “Это вам трудно представить, — сказал Алик добродушно. — Или мне, например. А вот, скажем, ваш Тойво может все это представить без малейшего труда, ему это проще, чем для меня — завести двигатель. Раз — и представил. Величиной с дом”. “Знаете, что это? — сказал успокоившийся Сартаков. — Это ловушка. Чья ловушка? Чья-то ловушка”. “Занимается ловлей вертолетов”, — сказал Поль. “А что же, — сказал Сартаков. — Сидоров попался три года назад, Карл еще раньше попался, а теперь вот мой вертолет”. “Разве Карл здесь сгинул?” — спросил Алик “Это неважно, — сказал Сартаков. — Ловушек может быть много”. “Поль, — сказала Рита Сергеевна, — можно, я поговорю с Тойво?” “Можно, — сказал Поль, — сейчас я его вызову…”
Рита поговорила с Тойво. Сартаков еще раз вылез и походил рядом со “щенками”. Шестопал еще раз сообщил, что его сносит, и еще раз спросил, не сносит ли их. А потом они увидели, как строй “щенков” нарушился. Колонна разделилась. Леонид Андреевич считал: тридцать два “щенка” пошли прямо, а одиннадцать, построившись в такую же колонну, свернули налево, наперерез вездеходу. Алик продвинулся еще на несколько десятков метров и остановился.
— Слева озеро, — объявил он.
Слева между деревьями открылось озеро, ровная гладь неподвижной темной воды — совсем недалеко от вездехода. Леонид Андреевич увидел низкое туманное небо и смутные очертания дирижабля. Одиннадцать “щенков” уверенно направлялись к воде. Леонид Андреевич смотрел, как они переливаются через кривую корягу на самом берегу и один за другим тяжело плюхаются в озеро. По темной воде пошли маслянистые круги.
— Тонут! — сказал Сартаков с удивлением.
— Тогда уж — топятся, — сказал Алик. — Ну что, Поль, за ними? Или прямо?
Поль рассматривал карту.
— Как всегда, — сказал он. — Этого озера у нас на картах нет. Если карте больше двух лет, то она уже никуда не годится. — Он сложил карту и придвинул к себе перископ. — Пойдем прямо, — сказал он. — Только погоди немного.
Он медленно поворачивал перископ, а потом остановился и стал вглядываться. В кабине вдруг стало тихо. Все смотрели на него. Леонид Андреевич увидел, как его правая рука нашарила клавишу кинокамеры и несколько раз нажала на нее. Потом Поль обернулся и, моргая, посмотрел на Леонида Андреевича.
— Странно, — сказал он. — Может, вы взглянете? У того берега…
Леонид Андреевич подтянул перископ к себе. Он ничего не ожидал увидеть: это было бы слишком просто. И он ничего не увидел. Озерная гладь, далекий, заросший травою берег, губчатая кромка леса на фоне серого неба.
— А что вы там увидели? — спросил он, вглядываясь.
— Там была белая точка, — сказал Поль. — Мне показалось, что там, в воде, человек… Глупо, конечно.
Темная вода, кромка леса, серое небо.
— Будем считать, что это была русалка, — сказал Леонид Андреевич и отодвинулся от перископа.
Глава шестая
Когда Атос проснулся, Нава еще спала. Она лежала на животе в углублении между двумя корнями, уткнувшись лицом в сгиб левой руки, а правую откинув в сторону, и Атос увидел в ее грязном полураскрытом кулаке тонкий металлический предмет. Сначала он не понял, что это такое, и только вдруг вспомнил странный полусон этой ночи, и свой страх, и свое облегчение оттого, что не произошло чего-то ужасного. А потом он вспомнил, что это за предмет, и даже название его вдруг всплыло в памяти. Это был скальпель. Он подождал немного, проверяя соответствие формы предмета и звучания этого слова, сознавая вторым планом, что проверять здесь нечего, что все правильно, но совершенно невозможно, потому что скальпель, со своей формой и названием своим, чудовищно не соответствовал этому миру. Он разбудил Наву.
Девочка проснулась, сейчас же села и заговорила:
— Какое сухое место, никогда в жизни не думала, что бывают такие сухие места, и как здесь только трава растет, а, Молчун?.. — Она замолчала и поднесла к глазам кулак со скальпелем. Секунду она глядела на скальпель, потом взвизгнула, отбросила его и вскочила на ноги. Скальпель вонзился в траву и встал торчком. Они смотрели на него, и обоим было страшно. — Что это такое, Молчун? — сказала наконец Нава шепотом. — Какая страшная вещь… Или это растение? Здесь все такое сухое, может быть, это растение?
— Почему — страшная? — спросил Атос.
— Еще бы не страшная, — сказала Нава. — Ты возьми его в руки… Попробуй, попробуй, возьми, тогда и будешь знать, почему страшная. Я сама не знаю, почему страшная…
Атос взял скальпель. Скальпель был еще теплый, а острый кончик его холодил, и осторожно ведя по скальпелю пальцем, можно было найти то место, где он перестает быть теплым и становится холодным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});