Фердинанд почувствовал, как у него дернулась щека. Он был почти уверен, что в итоге потеряет эти полуострова, потому что не может обеспечивать защиту всех своих владений одновременно. Ему в любом случае нужно будет чем-то жертвовать. И лучше уж пожертвовать ими, тем более продав их за кругленькую сумму, чем потеряв в войне. А это уже будет проблема русских и голландцев, как они защитят свои владения от напирающих со всех сторон британцев.
— Я подумаю, вам передадут наше решение в течение десяти дней. — Ван Вен тут же начал откланиваться. Он видел, что король почти созрел, но настаивать на немедленно ответе не стал. Это могло погубить все его миссию и разочаровать Петра. А разочаровывать Петра ему почему-то не хотелось.
* * *
— А вы все что-то пишите, Христофор Антонович, — Матвей, единственный слуга, которого было позволено взять Миниху с собой в ссылку свалил охапку дров на пол и принялся подкидывать в печку прямиком на полыхающие жаром угли. Посмотрев на стол, покачал головой. Опять ничего не ел. Так ведь уморит себя, бедолага.
— Да вот, пишу, все пытаюсь понять, где я совершил ошибку в Крыму. Что нужно было предусмотреть, чтобы этой катастрофы не случилось? А что, Настасья уже ушла? — Миних встрепенулся и обвел крохотную комнату, большую часть которой занимала печь, затуманенным взглядом. — Надо же, старею, однако, уж такой невнимательный стал.
— Угу, старость — она такая, особенно в неполных пятьдесят лет. — Буркнул Матвей. — Есть-то будете? А то Настасья опять наготовила, как на свадьбу, нам неделю не переесть всего этого.
— Давай, поедим, — Миних встал, помассировал затекшую спину и принялся убирать бумагу и чернила с перьями на подоконник, потому что больше места для них в комнатке не было.
Но Матвей не успел даже за миской потянуться, с горькой усмешкой вспоминая, как еще совсем недавно его барин только из тончайшего фарфора кушать изволил, как дверь без стука распахнулась, впустив в комнату морозный зимний воздух, а вместе с ним господина в теплой меховой шубе.
— Приветствую тебя, Христофор Антонович, — господин расстегнул шубу и снял подбитую мехом треуголку, после чего и Миних и Матвей признали в нем Романа Илларионовича Воронцова.
— И тебе не хворать, Роман Илларионович, — Миних, нахмурившись, смотрел на гостя. — С чем пожаловал?
— Да просто, мимо проезжал, вот решил поинтересоваться, не прокис ты тут уже? Пора на службу возвращаться, Христофор Антонович, нечего штаны просиживать. — Воронцов хохотнул и протянул бумагу. — Помилование и возвращение всех званий и достоинств. Ты вот тут в дыре этой живешь и не знаешь, что нет больше с нами Елизаветы Петровны, а Петр Федорович, решил тебя снова к делу пристроить. Вот так-то.
— К какому делу? — Миних сел на табурет, с которого не так давно поднялся, не прикасаясь к протянутым ему бумагам.
— Я точно не знаю, но вроде бы Петр Федорович хочет немного землицы прикупить в Новом свете у испанца.
— Не продаст, — покачал головой Миних.
— Ну, тут от цены все будет зависеть, на самом деле. В любом случае, это не наше с тобой дело, во сколько Петру Федоровичу землица та обойдется. Нам с тобой нужно будет там порты хорошие построить, форты укрепленные, местных туземцев обласкать, чтобы они никуда не сдернули и постепенно подданными Российской империи стали. Жарко там будет. Британцы, воинственные дикари, да и колонисты не простые, много каторжников: лихих людей и воров. Так что, ежели не справишься, то лучше сразу скажи, чтобы зря не баламутиться.
— Казаки нужны, а еще, тех же каторжников можно привлечь. Не всех сподряд, естественно, но, я тут со многими общался, кое-кого можно, да. — Мозг Миниха тут же включился в работу, начиная просчитывать варианты.
— А вот сейчас узнаю Христофора Антоновича, — Воронцов хлопнул себя по ляжкам. — Чаем-то хоть напоишь, али так поедем, не жрамши?
— Матвей, давай сюда еду, а сам собирайся, мы в Петербург возвращаемся, — крикнул Миних, а Матвей с чувством перекрестился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну, слава тебе Господи, услышал ты наши молитвы. А то уж думал, что помирать здесь придется, — и слуга принялся накрывать на стол, одновременно пытаясь засунуть в раскрытый сундук все немногочисленные вещи, которые Миниху разрешили взять с собой в ссылку.
* * *
Я тщательно изучал Вестминстерский договор. Параллельно я изучал бумаги, прихваченные с собой из бывшей штаб-квартиры Голландской Ост-Индийской компании. Мне нужны были факты нарушения этого поганого договора, который обдирал Голландию как липку, но и то немногое, что англичане обещали соблюдать, они как обычно послали лесом. Вот же суки, — я даже восхитился их просто непробиваемой наглостью. Вообще, складывалось такое ощущение, что никакие договоры для них ни черта не значат. Вроде того, что вы нам по договору должны все отдать, и не рыпаться, а мы вовсе не обязаны вас не грабить, не нападать на другие ваши форты и поселения, и так далее по списку. Ничего, на каждый хитрозакрученный болт, обязательно винт с левой резьбой найдется.
Я отложил бумаги. В общем-то, того, что я уже нашел, хватит для того, чтобы пустить этот договор по назначению, а именно — подтереться им. И начать можно с того, что британские корольки от имени Карла II обещали стать ревностными католиками. М-м-м, по-моему, кто-то кого-то напарил. И это только первая строчка договора.
Так, надо отдать это юристам, пусть красиво оформят. Я же не варвар какой, и ревностный христианин, в отличие от некоторых. Мне, чтобы без объявления войны напасть на кого-то, хоть какие-то обоснования нужны. Вроде как не иди бить ближнего своего, совсем уж без причины.
Все это мне нужно было только для одного — вернуть Нью-Йорк под сень родной Ост-Индийской компании, а затем плавно передать Российской империи за символичный один талер.
Я потер переносицу. Что-то глаза устали, все-таки почти шесть часов кряду за этими бумагами провел. И все это при том, что я не хотел лезть в Америку. Можно как угодно говорить, что они меня вынудили, но на самом деле, я просто хочу отомстить. Жестко, по крупному. Чтобы Англия надолго, если не навсегда превратилась в захудалое королевство, которое не то что владычицей морей больше не будет, а в принципе перестанет играть хоть какую-то заметную роль.
Что касается остальных — пусть помогут мне Европу перекроить, а я так и быть, французским революционерам с удовольствием помогу. Всем, чем могу, деньгами, оружием. Парочку идиологов им пришлю. А то Дидро вон как разожрался на казенных харчах, и даже никакой богемы ему не надо, гад такой. пинками заставил родить нечто революционное и славно бьющее по мозгам, особенно мозгам неокрепшим, полных юношеского максимализма, как, например, у Гейтса. Он и в более зрелом возрасте на всю эту херню про свободу и равенство повелся, что уж про сейчас говорить? Пускай среди колонистов проповедует. А то, ждать, пока малолетний Вашингтон вырастит до хотя бы осознанного состояния — мне некогда, мне хаос в одной конкретной стране нужен. Желательно контролируемый. Недаром же с Воронцовым и Минихом, если он согласится, отправятся целые отряды из Тайной канцелярии. Вроде бы налаживать на новых землях свои подразделения, ну, заодно и хаос контролировать. Мексику заодно подогреть. Там и подогревать-то особо не надо никого, так немного подтолкнуть, благо деньги теперь у нас будут. Не в невменяемых количествах, конечно, но на то, чем эти товарищи чуть позже у нас начали бы шатать, хватит.
Дверь приоткрылась и заглянул Турок.
— Заходи, — кивнул я ему. — Ну что, Бестужев справился с карманным бунтом?
— Нет, не справился, — Турок, улыбнувшись, покачал головой. — Его и всех его подельников Андрей Иванович уже взял, теперь душу отводит. — Я хохотнул. Мне не удалось все-таки удержать Ушакова. Он на полном серьезе заявил мне, что его долг состоит в том, чтобы охранять меня и Отечество от всяких там, и ускакал, я даже пискнуть не успел.
— Тебе-то поди досталось, — я потянулся. Пожалуй, сегодня хватит работать.