Читать интересную книгу С первого взгляда - Галина Романова

Какие-то грязные воротнички у рубашек. Дырочки на носках, подгоревшие завтраки. Сбежавший на плиту кофе.

Господи! Это же на самом деле ничего не стоило. Это не стоило помнить, не стоило ставить ей в вину. Все было настолько никчемным и глупым, что она не выдержала. Первый раз за минувшие полгода не выдержала и спросила:

– Ты ищешь причину для ссоры, Денис?

А в голове металось: он ищет причину для того, чтобы уйти, идиотка. Молчи, не скажи лишнего. Молчи и терпи.

– Я не люблю ссориться! Ты знаешь!

Он тяжело вздымал голой грудью, стоя перед ней в одних трусах. Лицо побелело, глаза сузились. Высокий, поджарый и очень сердитый. Но оттого не менее желанный.

Господи, да он, наверное, никогда не был ей так желанен, как теперь. Ей очень захотелось дотронуться до него. Провести ладонью по животу, груди, плечам, прикоснуться к щеке, губам. Захотелось почувствовать, что он еще рядом, что он еще ее любит и он здесь, и не ушел никуда. И может быть, не уйдет, невзирая на неуемное его стремление скомкать их субботнее утро.

Он отпрянул от ее руки и двинулся к двери. Она тут же перепугалась, что он сейчас уйдет и больше не вернется. Ринулась следом. Обхватила за плечи, прижалась к его спине и зашептала, зашептала:

– Денис, милый, ну не обижайся на меня! Прости, родной мой, прости, если я что-то сделала не так! Только не уходи. Я все сделаю, как ты захочешь! Я стану послушной, покорной, какой ты еще хочешь, чтобы я стала? Только не уходи!

Он приостановился лишь на мгновение. Потом небрежным, именно небрежным движением сбросил ее руки с себя и вышел, громко хлопнув дверью. Пяти минут ему хватило на то, чтобы одеться и выйти из квартиры.

Она стояла у окна и наблюдала за тем, как он идет к машине, слава богу, без вещей. Как садится в нее, ни разу не подняв головы вверх. Туда, откуда она на него смотрела. Как отъезжает, резко стартанув с места и разбрызгав лужи.

Куда он поехал? К той женщине, родившей ему дочь? Или к дочери? Это, по мнению Саши, было не одно и то же. Это не стоило объединять. Это разное и…

Господи! О чем она думает, что придумывает для себя, какое утешение?!

Он уехал сейчас от нее! Все равно куда, но от нее! Ему противен сам факт совместного существования рядом. Противны ее руки, слова.

Какие-то грязные воротнички вспомнил, которые она не отстирывала в первые месяцы их супружества. Дырку на носке, оконфузившую его, когда он разулся где-то в гостях. А что это, собственно, за люди, заставившие разуваться своих гостей? Их стоило упрекать, а не ее.

Кофе, что убежал на плиту. Так она ту пристывшую кофейную корочку и мыла сама. Пускай через три дня – об этом тоже напомнили, – но сама же.

Все глупо, мелко и ничтожно. Как сама жизнь, на которую она себя обрекла, узнав о его секрете. Не надо было молчать в тот день, наверное. Надо было просто поговорить. И решить хоть что-то. Как им дальше жить, к примеру.

Может, Денис этого и ждал? Может, это он сам подбросил ту фотографию, будто бы нечаянно оставленную им в кармане брюк?

А ведь не мог он оставить фотографию дочери там, не так ли? И он знал, что Саша всегда проверяет карманы перед стиркой. Не поэтому ли оставил? Затаился и стал ждать, что последует после ее находки.

А она трусливо промолчала. И он молчал. Молчал и ждал. Неизвестно, насколько бы хватило ее, его – на полгода. Сегодня он взорвался от простого на первый взгляд вопроса.

Что она спросила? Спросила, почему это список автомобилей «Форд» оказался таким усеченным? Она просмотрела его, уже начала обзванивать владельцев с тем, чтобы задать им интересующий их с Мариным вопрос, как тут же наткнулась на такой номер автомобиля с нужной комбинацией цифр, из тех, что она запомнила. И где наткнулась-то? Возле института, который возглавлял ее благоверный.

– Ты что, эту машинку не видел, что ли? – полушутя упрекнула она его.

И вот тут-то и началось. Он взорвался, завелся, захлебнулся негодованием моментально. И не обязан он видеть и запоминать какие-то машины. И список он тот не удосужился просмотреть, есть или нет там та машина, что была припаркована возле института. И не его это дело вообще: вытаскивать из дерьма ее любимого друга – Антона Марина. Она бы лучше мужу побольше времени уделяла, чем…

– Так я и уделяю. Заехала вот вчера за тобой, хотела пригласить поужинать где-нибудь, а муж оказался занятым. – Она все еще пыталась улыбаться и как-то сгладить, как-то удержать в руках тот худой мир, что лучше доброй ссоры.

– Все шпионишь и шпионишь! Все в игры играешь свои дурацкие!!!

Он нес вздор. И, кажется, сам это понимал, но остановиться уже не мог. А потом ушел. Правильнее, уехал. А она стояла теперь, упираясь лбом в залитое дождем окно, и ревела белугой.

Все она понимала, не дурочка. Денису нужен был повод для скандала. Нужно было удрать в субботу из дома. Может, дочке пообещал сводить ее в цирк. Может, той женщине что-то обещал. И еще она понимала, что что-то с той машиной на парковке возле института не так. Как-то совсем неправильно она не была упомянута в том самом списке, который взялся для нее добыть через своего знакомого Денис. И кажется, она понимала, почему.

И сейчас ей до зуда в ладонях захотелось почувствовать шероховатость оплетки руля собственной машины. Захотелось сжать ее, с силой вдавить педаль газа в пол и лететь потом на запретной скорости, но не за Денисом – нет, а к институту, который он возглавлял. Захотелось рассмотреть получше тот самый «Форд», который будто бы забыл включить в список друг Дениса.

Забыл или как?!

Захотелось дождаться хозяина этой машины и задать ему вопрос. Один-единственный и прямо в лоб: был он или не был тем роковым вечером на парковке загородного дома? И если да, то зачем? Что ему там понадобилось? И…

Ему или ей придется задавать вопросы?!

И Саша бы непременно поехала к институту, и возле чужой машины несла бы вахту, невзирая на погодные условия. Но – первое – сегодня была суббота, институт не работал. Второе – она боялась.

Да, боялась, и что! Она имела право на страх, хотя он и был трусливее трусливого, был мелким и где-то даже пакостным. Он запирал ее душу, не давая простора ни одному порыву, он перекраивал ее жизнь, он заставлял жить с оглядкой. И оглядываться в последнее время приходилось все чаще и чаще.

Саша оттолкнулась от подоконника, пошла из спальни. Зашла в гостиную.

Ага! Саквояж кожаный Денис все-таки достал с антресолей. Когда успел? Может, с вечера готовился? Да, видимо, так. Достал саквояж, решив уйти. Но вечер пятницы не расположил.

Он вернулся поздно. Саша уже давно дремала в кресле, свесив ноги с подлокотника.

– Милый, ты? – спросила сквозь дрему.

– Я, – ответил он коротко, заглянул в гостиную, пробормотал с непонятной завистью: – Ух ты, как тут у тебя уютно!

У нее что-то вполголоса бормотало по телику, метался искусственным пламенем камин, торшер горел в углу, отбрасывая нежно-розовый отсвет на паркет. На столике перед креслом, в котором она дремала, кофейник, правда, с остывшим к тому времени кофе, имбирное печенье с орехами. К печенью она тоже не притронулась, на ночь вредно. Для него поставила, а он задерживался.

– Кофе подогреть? – спросила Саша и потянулась, вытягивая длинные ноги в домашних бархатных брюках.

Он что-то пробурчал в ответ. Вопроса она повторять не стала. Он не повторил просьбы, если она и содержалась в его неразборчивом бурчании. Чем-то гремел, скрипел в прихожей. Наверное, как раз и доставал свой любимый саквояж, решив уйти раз и навсегда.

Потом что-то помешало. Саквояж остался на ночь без вещей. Утром Денис торопился. Было очень заметно, что он торопится. В спешке скандалил, в спешке покидал супружескую спальню. Брился, умывался, одевался все так же торопливо, на бегу.

Где же тут вещи собирать! Этот процесс требует основательного подхода. Нельзя было ничего забыть в этом доме, чтобы не возвращаться. Нельзя было взять с собой ничего лишнего. Ничего, способного разбудить воспоминания. Они должны были остаться в этом доме. Должны были остаться в старой жизни со старой женой.

А она старая, да?

Саша как раз добрела до ванной комнаты. Подошла к зеркалу над раковиной, пододвинула лицо к нему почти вплотную. Нет, морщин не было. Никаких носогубных складок, гусиных лапок в уголках глаз. Ничего, намекающего на возраст. Кроме разве что потухшего взгляда.

Марин далеко не такой, каким его постоянно рисует Денис. Он один из всех заметил перемены в подружке. И обеспокоился. Она пока не позволяла ему влезать в свои проблемы. Считала, что незачем.

Помочь не мог. Советы давать она сама мастер. Просто посидеть и послушать ее бабий скулеж? Мог бы, конечно. А ну как он зевать станет, что тогда? Она рассердится на него и выставит вон. И обиду затаит, хотя он и ни при чем. Он тоже не поймет, что почем. И станут они обходить друг друга, если не за версту, то не очень близко.

А Марин…

А Марин ведь, по сути, единственный, кто остался рядом с ней сейчас. Или она с ним, черт его знает.