– Да, ничего... – сказал Лаевский, потирая руки. – Кланяйтесь.
Фон Корен не знал, что еще можно и нужно сказать, а раньше, когда входил, то думал, что скажет очень много хорошего, теплого и значительного. Он молча пожал руки Лаевскому и его жене и вышел от них с тяжелым чувством.
– Какие люди! – говорил дьякон вполголоса, идя сзади. – Боже мой, какие люди! Воистину десница божия насадила виноград сей! Господи, господи! Один победил тысячи, а другой тьмы. Николай Васильич, – сказал он восторженно, – знайте, что сегодня вы победили величайшего из врагов человеческих – гордость!
– Полно, дьякон! Какие мы с ним победители? Победители орлами смотрят, а он жалок, робок, забит, кланяется, как китайский болванчик, а мне... мне грустно.
Сзади послышались шаги. Это догонял Лаевский, чтобы проводить. На пристани стоял денщик с двумя чемоданами, а несколько поодаль – четыре гребца.
– Однако подувает... бррр! – сказал Самойленко. – В море, должно быть, теперь штормяга – ой, ой! Не в пору ты едешь, Коля.
– Я не боюсь морской болезни.
– Не в том... Не опрокинули бы тебя эти дураки. Следовало бы на агентской шлюпке доехать. Где агентская шлюпка? – крикнул он гребцам.
– Ушла, ваше превосходительство.
– А таможенная?
– Тоже ушла.
– Отчего же не доложили? – рассердился Самойленко. – Остолопы!
– Все равно, не волнуйся... – сказал фон Корен. – Ну, прощай. Храни вас бог.
Самойленко обнял фон Корена и перекрестил его три раза.
– Не забывай же, Коля... Пиши... Будущей весной ждать будем.
– Прощайте, дьякон, – сказал фон Корен, пожимая дьякону руку. – Спасибо вам за компанию и за хорошие разговоры. Насчет экспедиции подумайте.
– Да, господи, хоть на край света! – засмеялся дьякон. – Разве я против?
Фон Корен узнал в потемках Лаевского и молча протянул ему руку. Гребцы уже стояли внизу и придерживали лодку, которая билась о сваи, хотя мол загораживал ее от большой зыби. Фон Корен спустился по трапу, прыгнул в лодку и сел у руля.
– Пиши! – крикнул ему Самойленко. – Здоровье береги!
«Никто не знает настоящей правды», – думал Лаевский, поднимая воротник своего пальто и засовывая руки в рукава.
Лодка бойко обогнула пристань и вышла на простор. Она исчезла в волнах, но тотчас же из глубокой ямы скользнула на высокий холм, так что можно было различить и людей и даже весла. Лодка прошла сажени три, и ее отбросило назад сажени на две.
– Пиши! – крикнул Самойленко. – Понесла тебя нелегкая в такую погоду!
«Да, никто не знает настоящей правды...» – думал Лаевский, с тоскою глядя на беспокойное темное море.
«Лодку бросает назад, – думал он, – делает она два шага вперед и шаг назад, но гребцы упрямы, машут неутомимо веслами и не боятся высоких волн. Лодка идет все вперед и вперед, вот уже ее и не видно, а пройдет с полчаса, и гребцы ясно увидят пароходные огни, а через час будут уже у пароходного трапа. Так и в жизни... В поисках за правдой люди делают два шага вперед, шаг назад. Страдания, ошибки и скука жизни бросают их назад, но жажда правды и упрямая воля гонят вперед и вперед. И кто знает? Быть может, доплывут до настоящей правды...»
– Проща-а-ай! – крикнул Самойленко.
– Не видать и не слыхать, – сказал дьякон. – Счастливой дороги!
Стал накрапывать дождь.
1891
Примечания
1
Женщина (франц.).
2
Прощайте! (франц.)
3
Военною силою (лат.).
4
Вильфранш (франц.) – небольшой город во Франции.