сталактитами и куча голодных гусениц, которые копились здесь для прорыва.
— Зря вы здесь собрались, — хмыкнул я, забрасывая их слаймами, используя их, как натуральные снежки. — Жрать вам с той стороны нечего.
В итоге, ещё через час я нашёл с помощью Шнырьки кристалл, разломал его, подсобрал желеек и вышел обратно. На этот раз прикосновение сработало. Минус пятый этаж система признала безопасным и разблокировала.
На шестом этаже было идентично. Там открылось сразу три Разлома. Когда я спустился на этот уровень, меня ждали интересные тварюшки — что-то похожее на летучих мышей, которые летали и кидались молниями. А их противниками, на данный момент, мёртвыми, были очередная разновидность жуков, которая могла бы быть серьёзной угрозой для человека или даже для других тварей, но которые, к их сожалению, не умели летать. Летучие мышки просто расхерачивали их молниями.
Я сказал, что на этом этаже было три Разлома? Да, их было действительно три. Вот только мышки и жуки смогли проковырять дверцу камер, чтобы зарубиться в коридоре. А третий Разлом оказался всего-навсего красным. В нём жили разломные коровы, королевскую ферму которых я когда-то разрушил. И жалел с тех пор. Мясо у них было действительно вкусным. А какое целебное молоко! Поэтому я сделал ход конём — закрыл Разлом с мышами и жуками, а с коровками пришлось повозиться. Система Архитекторов не хотела отключать блокировку, считая, что угроза все еще существует. Пришлось вспомнить всё, что я помнил о зданиях Архитекторов и их безопасности.
Я убрал защиту, полоснув себя клинком по ладони и накапав кровь на датчик. Красный свет сменился на белый, на мигающий белый. Да, да, это была своего рода экстренная эвакуация на живую кровь. Защита действовала именно так. Она открывала ворота, отключала на время защиту, но через некоторое время снова включала. Интересно, знали ли об этом Галактионовы? Ведь это знание было достаточно секретным.
Итак, мне предстоит попасть на минус седьмой уровень, куда Шнырьке уже хода нет.
Когда открылась дверь седьмого уровня, я был готов к чему угодно, но только не к здоровенному голому мужику, который спал на грязном матрасе посреди коридора. Лифт Архитектора открывался и закрывался очень бесшумно, при этом спящий толстяк вряд ли мог что-то услышать, Скорее всего, он мог почувствовать, потому что дверь ещё не успела до конца открыться, а в лифт просунулась большая жирная рука, которая попыталась схватить меня за грудки.
Я отмахнулся, двинув по ней, напитав силой. В принципе, мой удар ломал кости Одарённым до уровня Мастера, включительно, но рука этого жирдяя не сломалась. Дверь открылась шире, и с криком «Мясо!» он попытался запихнуть внутрь вторую руку. Лифт был, конечно, грузовой, но драться в нём мне совсем не хотелось. Убивать этого идиота я тоже пока не хотел. Мне сперва нужно разобраться, что здесь происходит. Поэтому, проведя несколько ударов в область живота, я смог немного отодвинуть эту массу. Навредил ли ему как-то? Это вряд ли.
Зато я смог протиснуться в коридор и быстро пробежать вперёд. Мне предстала следующая картина. По открытым дверям было видно, что примерно тридцать процентов этого этажа были изначально пустые камеры, потому что двери были открыты аккуратно, и стояли в защёлках. А вот остальные двери были выломаны. Похоже, что здесь годами, а может и десятилетиями, происходила самая настоящая Смертельная Битва. Не знаю, вылез ли этот толстяк первым или кто-то, на свою голову, залез к нему в камеру — но однозначно все на этом этаже погибли, кроме этого чувака.
— Кто ты такой, Жиртрест? — уточнил я.
Жиртрест оказался умнее, чем я думал. Ну, точнее это он так думал, потому что, находясь в лифте, его жирные палочки-сардельки начали тыкать по кнопкам, пытаясь свалить наверх.
— Конечная, тупица! Поезд дальше не идёт, — насмешливо крикнул я.
Ну да, откуда ему знать, что каждый заключённый, получивший такой статус, проходит идентификацию в тюрьме. На него, в принципе, не может работать ничего из систем тюрьмы, причём, это было пожизненно. Если их выпускали, то управлять этими системами тюрьмы всё равно они не могли. Хотя, кому это может быть нужно? Вряд ли бывший заключённый мог стать охранником. Но если он становился клиентом тюрьмы Архитекторов, то это было на всю жизнь.
Я это точно знал, потому что в прошлом мире, после определённой… гхм… душевной травмы, чтобы прочистить мозги, я добровольно пошёл тестером в их тюрьму. Причём, не такую детскую, нет — там конструктором была одна из величайших умов Архитекторов. Звали ее Полина. И как часто это бывает, она была немного безумна. Да ладно, что приукрашивать — она была, капец, какой безумной. Но зато из-под её руки получались самые величайшие творения. Причём, та тюрьма, которую она создала, была тюрьмой в один конец.
В прошлом мире существовало намного больше бессмертных тварей, но всё было устроено так, что либо они сходили с ума, либо всё-таки умирали — хитрая система, которую я решил проверить на себе. Да, сначала было непросто, но потом я привык. Зато отлично выспался, помедитировал, да и вообще, отдохнул. Через год оттуда вышел новый Сандр, со спокойной душой и чистой совестью.
Ну вот, к чему это я всё вспомнил — потому что Жиртрест отсюда может выбраться только в одном случае. А не, ни в одном случае он отсюда выбраться не сможет, даже если он меня убьёт. На мой хладный труп кнопки не отреагируют.
— Я Заратас! — сказал он. — Я убил больше людей, чем ты видел в своей жизни, жалкий щенок. Убивал я и самых сильных Одарённых. Убил всех тварей, что здесь содержались. И сожрал их! Теперь я убью тебя! И сожру!
Ясно, что-либо узнать не получится — кукуха у него явно поехала. Эта гора плоти медленно ринулась на меня.
Я сделал пару шагов вперёд и оказался чуть впереди от открытой камеры.
Жиртрест, видимо, соскучился по общению. Он не побежал вперёд, он медленно шёл и что-то бубнил себе под нос.
— Мне понадобилось пять лет, чтобы выбраться из своей камеры. После этого я открыл остальные и поубивал всех, кто там находился.
— Так себе решение, — сказал я. — Хоть бы собеседника себе оставил для поболтать.
— Я их всех сожрал, одного за другим, и их сила перешла ко мне.
Такое ощущение, что он меня, вообще, не слушал, бубня что-то своё.
— И это ты, конечно, зря сделал, — прокомментировал я.