— Доброе утро, Двэйн.
— Не так чтобы особо доброе, мисс Кармель, — хмуро отозвался он.
— Что-то стряслось?
— Да вот, нашёл щенка у ворот — кто-то насмерть забил.
Он протянул мне сверток, и я вдруг поняла, кого там увижу. Мне вовсе не хотелось на это смотреть. Я вспомнила смешного ушастого щенка, который забрался ко мне ночью, его теплое тельце и сопение. Сегодня я его ещё не видела. Сердце сжалось от неприятного предчувствия. Я с трудом заставила себя перевести глаза на страшную находку. Это был не он. Там лежал незнакомый черный комок с белыми пятнышками на кончиках лап, похожий на бродячего. Кто-то размозжил ему голову.
— Кто же мог такое сделать, Двэйн?
— Да небось всё тот же! — горько сплюнул тот.
— Что вы имеете в виду? Это не в первый раз?
— Какое там в первый! Что ни неделя, нахожу то котёнка, то птицу какую, то вот теперь этого… И нет чтоб просто убить, всякий-то раз мразь измывается!
Я снова взглянула на зажмуренные веки несчастного животного… Кажется, я догадываюсь, кто это может быть.
На душе тут же стало липко и гадко, будто и туда протянул свои щупальца вездесущий белёсый туман.
— Куда вы его несёте?
— Да закопать хоть надо по-человечески.
Я посторонилась, и Двэйн продолжил путь, сокрушенно качая головой и бормоча что-то себе под нос. Сделав в саду то, что намеревалась, я вернулась в замок. По пути снова заглянула в кухню и попросила у Симоны лимон и колотого льда.
— Коктейлем с утра пораньше балуетесь? — неуверенно хохотнула она.
— Не совсем.
Губы ей явно жгло любопытство, но приставать с расспросами она не стала. Ситуация была бы прямо противоположной, окажись рядом Иветта.
Я поднялась к себе, насыпала лёд в чашку и погрузила в него пару долек лимона.
Порывшись в сумочке, извлекла оттуда серёжку Матильды и ещё раз внимательно осмотрела. Скромный серебряный шарик с крошечными вкраплениями аметистов. Разглядывая его, я вдруг пораженно замерла: то, что я прежде приняла за узор, больше походило на рисунок… или, вернее, знак: цветок с четырьмя узкими загнутыми на одну сторону лепестками, заключенный в огненный круг.
Я мысленно пролистала все известные мне книги по рунистике, но не смогла припомнить, чтобы видела его прежде. И всё же моим глазам предстал некий символ, а не простые завитки.
— Кто же подарил их тебе, Матильда? — вслух спросила я и вздохнула.
Сережка не ответила, как и положено вещи.
Тогда я открыла свою шкатулку, где хранилось простенькое серебряное колечко с отверстием на том месте, где полагалось быть камешку, и дешёвая агатовая брошка. Подцепив кольцо, я положила его на ладонь, а рядом пристроила найденную серёжку. Сжала пальцы и вскоре почувствовала, как внутри что-то зашевелилось, сгладилось, потеряло форму, а потом снова её приобрело.
Я, конечно, не ювелир, да и аметистов для второй серёжки у меня не было, но всё же результат оказался вполне приличным. Через пару минут у меня на ладони лежали уже две сережки: одна подлинная, а вторая — копия, немного грубая, но, если не присматриваться, вполне может сойти за оригинал. Аметисты пришлось поделить поровну, так что теперь в каждой серёжке красовались камешки вдвое меньше изначальных. Но, в общем и целом, я осталась довольна результатом.
Протерев обе серёжки лавандовой водой, я извлекла из дорожного швейного набора толстую иголку и поставила её на свечку — греться. К этому моменту лимонные дольки уже достаточно охладились.
Этим способом пользовались девочки в интернате, но сама я раньше никогда не пробовала. Быстро прижав заледеневшую дольку к обратной стороне уха, я подхватила иголку салфеткой, чтобы не обжечься, и тут же проткнула раскаленным кончиком мочку. Следом, не мешкая, вставила в отверстие серьгу и с тихим щелчком закрыла застёжку. То же самое проделала и со вторым ухом. Потом снова протёрла их лавандовой водой. Уши горели так, что жар передался щекам. Но мне стало легче — так, будто это поможет отыскать Матильду.
Я убрала швейный набор, шкатулку и вылила растаявший лед за окно. Напоследок глянула в зеркало: мочки ушей пламенели, но серёжки странным образом мне шли. Кажется, даже глаза стали ярче.
ГЛАВА 14
Прежде чем направиться в классную комнату в восточном крыле, я постучала в ещё одну дверь.
— Войдите, — раздался звонкий голосок.
Стоило мне переступить порог, как маленький желтый ураган, сплошь состоящий из оборок, кинулся ко мне, обвил ручками и прижался к подолу.
— Мне тоже можно, да? Маменька разрешила? — выпалила леди Эрселла, глядя на меня снизу вверх.
Моё сердце дрогнуло при виде надежды, вспыхнувшей в её глазах.
— К сожалению, нет, миледи. Совместные занятия придётся временно прервать.
Личико тут же расстроенно сжалось.
— И вы никак не можете её уговорить? Даю слово, это больше не повторится…
— Я знаю, — ласково ответила я. — И обещаю что-нибудь придумать. А пока держите-ка, это вам.
— Что это?
Девочка озадаченно покрутила в руках сухую ветку боярышника, которую я отломила этим утром в саду. Ветвь отмерла, едва завязавшиеся почки засохли. Я обломала мелкие сучки и для пущей привлекательности обвязала её розовой атласной лентой.
— О, миледи, неужели вы не узнаёте? — притворно вскинула брови я. — Это же волшебная палочка!
— Разве? — моя подопечная неуверенно провела пальчиками по гладкому вишнево-бурому побегу. — А так не похожа…
Я вздохнула: какие нынче недоверчивые дети.
— Неужто вы не знаете, что боярышник — одно из трёх священных растений древесных фей?
— А какие остальные?
— Дуб и осина. И, если вы когда-нибудь увидите все три растущие рядом, знайте, что где-то неподалеку бродят феи.
— И их даже можно увидеть?
— Конечно, — серьёзно кивнула я, — в канун Дня Всех Святых или костров святого Иоанна. Но не советую вам пытаться это сделать.
— Почему?
— Это очень опасно: в эти дни феи могут забрать вас к себе. Но по отдельности эти растения приносят пользу. Вот, например, боярышник защитит вас от злых духов и колдовства. И волшебные палочки из него получаются самыми действенными.
На этот раз леди Эрселла взглянула на прутик с большим уважением.
— А как она работает?
Я огляделась вокруг. Надо сказать, комната моей ученицы была обставлена, как у принцессы. Повсюду витиеватая лепнина, позолота и миниатюрная мебель, повторяющая обстановку взрослых комнат: комод из розового дерева — такой, чтобы маленькой хозяйке не пришлось вставать на цыпочки, выдвигая ящики; столик на широкой ножке в виде когтистой лапы; пышная кроватка под балдахином, застеленная бархатным покрывалом глубокого изумрудного оттенка и почти теряющаяся под ворохом подушечек. На них штабелями лежало десятка два дорогих фарфоровых кукол, уставившихся глазами из цветного кварца в потолок. В светлом углу, у окна, помещалась высокая клетка с покатыми золочеными прутьями. Внутри роились огромные экзотические бабочки. И, как венец всего этого, на полу у стены стоял большой игрушечный замок. Каждая деталь была выточена подробнейшим образом, шпиль увенчан флюгером с драконом, имелся даже подъёмный мост.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});