– Какое солнце! – сказала я. – Очень бодрит, правда?
– Свет, который ты ощущаешь сейчас, представляет собой ту жизнь, что некоторое время назад окончательно погибла для ее источника. Когда ты теряешь зуб или состригаешь волосы, эти частицы тела навечно становятся для тебя мертвыми. Разве солнце изменилось после этого? Разве ты чувствуешь какую-то разницу, когда состриженные волосы падают на пол?
– Нет, все остается прежним.
– Недавно ты предлагала мне поговорить о смерти, а для этой темы подходит любое время. Когда дух отделяется от тела, происходит то же самое – последняя жертва. Подобно солнцу, дух продолжает излучать свет и силу, он просто выбирает иной внешний облик. Вот и все, в этом и заключается смерть, понимаешь?
В вышине порхали и стремительно кружились пестрые птицы. Они держались на расстоянии, но продолжали оставаться в поле видимости.
– Понимаю, Агнес.
– Нет, ты не понимаешь, иначе никогда не боялась бы смерти.
– Хорошо. Я очень хотела бы это понять, – сказала я. Агнес повернулась ко мне и рассмеялась.
– Если бы ты понимала суть смерти, то была бы по-нас тоящему счастливой. Ты радовалась бы каждому человеку, всему, что видишь. Ты смотришь на полет чудесных птиц, и это делает тебя счастливой. Но что бы ты чувствовала, если бы на их месте оказались сеющие смерть бомбардировщики? Тебе это вряд ли понравилось бы. Однако скажу тебе честно, если бы сейчас над нами появились бомбардировщики, я испытывала бы такое же счастье, какое чувствуешь сейчасты, когда смотришь на эти крылатые создания.
– Агнес но это безумие!
– Нет, на самом деле безумна ты, потому что постоянно цепляешься за все вокруг, и в особенности за собственные страхи. Если бы ты понимала жизнь, то не чувствовала бы себя так скверно, теряя ее. Представь, что ты потеряла отца или свою собаку – Пышечка,* так ее зовут?
– Да.
– Впрочем, неважно. Все они – твои привязанности, но ты отказываешься понимать и это. Твои дети, твоя собака, машина, дом, платья и вещи – лишь состриженные ногти. Сущность жизни и любви невозможно потерять, потому что они – это ты.
Теперь щебечущие, чирикающие птицы парили прямо над нами, в каких-то пяти метрах над землей. Я не могла понять непоколебимой способности Агнес испытывать ликование перед лицом внезапной гибели, но чувствовала себя сейчас в какой-то очень тесной связи с землей. Окружающий пейзаж – покатые холмы с крошечными рощицами высоких деревьев под куполом ослепительно голубого неба – вызывал у меня восхищение. Грязная дорога, на которую мы вступили в начале пути, теперь петляла среди холмов мягкими изгибами. Мы с Агнес устало шли еще около получаса, после чего она предложила мне сделать остановку и передохнуть.
Мы улеглись в высокую траву у обочины; трава была спутана клубками, напоминающими самодельноегнездо. Агнес дала мне напиться из тыквы. Я сделала несколько глотков воды, протянула ей флягу, и в этот миг мне на палец опустилась желтая бабочка. Она не улетела даже после того, как Агнес забрала у меня флягу. Я подняла указательный палец к солнечному свету, рассматривая яркие крылышки цвета сливочного масла. Мне захотелось поцеловать бабочку, но тут она взлетела. Я следила за тем, как она парит и порхает в воздухе. По какой-то причине это существо вызвало в моей голове картину волнообразного дыхания океана, которая сменилась образом скачущих по степи лошадей.
Агнес наблюдала за выражением моего лица. В течение нескольких секунд она пристально всматривалась в меня, а затем сказала:
– Сегодня у тебя особенный день.
– Особенный?
– Ты можешь кое-чему научиться. Как знать…
– Я каждый день стараюсь чему-то научиться, – с оттенком негодования заявила я.
Агнес рассмеялась.
– Разве не так? – настаивала я.
Эти слова заставили ее расхохотаться по-настоящему, так, что на глаза навернулись слезы.
– Линн, Лини, перестань! Ты слишком возмущена. Учиться чему-нибудь не так важно, как тебе кажется. – Она смахнула с лица слезинки, но продолжала сидеть с улыбкой до ушей. Попытавшись заговорить, она снова прыснула со смеху:
– Важно не учиться, а знать.
– Не понимаю, как можно что-то знать, если сначала этому не научиться.
– Хорошее соображение, – откликнулась она.
Не знаю, как ей это удалось, но Агнес полностью испортила мне настроение. Я вновь окинула взглядом окружающий ландшафт, но теперь словно смотрела на него совсем другими глазами.
– Научи-ка меня чему-нибудь, – предложила Агнес. – Я стараюсь каждый день узнавать что-нибудь новое, не важно от кого. Я серьезно, Линн. Научи меня.
Она произнесла это так искренне, с таким жаром, что я ей поверила.
– Ладно, что ты хотела бы узнать, Агнес?
– Что-нибудь из того, что знаешь ты.
Агнес уже давно не играла со мной в подобные «кошки-мышки», и я немедленно решила рассказать ей нечто захватывающее. Я напрягала память, пытаясь отыскать в ней нечто такое, что не известно Агнес, но так и не смогла ничего придумать. Я знала, как нужно смешивать сухой мартини, но такой рассказ прозвучал бы просто глупо. Я знала, как приготовить потрясающее блюдо, тушенную в белом вине рыбу, но это казалось просто неуместным. Я была искусной наездницей, но в этом вопросе Агнес заставила бы меня чувствовать себя пустой хвастуньей. Я видела, как она вытворяет в седле настоящие чудеса, и понимала, что мне никогда не удастся их повторить.
– Я жду, – напомнила Агнес.
– Мне нужно подумать.
– Хватит думать. Временами это просто пустая трата времени. Вот что я тебе скажу: в ближайшие дни ты на время станешь наставником, а я – ученицей.
– Не думаю, что мне этого хочется, Агнес.
– Не говори глупостей. Я – ученица и надеюсь услышать от своего великого учителя Линн какой-нибудь мудрый совет. Я готова слопать любые крохи, которые ты захочешь бросить этому ненасытному разуму.
– Ты действительно хочешь быть моей ученицей, Агнес?
– Разумеется.
– И потом ты не станешь злиться на меня?
– Ты же сама знаешь, что нет.
– Что ж, это может быть довольно весело. Давай попробуем.
– Отлично! Пошли. Кстати, куда мы идем?
– Прогуляться.
На протяжении следующих четырех дней наш привычный распорядок полностью изменился. Я рассказывала Агнес все, что, по моим представлениям, было известно мне и о чем она не имела представления. Я говорила о Тибетской Книге Мертвых и об арабских скакунах, чья родословная берет начало в Египте. Следует признать, что она была прилежной ученицей. Агнес делала записи, неукоснительно отмечала в них все, о чем я рассказывала, и подвергала меня непрерывному граду вопросов. Она никогда не жаловалась на суровое обращение, когда я заставляла ее подмести комнату, прибрать постели или сбегать по какому-нибудь поручению. К концу четвертого дня я окончательно иссякла, так как не могла припомнить ни единой крупицы хоть сколько-нибудь полезных знаний, еще не известных Агнес.
Тем вечером, прежде чем лечь спать, я заявила:
– Это слишком большая ответственность, Агнес.
– Да. Надеюсь, ты исчерпала себя полностью?
– Очень трудно быть учителем. Нужно очень тщательно упорядочивать свои знания.
– Отлично, ты наконец-то поняла это.
– Знаешь, Агнес, ты прекрасная ученица. Когда я просила повторить мои слова, ты просто повергала меня в смущение. Ты запоминаешь все слово в слово.
– Это приятно. Значит, ты поняла и то, что значит быть достойной ученицей?
– Несомненно. И все же я огорчена тем, что из меня не получился хороший учитель.
– Совсем наоборот! Ты чудесный наставник. Я была просто удивлена. – Она подмигнула мне. – До сих пор я даже представить себе не могла, что ты таишь такие глубины жизненного опыта и познаний. Я узнала очень много полезного, особенно на тот случай, если мне доведется побывать в Лос-Анджелесе. Если оценивать учителей по моим представлениям, я поставила бы тебе твердую «четверку».
– Спасибо, Агнес, – сказала я. – Давай вернемся к тому, как было раньше. Теперь я еще яснее понимаю, почему стала твоей ученицей.
– Все уже закончилось? – спросила Агнес. – Жаль, я как раз начинала по-настоящему наслаждаться происходящим.
– Нет, уже закончилось.
Послеэтих слов мы обнялись и отправились спать. Даже в темноте я видела мерцание глаз Агнес. Теперь пришел мой черед посмеяться и окончательно оценить всю глубину ее лукавого чувства юмора. Той ночью мне снилось много снов, и утром, когда Агнес разбудила меня, в мыслях не оставалось и тени сомнений в том, что она вновь приняла командование на себя.
– Доставай магический узелок и свою трубку, – потре бовала Агнес, едва мои глаза начали привыкать к яркому утреннему свету. – Нам предстоит кое-куда отправиться. Я хочу, чтобы мы выехали немедленно.