Читать интересную книгу Тайна старого колодца - Михаил Черненок

— А до того не приходилось с ним встречаться?

— Нет.

— Номер машины или хотя бы буквенный индекс не запомнил?

— Номерные знаки были грязью забрызганы.

— Хоть что-то во внешности шофера запомнил?

— Мордастый такой дядька, лет под сорок. Помню, бутылку с пивом зубами открывал. Первый раз такое видел, удивился, как он зубы себе не выворотил.

— Теперь не удивляешься?

— Теперь у нас Сенька Щелчков, который Маркела Маркеловича на «газике» возит, таким манером с бутылками расправляется. — Столбов помолчал. — Наверное, из приезжих шофер был. К нам же каждую осень со всей страны на уборку съезжаются помощники. Кто от души помогает, а иной кантуется, абы время провести.

— Постарайся, Виктор, подробности вспомнить, — Антон почти умоляюще посмотрел на Столбова: — В таком деле иногда второстепенная деталь может все, как прожектором, осветить.

Столбов сплюнул на землю отжеванный кончик папиросного мундштука.

— Ты уговариваешь, как будто я враг себе. Еще тогда, как он всучил мне сверток, предчувствие было: не иначе — ворованное. Затем прошло. Сто лет бы эти туфли с косынкой у меня провалялись, если б Марина их не увидела. Понравились они ей, померила и говорит: «Витьк, ты как на меня купил. Продай». — «Бери так и носи на здоровье», — ответил, а рассказывать, откуда они ко мне попали, не стал. — Столбов вопросительно посмотрел на Антона. — Неужели Марининого моряка в колодце нашли?

— Трудно сейчас сказать.

— Я ведь знал, что он должен приехать…

— От кого?

— Сначала Слышка рассказал. Потом сама Марина говорила, что морячок к ней вот-вот приедет, вроде даже телеграмма от него была.

— О колодце нового ничего не вспомнил?

— Что о нем вспомнишь нового? Вот разве… бадья обычно у колодца на земле стояла, а в тот раз утром оказалась в колодце. Вода зачерпнута была, и кот в ней. То ли прыгнул и загремел с бадьей в колодец, то ли его туда кто швырнул. И голова у кота вроде разбита была, ну да я к нему особо и не приглядывался.

— Как ты бадью достал, если она в колодце была?

— От нее веревка к стояку была привязана, чтоб от колодца бадью не утаскивали никуда, — Столбов опять закурил. — И еще в ту ночь у меня из кабины самосвала утащили разводной ключ. Я грешил на Проню Тодырева. У него такая замашка есть — прибрать, что плохо лежит. Только, кажется, не брал он. До сих пор не знаю, куда ключ делся. А Проня сейчас по деревне вякает: Витька Столбов, мол, этим ключом ухайдакал человека.

— А сам Проня не мог этого сделать?

— Нет, — не задумываясь, ответил Столбов.

— Трусливый?

— Я не сказал бы, что трусливый. По пьяной лавочке Проня и за кирпич может схватиться, и за ножик. Но все это такое… петушиное.

— Что хоть за машина была у шофера? — спросил Антон.

Столбов подумал, пожевал папиросу.

— Я ж говорил, машина ЗИЛ, вроде новая, но побита изрядно. Видно, шофер был аховый. Это я приметил, когда вытаскивал: он все невпопад скорость включал. Кабина такого… бежевого цвета. — Столбов вдруг прямо посмотрел на Антона. — Да что это тебя так интересует? Наверное, слушаешь меня, а у самого на уме: «Выкручивается, видать, Столбов. Шофера какого-то придумал…»

— Как тебе сказать… Мелькнула такая мысль, — честно признался Антон. — Только ты, пожалуйста, не думай, что я за нее ухватился. Напротив, сделаю все, чтобы найти того шофера.

— Где ты его найдешь, — Столбов безнадежно махнул рукой. — Столько лет прошло.

— Человек не иголка, попробуем найти, — Бирюков вздохнул. — Жалко, примет у нас с тобой маловато.

— Да уж какие там приметы… Только и помню, как бутылку с пивом открывал.

Чем дальше разговаривал Бирюков со Столбовым, тем больше крепла уверенность в его невиновности, хотя факты, напротив, были не в его пользу. Будто умышленно кто-то подтасовывал эти факты. Кто? Мысли переключились на Проню Тодырева. Почему он сейчас, столько лет спустя, вспомнил о каком-то разводном ключе? Не слишком ли он злопамятен? Не отводит ли удар от себя? Думая о Проне, Антон вспомнил его «безразмерную» тельняшку.

— Вить, откуда у Прони такая старая тельняшка? — быстро спросил он у Столбова.

— Купил где-нибудь.

— Вроде с чужого плеча, великовата ему…

— На Проню размер не подберешь, он же малокалиберный.

— Давно она у него?

Столбов невесело улыбнулся:

— Не греши на Проню. Только время зря потеряешь.

Дело зашло в тупик. Где и как искать этого шофера, о котором всего-то и известно, что открывает зубами пивные бутылки да машина у него была с бежевой кабиной? На какое-то время опять появилось сомнение: «А если шофер — вымысел Столбова?» — но быстро исчезло. Непохоже, чтобы Столбов стал так наивно сочинять.

День догорал ясным, обещающим хорошую погоду закатом. Хотелось скорее увидеть Чернышева, посоветоваться с ним. Однако Маркел Маркелович был еще где-то на сенокосных лугах. Бирюков открыл его кабинет, сел за стол, задумался. Снова вспомнился Проня Тодырев. Навязчиво перед глазами встала его застиранная, сползающая с плеч тельняшка. «Откуда она все-таки у него? — в который уже раз задал себе вопрос Антон и решил: — Придет со своей писаниной, обязательно узнаю».

Но Проня не пришел вечером, как уговаривались. Пришла его жена Фроська — пожилая, с морщинистым лбом и длинными натруженными руками. Исподлобья посмотрела на Антона блеклыми уставшими глазами, спросила грубым голосом:

— Дурачок мой был у вас?

— Прокопий Иванович? — на всякий случай уточнил Антон и показал на стул: — Садитесь.

— Некогда рассиживаться, — на Фроськином лице появилась не то усмешка, не то брезгливость. — Угодил, видно, Проня вам, коль по имени-отчеству его называете. Только никакого объяснения про Витьку Столбова я писать не буду.

Бирюков удивленно поднял брови:

— Я вас и не просил.

— Он же, балбес, сам в жисть не напишет. Он же не все буквы знает.

— А как на бульдозериста выучился?

— Маркел Маркелович, добрейшая душа, помог, хотел дурака в люди вытянуть. Силком заставил две зимы на курсы ходить, каждую гайку, каждый болтик у бульдозера прощупать непутевыми руками. А как стали курсанты экзамены сдавать, уговорил экзаменовщиков, чтобы чуду-юду не по билетам, как всех, спрашивали, а прямо на бульдозере проверяли. Вот он и отчитался таким фертом, — Фроська посмотрела на стул и тяжело опустилась на него. — Прихожу сегодня домой с работы, ребенок в слезах. Гусак где-то здесь, возле конторы, ему всю спину исщипал, а Проне хоть бы что. Сидит, лыбится. «Пиши, — говорит, — следователю объяснение, что Витька Столбов в шестьдесят шестом году обвинял меня в краже ключа. Сидеть Витьке в тюрьме за убийство». — «Я, — говорю, — щас тебе напишу, оглоблей тебя…» — Фроська осеклась. — Простите, ради бога, с этим чудой-юдой не только оглоблю, а всех родителев и небесную канцелярию спомянешь…

— Не надо мне такого объяснения, — сказал Антон.

— Вот и я так думаю: какое от дурака может быть объяснение? Это ж только курям на смех. Хоть бы припугнули его покрепче. Ну совсем мужик балдеть стал, в какую ни есть, да оказию ввяжется. Вот взъелся на Столбова, ну хоть ты ему кол на башке теши!..

— Он не на флоте служил? В тельняшке ходит…

— Это полосатая-то матросская майка? — Фроська сердито махнула рукой. — На базаре купил. Лет семь, не то шесть назад вместе ездили в райцентр. Телку зарезали, продали мясо. Дала чуде-юде десятку, чтоб путнюю рубаху себе купил. На полчаса кудай-то крутанулся, является выпимши и, вместо рубахи, дурацкую майку приносит. Первое время только по праздникам ее таскал, а последний год и в будни не снимает. Рукава уж измочалились, обрезать пришлось. — Фроська хмыкнула: — На флоте… Скажете тоже! Его из-за малограмотности даже в армию не брали.

Под окном конторы фыркнул, как уставшая лошадь, председательский «газик». Лязгнула дверца. В коридоре послышались грузные шаги, дверь отворилась, и в кабинет вошел основательно запыленный, но веселый Чернышев. Антон, уступив ему место, пересел к окну. Маркел Маркелович устало потер спину, блаженно вытянул под столом натруженные за день ноги и возбужденно заговорил:

— Вот работнули сегодня! Не меньше двух планов сделали. Вся деревня на лугах была, даже дед Слышка с Юркой Резкиным не вытерпели к вечеру, помогать пришли, — передохнул и посмотрел на Фроську: — Ты ко мне, Ефросинья? Благоверный твой все спит? Выпрем мы его из колхоза, ей-богу, выпрем!

— А лучше б совсем его из Ярского выпереть, не только из колхоза, — Фроська решительно рубанула рукой. — Сегодня проспался, вот к следователю ходил. Щас я из-за чуды-юды здесь объясняюсь, оглоблей его… — опять осеклась и посмотрела на Бирюкова. — Можно домой идти? Дел у меня дома по горло.

Бирюков наклонил голову. Чернышев живо повернулся к нему, едва только захлопнулась за Фроськой дверь, участливо спросил: