Читать интересную книгу Когда исчезает страх - Петр Капица

Неожиданно судья прекратил бой. У Кочеванова развязалась перчатка. Пока ее завязывали, Ян настороженно стоял в своем углу, косясь одним глазом на Кирилла. Он перебирал ногами и, казалось, дрожал от избытка энергии. А Кочеванов от этого вынужденного перерыва почувствовал вялость во всем теле. Он скучающе смотрел, как секунданты возятся с перчаткой, и думал о том, что драться сегодня, да еще с Ширвисом, не имело смысла. Странное ощущение, появившееся после прыжка с самолета, не покидало его.

— В бой! — приказал судья.

Ян немедля бросился на Кирилла. Но тот, мазнув его по виску, уклонился от хватки. Ширвис это воспринял как издевательство. Сделав несколько ложных выпадов, он спровоцировал Кирилла на атаку и, когда тот после промаха утерял устойчивость, налетел на него и сбил на колени…

— Победил? — побледнев, спросила Ирина у Кальварской.

— Да нет же, нет. Он поднимается.

Еще больше летчицы волновалась Зося. Судья отсчитывал секунды:

— Два… Три…

На счете «пять» Кирилл поднялся и повел бой только левой рукой. Ян знал эту хитрую повадку в боксе: левой рукой боец, как шпагой, производит разведку, вызывая противника на необдуманное нападение, а правую бережет для моментального и сокрушительного удара. Ян стал строже охранять свою челюсть.

Но Сомов, стоявший секундантом, понял, что это не тактика, что с Кириллом что-то случилось, — не его стиль так безрезультатно махать перчаткой.

Гарибан заметил напряженное лицо Владимира Николаевича. «Ага, — волноваться начал, — злорадствовал он. — Сейчас ты увидишь, чей метод лучше».

У Кирилла было сбито дыхание, он плохо защищал подбородок. Гарибану хотелось подсказать Ширвису: «Действуй крюком справа».

И тот как бы понял его: два раза поймал противника на крюк. Еще один такой удар — и Кочеванов свалится, но в это время некстати прозвучал гонг.

Ян уже вне правил ткнул противника в грудь и нехотя отошел в свой угол. Он был зол на себя, что не сумел в первом раунде нокаутировать такого вялого противника.

А Кирилл, прополоскав рот, как-то чересчур спокойно сидел на своем месте. Он не чувствовал ни влажной губки, которую заботливая рука прикладывала к сердцу, ни шепота Сомова:

— Что с тобой? Действуй двумя…

Дядя Володя нащупал пульс. Пульс был нормальный. Он попробовал ободрить Кирилла:

— Осталось два раунда, ты еще можешь наверстать. Он дерется так же безрассудно… не финти больше, пора набирать очки…

От этого горячего шепота у Кочеванова в ушах стоял шум. Во рту было вязко и пресно. Он сидел в каком-то странном оцепенении.

Во втором раунде и публике стало понятно, что Кочеванов сдал. Он вяло наступал и неточно защищался. А Ширвис неистовствовал. Он бил и бил без устали, как машина.

Ирину охватил страх за Кирилла. Ей казалось, что сейчас он упадет и больше не встанет. «Какой злой и противный этот Ширвис!»

Кочеванов уже шатался. Грудь и лицо его были в красных пятнах, ноги плохо слушались. От ощущения своей слабости он виновато улыбался.

Яна взбесила его улыбка: «Ты еще смеешься!» Он загнал Кирилла в угол и начал бить снизу вверх, не давая упасть на землю.

И вот здесь, у каната, ощутив во рту вкус крови, Кирилл вдруг нашел в себе силы плотно закрыться. Наконец-то старые ощущения вернулись к нему! Он почувствовал боль, почувствовал, как горячо бьется кровь в жилах.

Ян, решивший одним сильным ударом добить его, неожиданно встретил тугую стену кулаков.

Ирина не могла больше смотреть на ринг. Она сидела опустив голову и не понимала, почему так неистовствуют на трибунах и хлопают в ладоши.

Только в перерыве она подняла голову и, увидев, как Кирилла обрызгивают водой, в ужасе подумала: «Неужели они еще будут драться?»

И боксеры, вопреки ее желанию, дрались. Ирина только слышала одобрительный гул на трибунах, глухие удары и тяжелое дыхание. Потом вдруг все стихло. Оказывается, тренер выбросил на ринг полотенце: он просил прервать бой, так как видел, что Кирилл не выстоит до конца раунда.

Кочеванов, едва держась на ногах, пожал руки победителю. Казалось, что он благодарит за побои, и это восстановило против него Ирину.

— Молодец Ширвис! — восхищенно бормотал Валин, выбираясь из рядов. — Это класс!

Кальварская молчала, но горящие ее глаза и чуть припухшая покусанная губа говорили о недавнем волнении. Зося гордилась Яном. У него большое будущее. Как он сегодня дрался!

Когда они втроем спустились вниз и вышли к волейбольным площадкам, Кальварская побежала вперед и села на скамейку против мужской раздевалки. Борис попробовал утащить девушек на лодочную станцию, но те — одна бледная, другая возбужденная донельзя — не слушались его.

Вдоль дорожек зацветали кусты жасмина. От запаха белых цветов кружилась голова. Ирина сидела притихшая, а Зося буйствовала. Она закинула валинскую фуражку в кусты, натянула толстяку на лоб свой берет и пробовала напудрить Бориса. Валин уморительно мотал головой и от удовольствия не смеялся, а хрюкал. Ирина отодвинулась от них.

«Ревнует», — решил Валин и поднял еще большую возню с Кальварской.

Они бегали по газону, гонялись друг за другом вокруг скамейки. Борис растрепал Кальварской прическу, а та запачкала его губной помадой. Запыхавшиеся, они вернулись к скамейке.

Лицо Ирины вдруг зарумянилось.

— Наши идут! — обрадовалась и Кальварская.

Валин обернулся и увидел шагавших к ним Кирилла и Яна, Недавние противники, обхватив друг друга за плечи, шли и посмеивались.

«Кто же из них нравится Ирине, а кто Зосе?» — не мог понять Валин. Он решил присматриваться.

Ян с обычной развязностью подошел к девушкам, подхватил их под руки и повел к оркестру, игравшему на площадке. Валин с Кочевановым пошли сзади. У Кирилла забавно топырилась разбитая губа.

— Крепко он тебя, — посочувствовал Валин.

— Была баня, — согласился Кирилл и, лихо мотнув головой, добавил: — Зато я теперь дороже двух небитых.

На «Поплавке» они пообедали, потом пошли кататься на лодке. Валин с Ириной сели за весла, Кирилл за руль. Ян с Зосей устроились рядом, они полоскали пальцы в воде, брызгались, громко и весело вышучивали всех.

Кочеванов видел, как рука Яна прижималась к открытому локтю Зоей и та не отодвигалась от него.

«Еще бы! Победитель!» — с горечью подумал Кирилл и начал подруливать к берегу. В этом суденышке он чувствовал себя лишним.

Когда нос лодки врезался в песок, Кирилл выскочил на камень и, сказав, что спешит на свидание, оттолкнул суденышко от берега и чуть ли не бегом направился в парк.

В лодке наступила неловкая тишина. Ирина сидела нахмурившись, Зося пересела к рулю. И Ян, уже не чувствуя ее около себя, обозлился на Кирилла: «Свинья, не мог для товарища порулить».

Они катались недолго и по настоянию Ирины тоже пошли в парк.

Солнце склонялось к горизонту. В воздухе толклась мошкара. На танцевальной площадке играла музыка. Ян предложил Ирине танцевать, но девушка, чувствуя себя необыкновенно усталой, отказалась. Тогда Кальварская подхватила Ширвиса под руку и потянула на площадку.

Танцуя, она всем телом прильнула к нему и не могла удержаться, чтобы не шепнуть:

— Как ты его сегодня разделал! Молодец!

— Еще не так будет, — не без бахвальства ответил Ян.

Валин с завистью смотрел на танцующих. Он еще больше расстроился, заметив, как голова Зоей склонилась к плечу боксера.

А Ирина рассеянно рассматривала густую толпу гуляющих. И вот среди кепок, беретов и шляп она заметила коротко остриженную голову. Ну да, это его шея, плечи! Ирина схватила Валина за руку и хотела потащить за собой, но Борис не трогался с места.

— Подождем, неудобно, — просил он, боясь своим уходом обидеть Кальварскую.

— Ну, как хотите, я ухожу.

Ирина исчезла в потоке гуляющих.

Кирилл встретил в парке парней из шестой комнаты общежития фабзавуча. «Тихони» уже работали на заводе: один по пятому разряду, другой по шестому.

У них водились деньги. На Острова ребята приехали чуть навеселе, поэтому разговаривали не в меру громко и беспричинно смеялись.

Нагнав эту компанию, Ирина прошла вперед и, остановись в тени тополей на повороте, окликнула Кирилла.

Он узнал ее голос, попрощался с ребятами и быстро подошел к ней.

Ирина стояла, прижавшись спиной к стволу. Трепещущие тени листвы колыхались на ее лице. Кирилл заглянул ей в глаза и понял: она переживает его поражение.

— Ирка, Ирушка! — как бы с укором сказал он и прижал ее к себе.

Она всхлипнула и, обвив его шею руками, осторожно поцеловала его в припухшую, разбитую губу:

— Тебе больно?

— Нет, не волнуйся, пустяки. У меня, видно, был шок после этой парашютной истории. Понимаешь, все не так чувствовал, как обычно. А теперь, кажется, опять вхожу в норму.