Елки-моталки, боюсь этого парня. Если это не личинка безумного ученого, то я не я.
У семьи Матсухида было замечательное, хоть и не большое металлообрабатывающее производство, более того, они выпускали несколько линеек оружия, пользовавшихся довольно большой популярностью у местных. Хитоши между обсуждением продуктов его воспаленного мозга небрежно поведал мне своей личной мастерской, где он и творит шедевры каждый раз, когда измученная его присутствием семья швыряет в него деньгами, банально откупаясь от присутствия гения.
— Мне нужен крутой «джукен». Для механического доспеха, — радостно улыбнулся я, заставляя юного психа нервически оживиться.
При виде раскрытого «Свашбаклера» Хитоши продемонстрировал эрекцию, а я еле сдержался от испуганного вопля при виде этого. Через десять минут, под нескончаемые азартные вопли психопата, я нагрузил его двумя мешочками гранулированного гладия, амальгамированного специальной пленкой под расплав. Японец радостно ускакал вдаль, не обращая никакого внимания на обстановку в стране и провожающие его взгляды лиц бандитской национальности.
Я сложил руки на местный манер и пару раз хлопнул в ладоши, молясь за упокой Матсухиды.
На заднем дворе поместья стояли шум и гарем. Точнее можно было выразиться так — гарем, генерирующий шум. Семь девушек, одетых в свободные одинаковые униформы, состоящие из короткого кимоно и свободных штанов, сцепились в учебной схватке. Что произвело на меня особое впечатление — за широким поясом сзади у каждой красовался револьвер, который периодически выхватывался для того, чтобы послать самую настоящую пулю в случайную противницу. Выстрел производился внезапно, из любого положения, но с одинаковым эффектом — дырявилась только одежда. На моих глазах хрупкая розововолосая девчушка резко мотнула головой, получая выстрел прямо в левую щеку. Это ни на грамм не смутило красавицу, тут же атаковавшую размашистым ударом ноги соседку, отбивающуюся от совсем другой противницы.
Я лишь уважительно покачал головой. Совершенно иной уровень по сравнению с моими бывшими оппонентами. Защита, нападение, контроль обстановки — каждая из этих девушек была серьезным противником… в том случае, если мне придется воспользоваться простыми патронами. Без оружия я не имел ни малейших шансов против этих юных монстров, даже более того — видел намек на то, что могут взрослые бойцы самых могущественных родов империи. Мне явно нужны револьверы побольше… только вот как решить проблему с отдачей идей пока не было.
Худая и длинная как щепка девчонка, носящая на голове два длиннющих тонких хвостика голубых с прозеленью волос, ужом проскользнула между ногами статной красноволосой красавицы с прекрасно развитой грудью, тут же складывая перед собой какую-то технику. Спустя краткий миг из кучи девичьих тел полыхнул язык пламени, а вслед за ним раздался негодующий визг — прижимая обе ладошки к немного дымящейся, но абсолютно чистой от присутствия одежды попе, одна из девушек ломанулась к дому, громко ругаясь на хохочущих подруг, тут же прекративших спарринг.
Гарем заметил курящего меня, после чего хохот сменил тональность, став более издевательским, а у смеющихся девушек начали краснеть уши. Подпалить задницу подруги и смутиться, что это увидели другие. Склоняюсь к мысли, что понять японских женщин куда труднее, чем я думал ранее.
Махнув рукой на чужие заморочки, я завёл «Свашбаклера» в ангар, где и оставил миниатюрный СЭД в предстартовой готовности. Его кабина вовсю благоухала ароматами сильно и безуспешно старавшейся Омори Чики, что и навело меня на мысль как следует продезинфицировать внутренности моего доспеха. За японской знаменитостью явно раньше убирал обслуживающий персонал…
Для того, чтобы свободно пройти с шлангом внутрь ангара, мне потребовалось сначала выгнать из него «Григория». Хорошо послуживший мне автоматон был как следует залатан после моего рейда за Рейко, но не до конца. В процессе освобождения Рейко «Григория» уронили на бок, от чего деформировалось основание руки-крепежа одного из пулеметов. Хромающий богатырь утратил половину своей огневой мощи и теперь терпеливо ожидал пока я найду способ его починить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Дав себе зарок в самом ближайшем времени озадачить Распутина заказом партии запчастей под своего замечательного автоматона (а заодно, чем грех не шутит, можно поинтересоваться и покупкой Грише брата-близнеца), я радостно окатил жидким и едким дезинфектантом внутренности «Свашбаклера», избавляя мой сверхдорогой доспех от запахов переутомившихся японок.
Чего я совершенно не ожидал в этот момент, так это мощного и дробного стука, настолько близкого и мощного, что в тон ему начали вибрировать внутренности.
«Григорий» по кому-то открыл огонь, а вслед за этим сразу же раздался мощный взрыв.
Интерлюдия
«Умирать не страшно».
Таковы были последние слова её матери, пронзенной насквозь четырьмя тяжелыми длинными саблями. Проговорив их, мама ей улыбнулась, пришпиленная к земле, но не потерявшая ни грана достоинства члена секты «Цветка тьмы». Жизнь оставила её спустя миг, но улыбка осталась навечно в памяти.
Не страшно. После смерти лучшее из нас отправляется дальше, оставив позади всю грязь, все долги и все страшные знания, которыми снабжает нас жизнь. Но той, кто забыл своё настоящее первое имя, умирать и воскресать пришлось не один раз. Впереди был последний шаг, после которого она сможет уйти за грань с чистой совестью, как и все её собратья.
Истощенная японка с грязными свалявшимися волосами притаилась в тени дома. Толстая дождевая труба позволяла ей быть незаметной почти с любого ракурса, а лохмотья, напитанные жирной грязью, вообще превращали девушку в странный нарост на стене, за который бы посторонний взгляд вообще бы не зацепился. Ей на свой внешний вид было глубоко плевать.
Не до того сейчас. Она готовилась, вспоминала… и набиралась решимости.
«Моя золотая принцесса» — так называла её мать. Ей легко верилось, сердце наполнялось гордостью. Они обе были некрасивы — короткие руки и ноги, широкие лица, расплюснутые носы… а чтобы увидеть цвет собственной радужки в зеркало, приходилось пальцами раскрывать свои глаза так, что становилось больно. Зато они были принцессами друг для друга все первые шесть лет жизни девочки, пока их не разъединил тот удар четырьмя саблями. А потом владелец этих самых сабель забрал девочку с собой.
Пытки, похожие на обучение. Учеба, напоминающая пытки. Её ломали, над ней издевались, из ребенка-сироты лепили нечто новое. Девушка была не одна, далеко не одна. Десятки, а может быть, и сотни детей вокруг. Маленьких людей, с погасшим взглядом, маленьких сердец, полных страха и боли. Глубокие подземные коридоры, в которых постоянно тянуло плесенью, сыростью и запахом грибов. Вскоре все ученики стали похожи на призраков — истощенных, мертвенно-спокойных, утративших надежду. Некоторые переставали есть, впадали в апатию, умирали от разрыва сердца. Она сама жила, гадая, когда же остановится её собственное.
Но потом их спасли.
Люди в красных нарядах заполонили подземелье. Они гневно кричали, рубя жестоких учителей широкими кривыми мечами. Всех и каждого. Она помнит, какая сутолока тогда стояла, как шумели люди в красном, как блестели их окровавленные мечи. Их освободили, увели, откормили и обогрели. Более того — им предложили будущее. Дети были счастливы. Она была счастлива.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Прошли годы. Спасители превращались в коллег, а затем и в слуг. Иногда даже в материал для изучения, если кто-то из них допускал непростительную ошибку. Она училась и учила, прививая ученикам как знания, так и любовь к стране, которой теперь служила. Шли годы.
Ветер, невесть как заблудившийся на этой улице, пролез сквозь прорехи лохмотьев, добравшись до её тела. Девушка содрогнулась, прижимая к себе влажные тряпки в попытке уберечься, пока порыв не иссякнет. Умирать не страшно, а вот жить в холоде…