– Ты где их нашел? – сердито буркнул Олесь. – Там детсадовского возраста никого не было?
– Всякого были, – огрызнулся Шандор. – Посмотрел бы я на тебя на моем месте. Когда раз в пять минут тебе приводят на смотрины новую девку, а от предыдущих уже в глазах рябит. Сам не знаю, почему взял этих. Ладно, тебе какая нравится?
– Никакая.
– Тяжелый случай, – Шандор вздохнул. – Давай уже выбирай, дружище. Мы как договаривались?
Олесь не ответил. Договаривались они спутницами время от времени меняться. Это они частенько проделывали, знакомясь с не отягощенными предрассудками девицами в многочисленных барах при космодромах. Однако сама мысль меняться этими двумя дикарками почему-то казалась Олесю постыдной. Наверное, потому, что на дикарок лигирянки не очень-то походили. А походили, скорее, на скромных и ухоженных домашних девочек, воспитанных на какой-нибудь аграрной планете с викторианскими нравами.
– Ну, долго ты будешь маяться? – принялся ворчать Шандор. – Бери любую и дуй с ней в койку. Или хочешь обеих?
Олесь крякнул с досады.
– Ты что же, не видишь разницы? – бросил он с досадой. – Это не космодромные шлюхи.
– Ну, разумеется, вижу, – недоуменно ответил Шандор. – Нормальные девчонки, да шлюхи бы с нами и не полетели.
Олесь, нахмурившись, пристально посмотрел напарнику в глаза. Ни тени смущения в них не было. Шандор вообще редко смущался, сомневался или переживал. Был он высоченным плечистым кареглазым брюнетом со скуластой физиономией, напористым и пробивным. Невысокий худощавый Олесь с голубыми глазами и непослушными русыми волосами рядом с Шандором смотрелся, словно персонаж древнего романа по имени Арамис рядом с другим персонажем, Портосом.
– Значит, так, дружище, – вопреки обыкновению, решительно сказал Олесь. – Девчонок мы сейчас накормим, дадим отоспаться с дороги, и я отвезу их обратно.
– Ты сбрендил?
Вместо ответа Олесь запитал транслятор.
– Меня зовут Олесь, – представился он. – А это Шандор, он отличный парень и прекрасно готовит, даром что мадьяр. Сейчас Шандор сотворит вам гуляш. Из натурального мяса, заметьте, в общем, пальчики оближете. Затем можете часов пять-шесть подремать, я уступлю вам каюту. А потом погружу обратно в корыто и доставлю по месту жительства. Все ясно?
– Нет, господин, неясно, – отозвался транслятор, заглушив простуженным баритоном сопрано Лаймы, так и не оторвавшей взгляд от каютного пола в щербинках и пятнах, уже не поддающихся кибер-уборщику.
– Что же тут неясного? – загорячился Олесь. – Впрочем, я, кажется, понимаю. Сейчас объясню. Мы с Шандором шутники, это ясно? Особенно он, записной хохмач, патологический. Хлебом не корми, дай чего-нибудь эдакое отколоть. Хотя, по чести сказать, я от него недалеко ушел. Вот мы и придумали подцепить вас, юмор у нас такой. А теперь поняли, что это совсем не смешно, и просим прощения. В знак добрых намерений накормим вас и отвезем домой. Еще и денег дадим, ну, чтобы сгладить это все, надеюсь, вы не откажетесь.
– Настоящий идиотизм, – прокомментировал речь напарника Шандор. – Не слушайте этого олуха, девочки, он попросту малость подвинулся умом, – Шандор хмыкнул. – Надо полагать, от радости.
Олесь и вправду чувствовал, что несет изрядную ахинею. Наизнанку выворачивающий стыд не давал ни замолчать, ни сказать что-то более толковое.
– Я не нравлюсь тебе, господин? – Лайма вдруг вскинула на Олеся взгляд ставших влажными серых глаз.
– Что-что? – опешил тот. – В каком смысле? Так, немедленно перестань реветь, этого только недоставало! И какой я, к чертям, господин? Меня зовут Олесь.
– Хорошо, господин.
– Так, – перехватил инициативу Шандор. – Мы оба идиоты. Не хватало только затеять выяснение отношений вчетвером. Пошли, – Шандор протянул руку желтокожей Аолле.
– Я тебе нравлюсь, госпо… – начал было транслятор.
– Спрашиваешь! – с энтузиазмом перебил Аоллу Шандор. – Ты клевая, отпадная, все такое.
Шандор подмигнул Олесю и, понизив голос до шепота, сказал:
– Сдается мне, это не мы, а они нас уже поделили.
Олесь проводил взглядом удаляющуюся пару.
– Мне эм-м… немного неловко, – замямлил он. – Нет, даже не немного, а сильно неловко. Мы и вправду сваляли приличного дурака, когда решили купить себе вас. Идиотская выходка с нашей стороны, что говорить. Нет-нет, ты не подумай чего. Ты ладная, стройная, привлека…
– Спасибо тебе, господин, что купил меня.
Цвет кожи у девушки вдруг стал из бледно-песочного золотым.
– Спасибо за что?! – оторопел Олесь.
Она тоже стыдится, понял он миг спустя. Нет, я все-таки пенек. Купил… надо же, словно кобылу на базаре. И стать похвалил: «ладная, стройная». Хорошо не сказал «здоровая» и не попросил продемонстрировать зубы.
– Извини, – вновь смущенно замямлил Олесь, – я хотел сказать, что ты красива и это… – он запнулся, подходящие слова не шли на ум. – Красива, нежна и эм-м… это…
– Добродетельна, – подсказал транслятор. – У меня никогда не было мужчины, господин.
* * *
– Отвратительно, – поведал Шандор трое суток спустя и швырнул тарелку с неаппетитной массой в жерло пневматического мусоропровода. – Ничего сложного в пищевом процессоре нет, ваши примитивные печи, или что у вас там, гораздо сложнее. Видите эти кнопки? Я специально присобачил картинки над каждой из них. Что, никогда не видели, как выглядит баклажан? Ничего, придет с опытом. Главное тут – пропорции. Смотрите: сейчас я закажу процессору настоящий венгерский паприкаш, а не ту дрянь, что вы из него выудили. Значит, так: берем мясо, сметану, лук…
– Толку не будет, – махнул рукой Олесь.
– Обязательно будет, – упрямо возразил Шандор. – Ну, поплюемся день-другой от их стряпни, ничего страшного. Девиц надо чем-то занять, не сутки же им напролет порнофильмы смотреть.
От порнофильмов, впрочем, толку оказалось еще меньше, чем от готовки.
– Ты был прав, затея дурацкая, – говорил Шандор Олесю, запершись с ним в пилотской рубке на следующий день после того, как «Одиссей» покинул лигирянскую орбиту и взял курс на вход в межпространственный туннель в восьми сутках лета. – Не знаю, как у тебя, но резиновая кукла по сравнению с моей Аоллой – секс-бомба.
– То же самое, – потупился в кресле второго пилота Олесь. – Полное отсутствие темперамента, кто бы мог подумать. Бедные девочки.
– Ты лучше меня пожалей, – буркнул Шандор. – Словно кросс с полной выкладкой отмотал.
Час спустя обеих пассажирок усадили в кресла в помещении, совмещающем функции спортзала, кинозала, библиотеки, компьютерного центра и рекреации, и, зарядив на шесть часов порнографии, оставили одних. На следующий день сеанс повторили, за ним еще один, после чего пришли к единодушному мнению, что эксперименты с приготовлением пищи, по крайней мере, гуманнее.
– Неужели у них у всех так? – недоумевал Шандор, пока процессор, недовольно урча, пытался справиться с венгерским паприкашем по-лигирянски. – Не завидую я ихним мужикам. Скажи спасибо, что наши с тобой девицы хотя бы красивые, а представь, каково кому-то, когда под ним мало того что бесчувственная доска, так еще и крокодил. Там таких тоже полно, не сомневайся. Слушай, может, действительно поменяемся? Все какое-никакое разнообразие.
Меняться Олесь категорически отказался. Он сам не знал почему – никаких чувств, кроме легкой жалости и легкого же раскаяния, по отношению к Лайме он не испытывал.
* * *
– Еще не поздно, – задумчиво сказал Шандор на восьмые сутки.
– Что не поздно? – автоматически переспросил Олесь.
– Повернуть оглобли.
«Одиссей» дожевывал последние тысячи миль космического пространства, оставшиеся до входа в тоннель.
– Если ничего не случится в пути, в срок мы уложимся, – рассудил Олесь. – В пределах расчетной погрешности. В крайнем случае, уплатим неустойку за опоздание. Ничего страшного, вообще говоря. Однако…
Спроси его, он вряд ли бы сказал, что именно означает это «однако». Нечто неуловимое протянулось между ним и купленной на Лигире пассажиркой. Нечто, ничего общего не имеющее с тем, что бывает между мужчиной и женщиной. Нечто совсем другое.