Китано многократно говорил, что мир спорта и тем более телевидения в Японии управляется если не якудза, то по их правилам. Якудза не раз принимали, вольно или невольно, участие в творческом процессе режиссера. На съемках «Сонатины» произошел анекдотический случай: подготовка к очередной сцене, в которой окровавленные якудза подъезжали к своему офису, шла на улице напротив здания, в котором находилась контора, управляемая якудза; те решили, что конкуренты приехали с ними разбираться, и выскочили на улицу, вооруженные до зубов. Конфликт удалось разрешить до начала перестрелки — буквально чудом. Были и иные случаи. Например, во время поездки в Осаку Китано однажды с ужасом обнаружил, что за ним следят сразу несколько мрачных якудза. Выяснилось, что глава здешнего клана, большой его поклонник, узнал, что в город приезжает любимый режиссер, и послал телохранителей, чтобы обеспечить его безопасность на время этого визита.
В фильме «Ребята возвращаются» главные герои впервые сталкиваются с якудза, когда приходят в бар и заказывают выпивку с сигаретами. Официально это запрещено — о чем тут же сообщает хозяин заведения, но сидящий в углу в окружении своей свиты местный босс разрешает мальчикам нарушить запрет. Закон якудза — это закон-перевертыш. В том же фильме боксер-якудза учит неопытного спортсмена запрещенным приемам и не позволяет ему поддерживать себя в нужной форме: ему будто по определению противны любые установки и правила. Это еще и соблазнительная версия закона. «Наверное, они полицейские, а полицейским бандиты не страшны!», — говорит один мальчик другому при виде якудза. Не только зрители Китано, но и его персонажи с легкостью путают ложный закон с реальным. Однако тому, кто не соблюдает установленный якудза закон, грозят гораздо более серьезные проблемы, чем нарушителю подлинного закона. «Это ваши правила, не мои», — говорит в первой же сцене «Сонатины» хозяин игорного заведения бандитам, пришедшим за ежемесячным взносом, и добавляет: «Если я что-то нарушил, пусть меня арестуют». Меньше чем через сутки он погибает мучительной смертью.
В этом — одно из возможных объяснений столь трагичной судьбы настоящего блюстителя закона в фильмах Китано: ведь неписаные законы не только блюдут, но и пишут якудза. Безусловно, здесь проявляется сатирический талант Китано, но куда больше, чем разоблачить коррумпированное общество, ему хочется снизить романтический пафос, развеять ореол. Если рядовые преступники, роли которых часто играет сам Китано, способны на чудеса самоотверженности, то руководители преступных кланов всегда выглядят невзрачными администраторами, выслужившимися клерками с тусклым взглядом, спрятанным за очками с толстыми стеклами. Они определяют, кому жить, а кому умирать, и их жестокость выражается разве что в безразличной интонации голоса и невыразительной жестикуляции. В мире, где главным приоритетом стала личная выгода, могут править лишь такие люди.
В финале «Жестокого полицейского» Азума погибает, расправившись с главным противником, якудза-садистом, а другой полицейский, ученик Азумы, уже спешит на поклон к очередному мафиозному боссу (собственно, Азуму застрелившему). Он как бы удивляется вопросу: «Сможешь ли нам служить?», отвечая: «Я же не дурак!» Наблюдающая за сценой машинистка лишь на несколько секунд поднимает голову, без особого интереса следит за диалогом, после чего, не изменившись в лице, продолжает свою нудную работу. Эта будничная и жесткая картинка, которой завершает свой первый фильм Китано, будто дает направление следующим его картинам.
Стихия якудза — хаос, потому они могут быть любыми. Тут и заносчивые дураки, способные сломать судьбу случайно попавшейся «мелкой сошке» («Точка кипения»), и маньяки-убийцы с гомосексуальными наклонностями («Жестокий полицейский»), и верные солдаты своего клана («Сонатина», «Фейерверк», «Брат якудза»), и лирически настроенные философы («Куклы»), и добродушные болтуны («Кикуджиро»). Якудза повсеместны и многочисленны. В «Снял кого-нибудь?» Китано в характерной абсурдистской форме доводит идею правления якудза в мире до крайнего предела, создавая фиктивную «картинную галерею» предшественников мафиозного босса — сначала зритель видит старые фотографии, а затем гравюры и средневековые картины. И правда — в «Затойчи», действие которого происходит в XIX веке, главному герою приходится бороться именно с якудза, а не со своевольными феодалами или старомодными разбойниками с большой дороги.
* * *
С одной стороны, Китано — ярый индивидуалист, протестующий против любых иерархий. С другой, долгое время будучи чужаком в мире шоу-бизнеса и тем более кино, он отчаянно тоскует по возможности интеграции в какое-либо сообщество. Поэтому и хаос, что несут с собой якудза, и принятая в их кругу семейственность привлекали его с самого начала. Оба эти свойства отразились сполна в образе первого из сыгранных Китано якудза, в «Точке кипения». Уехара появляется на экране тогда, когда картина переваливает за середину, и его функция вроде бы чисто служебная: он поставщик оружия для главного героя. И все равно очевидно, что Китано-актер «украл» фильм у остальных исполнителей. Сыграть роль Уехары ему предложили продюсеры, для большей уверенности в кассовых сборах (тем не менее оказавшихся крайне скромными для формально жанрового кино), впрочем, Китано утверждает, что взял бы ее и сам, даже если бы продюсеры возражали.
Два молодых токийских неудачника едут на самый фешенебельный японский курорт, Окинаву, чтобы разжиться оружием и с его помощью сразиться с местной бандой, подвергающей рэкету и унижающей жителей их родного квартала. Продавец оружия — Уехара. О его прошлом (как обычно у Китано) не известно ничего; судя по всему, он — мелкая сошка в крупном клане. В первой сцене, где он появляется на экране, его отчитывает глава клана, требуя вернуть некие деньги, а заодно — отдать свой отрезанный палец. Сразу ясно, что Уехара — пария, отщепенец: его стыдят за неведомый зрителю грех. Таким образом, герои не просто попадают в неведомый им мафиозный мир, но и сталкиваются с одним из самых причудливых его представителей.
Как режиссер Китано кажется публике — особенно неподготовленной — совершенно непредсказуемым, так и два столичных простака никак не могут вычислить алгоритм чувства и действий нового знакомого: собственно, за те тридцать пять минут, в течение которых Уехара не сходит с экрана, сами герои остаются пассивными и не произносят практически ни одной реплики. Уехара начинает с того, что разряжает сдерживаемый до сих пор гнев в потасовке со случайными автолюбителями, машину которых он долго и агрессивно пинает ногой, пока они не начинают возмущаться и не вступают в драку. К двум простофилям Уехара, напротив, неожиданно добр: ведет их в ночной клуб, а к одному из них начинает клеиться, выясняя, есть ли у него девушка, бреет ли он ноги и вообще — что он такой застенчивый, а потом его нюхает («А ты неплохо пахнешь!»). Переходя внезапно от благодушия к агрессии, Уехара при помощи своего лейтенанта Тамаги двукратным ударом бутылки по голове «вырубает» случайного посетителя того же заведения.
За этим следует знаменитая сцена дома у Уехары. Он долго уговаривает Тамаги отрезать себе палец, в знак дружбы и лояльности. Не преуспев, заставляет свою девушку переспать с Тамаги и наблюдает за актом их недобровольной любви, щупая одного из токийских гостей, а затем неожиданно пытается (остается невыясненным, успешно ли) изнасиловать самого Тамаги. После этого он обвиняет «лейтенанта» («— Ты переспал с моей бабой! — Но ты же мне сам приказал… — А ты должен был отказаться») и таки отрубает ему палец, для верности прижимая нож разделочной доской. Взрыв жестокости сменяется расслабленной, почти идиллической сценой на море: туда попадают все участники предыдущего эпизода, но у всех хорошее настроение, они ныряют, веселятся и играют на пляже в бейсбол. Вся линия с Уехарой, будто отдельный мини-фильм, построена на серии контрастных сцен. Развлечения на пляже, а затем резкости, грубости, подзатыльники. Лапидарные переговоры с поставщиком оружия, а после — совместное поедание мороженого. Того же поставщика, получив от него сумку с автоматами и не расплатившись, Уехара без долгих раздумий убивает, а малознакомым гостям из Токио оставляет в подарок целый арсенал.
Но, как и сам Китано, Уехара лишь имитирует спонтанность. На самом деле он преследует конкретную цель, действует по плану. Так, отрезанный палец Тамаги нужен ему, чтобы обмануть бдительность более могущественных якудза и расправиться с ними в самый неожиданный момент. Когда Уехара и Тамаги отправляются в поле собирать цветы, кажется, что они окончательно сошли с ума, однако именно абсурдистский прием с автоматом, спрятанным в гигантском букете, в результате срабатывает и помогает одолеть противника в неравной борьбе. Китано в «Точке кипения» только начинал свои монтажные эксперименты, и потому особенно необычно выглядит череда смутных, непонятных публике образов, проносящихся перед глазами Уехары перед боем, но и это — всего лишь стремительный бросок в будущее, предвосхищение предстоящих событий.