Она извинилась и поспешила покинуть зал Совета.
— Продолжим, — повторил Магистр Эллендар, проводив Эллис взглядом. — Это все, что вы можете нам сказать, коллега?
— Нет, — возразил Цвирт, на всякий случай глянув на свой пергамент. — Есть еще одно. Ориентировки. Я считаю, сообразно будет разослать ориентировки, чтобы каждый, случайно встретив Рихтера, Ясицу или оборотня, понял, с кем имеет дело.
И тут в разговор вступил учитель Тэнгиэль.
— Вот как, — сказал он тем самым доброжелательным тоном, от которого половину собравшихся кинуло в дрожь. — И как ты себе это представляешь, мой мальчик? Если я тебя правильно понял, Поль, ты планируешь развесить на всех площадях Лыкоморья плакаты с изображениями нашей троицы?
— Нет! — быстро отрекся Цвирт, которому эта идея все равно очень нравилась. — Разумеется, нет, учитель! Как всем известно, каждый маг имеет строго индивидуальное магическое поле. Именно это я имел в виду, говоря об ориентировке!
— Похвально, — сказал учитель. Аунд Элдер тоже кивнул. — Но тогда у меня остается только два вопроса. Первый: как будет выглядеть магическое поле волкодлака, который, насколько мне известно, вообще не маг? И второй: как вы думаете, коллеги, насколько скоро весть о том, что мы разыскиваем оборотня, сбежавшего из ковенской тюрьмы, услышат в Арре? Нет, если кто-то из присутствующих так соскучился по Аррани Валери…
Присутствующие одновременно повернули головы к крайнему слева окну, на подоконнике которого весьма вольготно разлеглась толстая разлапистая ветка. Именно из-за нее окно никогда не закрывалось, ввиду чего заседания Совета зимой были невероятно краткими. Дерево вместе с этой и прочими ветками появилось в ковенском дворе четыре года назад, и весь Совет прекрасно помнил, кого им за это следует благодарить. Оно еще и росло — и вширь, и ввысь. Вполне возможно, что скоро резиденцию придется переносить: спиливать у этого дерева ветки не рискнул бы, наверное, даже покойный Т’ари, уж на что рисковый был человек. Да и ситуация получалась какая-то двусмысленная. Здание КОВЕНа, находящееся под сенью дерева, что было пробуждено к жизни конунгом Арры… в политике таких намеков не прощают.
— Я предлагаю другой вариант, мой мальчик. Если эти трое вместе покинули Межинград, то они и дальше не станут разделяться. Где Эгмонт и Яльга, там и Сигурд. Вполне достаточно будет ограничиться описаниями их магических полей, благо дело, в этом нет ничего невозможного. Они оба обучались в Межинградской Академии, и в архивах наверняка пылятся слепки.
На том и порешили.
4
Через полчаса Цвирт был уже в Академии. Гном-завхоз, успевший привыкнуть к его визитам, молча предоставил ему указанные слепки; правда, поиски их несколько затянулись, — но что такое два часа, когда речь идет о гноме-завхозе? Цвирт расписался в ведомости, поклялся вернуть оригинал сразу же после создания необходимого количества копий и помчался в лаборатории.
Слепки размножили и упаковали по два для экстренной ковенской рассылки.
Радость от быстро выполненной работы омрачала одна мелочь. Если слепок с магического поля Рихтера был профессионально четким, то слепок поля студентки Ясицы можно было разобрать только с большим трудом. Это вполне понятно — кто будет стараться, снимая слепок с магического поля какой-то первокурсницы? Но Цвирт все равно предпочел бы иметь слепок почетче. Впрочем, учитель Тэнгиэль был прав. Где один, там и другие. Найти бы Рихтера, а с оборотнем и адепткой справиться будет уже на порядок легче.
Глава пятая,
в которой герои наконец-то выходят из леса, причем сожалеет по этому поводу не только Сигурд, но и КОВЕН. Гномьи банки между тем в очередной раз подтверждают свое право зваться подлинным оплотом цивилизации, и журналистика успешно доказывает, что способна приносить немалую пользу
1
Позже я узнала, что вечер третьего числа грозника был богат на самые разнообразные знамения. Небо над Межинградом сплошь залило тревожное багровое сияние; по всему городу с карканьем носились вороны, неподобающе крупные, наглые и подозрительно довольные жизнью; четыре петуха в четырех концах, будто сговорившись, снесли по яйцу, причем по какому — крупному да крапчатому; а в довершение всего пестрая корова почтенного Дробна человеческим голосом предрекла скорый конец света и рост цен на ситец в горошек.
Еще позже я выяснила, что большого значения мировая общественность всему этому не придала: известное дело, такое уж место всякая столица, что ничего доброго там случиться не может. Разве что по ошибке.
Что касается меня — ничего зловещего я в тот вечер не наблюдала.
Вечером третьего числа грозника-месяца мы сидели вокруг костерка и вдумчиво ели зайца. Поймал его, разумеется, Сигурд, для такого дела сменивший ипостась; мне было очень интересно, что думают по этому поводу местные волчьи стаи, но оборотень молчал, а я пока стеснялась спрашивать.
Заяц был вкусный, но маленький.
Невысокое пламя костра длинной дрожащей полосой отражалось в озерной воде. То и дело слышался плеск: рыба здесь водилась в весьма пристойных количествах, но от одного слова «уха» мне становилось нехорошо. Здешний край можно было смело назвать Озерным — редкий вечер мы ночевали не на берегу.
Наконец заяц был доеден, и каждый занялся своими делами. Точнее, делами как таковыми занялся один Эгмонт: достав карту, он в очередной раз принялся над ней медитировать, периодически замеряя пальцами какие-то расстояния. По опыту я знала, что сейчас его лучше не отвлекать. Сигурд не мудрствуя лукаво опять превратился в волка и растянулся возле костра, положив голову на скрещенные лапы. Руки так и тянулись почесать его за ушами, но я понимала, что оборотень может и обидеться. Он же не домашняя псина в конце концов!
В качестве альтернативы я почесала собственный бок — как легко догадаться, сплошь искусанный комарьем. Солнце почти зашло, свет был только от костерка, и впереди темнела озерная вода, а позади молчал суровый лыкоморский лес. Никогда в жизни я не заходила в него так глубоко.
Нет, мне не было страшно. С Сигурдом, наверное, я пошла бы даже в тайгу (прихватив, правда, баночку средства от насекомых) — оборотни в лесу, как дома, знают каждый угол, и каждое дерево им друг. Но я все-таки была городским жителем — как, честно сказать, и Эгмонт. Мне вдруг страшно захотелось обратно в Академию — туда, где в небо упирается острый серебряный шпиль, а в фонтанчике на внутреннем дворе вода плещется от магии фэйри.
Я слишком привыкла. Прижилась. Этого делать нельзя, вот теперь и приходится расплачиваться. Но вдруг меня пронзила совершенно сумасшедшая мысль: а может… может, нам все-таки удастся вернуться? Ведь Сигурд действительно невиновен, и конунг защитит его. Кто, если не она?
Но от конунга Арры нас отделяли версты лыкоморской земли, поросшей густыми лесами, — да еще Драконий Хребет… Я опять вернулась мыслями к географии и, не выдержав, спросила:
— Сигри, а какое-нибудь жилье тут рядом есть?
Оборотень поднял голову с лап, и я запоздало сообразила, что он наверняка не может говорить в волчьем обличье. Но ответил мне не Сигурд, а Эгмонт, по-прежнему не отрывавший глаз от карты.
— Здесь есть целый город, до него рукой подать. Завтра к нему выйдем. Он совсем маленький, но там мы затаримся едой и, может быть, купим лошадей. Бессмысленно прятаться в лесу: скоро начнется Большой Северный Тракт.
— Завтра? — переспросила я, освежая воспоминания о севере Лыкоморья. По моим расчетам, мы должны были выйти к первому поселению только через два-три дня, и то если сильно повезет.
— Завтра, — подтвердил Рихтер. — А в двух днях от него будет другой, побольше — называется Листвяги. И туда нам точно придется завернуть, потому что там есть филиал «Ильмариненс Лериэ». Снимем деньги, чего им зря пропадать…
Я не думаю, что у гномов когда-либо зря пропадали деньги: вот пропасть просто так — это совсем другое дело! — но Эгмонт был прав, золота при себе у нас почти не было. С другой стороны, если в городе есть банк, то там наверняка найдется и отделение КОВЕНа, а попадать в лапы несостоявшимся коллегам мне отчаянно не хотелось.