Читать интересную книгу Доченька - Дюпюи Мари-Бернадетт

Жан Кюзенак разрыдался, на его согбенных плечах, казалось, покоился груз ошибок прошлого. Мари, которая тоже плакала, не смогла произнести ни слова утешения. Он же решил, что она презирает его, сердится…

— Моя дорогая девочка! Ты показалась мне такой славной, когда я увидел тебя там, в приемной! Такая хрупкая, такая худенькая и с длинными темными волосами… Я сразу понял, что ты — моя дочь, потому что ты была похожа на Марианну и в то же время на мою мать, я видел ее портреты в твоем возрасте. Мне так хотелось забрать тебя с собой, рассказать правду, но я не осмелился. И я уехал домой с разбитым сердцем. У меня было одно желание — забрать тебя к себе, видеться с тобой каждый день. Вернувшись, я во всем признался Амели. Умолял ее простить меня. Ведь столько времени прошло! Я думал, что она сможет меня понять и согласится взять тебя к нам. Амели смотрела на меня долго, как если бы впервые увидела. Потом, с трудом сдерживая гнев, она заявила: «Я знала, что ты способен на такое, Жан. Ты — лжец и распутник. Ты презираешь Макария, моего бедного племянника, а сам хочешь навязать мне свою внебрачную дочь, плод давнишней любовной интрижки! Я не могу помешать тебе привезти эту девчонку в поместье, но у меня есть условие: она приедет, чтобы заменить Фаншон. Да, она будет жить в доме как служанка, но не как твоя дочка. Только так и не иначе. Хватит с меня того, что я буду видеть ее каждый день. Так что подумай хорошенько! Твоя Мари может поселиться в поместье, но она не будет знать, что она — твоя дочь. Этого еще не хватало!» У меня не было выбора. Нужно было смириться, если я хотел узнать тебя поближе, видеться с тобой. Я сказал себе, что настанет день — и ты узнаешь правду, и тогда я сделаю все, чтобы залечить раны твоей души. Амели торжествовала, она предвкушала, каким для нее удовольствием будет видеть тебя служанкой в доме твоего собственного отца. Я уверен, она обо всем рассказала Макарию. И быть может, он издевался и пугал тебя именно с ее подачи. Такова, Мари, печальная реальность. И вот однажды она привезла тебя на землю, которая принадлежала тебе по праву. Бедняжка, ты чуть не умерла, оказавшись здесь, после той ужасной поездки под ледяным дождем! Твоя болезнь была на руку Амели. Она нашла повод не подпускать тебя близко к дому в первые месяцы. Она говорила мне, что ты ей не нравишься. И я покорялся из страха потерять тебя. Мари, теперь ты меня понимаешь? Я, по меньшей мере, имел счастье видеть тебя все эти пять лет, я пытался смягчить твою участь… Я сгорал от стыда, ведь моя дочь работала в моем доме горничной и кухаркой! И все-таки я мог хоть как-то заботиться о тебе, опекать тебя…

Мари не помнила себя от волнения. Этот удрученный человек, который каялся перед ней в своих ошибках, — ее отец… Только это имело значение. Он заботился о ней, тайно защищал, и теперь он просит у нее прощения… Он любит ее!

— Мсье, умоляю, не плачьте! — воскликнула девушка. — Я вас прощаю! Я так счастлива! Я боялась другого… Какая же я глупая!

Жан Кюзенак наконец поднял голову и выпрямился. Он увидел мокрые щеки Мари, ее счастливые и удивленные глаза. Личико ее стало почти детским — на нем были написаны и восхищение, и доверие…

— Мари, не говори мне больше «мсье»! — вскричал он. — Называй меня «папа»! Вот уже четыре года я мечтаю об этом денно и нощно! Мой Бог, если бы ты знала, как истово я молился после смерти Амели! Мне было стыдно за то, что я почувствовал себя освобожденным, я даже обвинял себя в том, что заставил ее страдать. Ночью, когда она была в агонии, я спросил: «Амели, ты меня прощаешь?» И мне показалось, что она смежила веки. И тогда я сжал ее руку в своей. Закрыв ей глаза, я поклялся, что остаток своей жизни посвящу тебе. Мари, отныне у тебя есть отец и есть дом. Я хочу сделать тебя счастливой…

Жан Кюзенак встал и протянул к Мари руки, и девушка бросилась в его объятия, плача и смеясь. Он нежно поцеловал ее в лоб, сам не свой от испытанного облегчения и счастья.

— Доченька, моя дорогая доченька!

Мари не осмелилась произнести вслух с таким нетерпением ожидаемое слово, но из души рвался крик: «Папа, папа, я люблю тебя!»

Им предстояло столько сказать друг другу…

Глава 12

Мари из «Волчьего Леса»

Проснувшись, Мари не сразу поняла, где находится. Ставни были закрыты, и в мягкой полутьме комната показалась девушке совсем не такой, какой она привыкла ее видеть по утрам последние четыре с лишним года.

И вдруг, в одно мгновение, она вспомнила события прошлой ночи. Исповедь Жана Кюзенака, слезы печали и радости…

Она уснула в прекрасной комнате, некогда принадлежавшей Аделаиде Кюзенак, ее бабушке. Мари снова и снова повторяла про себя слово «бабушка», и ей казалось, что за эти несколько часов она превратилась в другого человека. Вчера в шесть вечера она все еще была сиротой, которую взяли служанкой в дом некоего мсье Кюзенака, но наступило утро — и у нее есть отец, семья…

Еще полусонная, Мари услышала, как настенные большие часы в вестибюле пробили восемь. Сила привычки сделала свое дело: девушка моментально села в постели. Как могло случиться, что она не проснулась в шесть?! Не подала кофе! Не встретила Алсида!

— Господи милосердный! Пьер!

Мари соскочила с кровати. В спешке натягивая платье, она заметила, что в камине догорают угли. Так вот почему в комнате было так тепло…

Выходя из своей новой комнаты, Мари пыталась привести мысли в порядок. Панический страх обуял девушку, когда она предположила, что мог подумать Пьер. Юноша наверняка стучал в заднюю дверь кухни, когда увидел, что внутри не горит свет. Он вполне мог решить, что Мари заболела, и пойти будить мсье Кюзенака или попросить у Алсида запасной ключ и подняться наверх, в каморку под крышей. А Мари там не оказалось…

— Господи, сделай так, чтобы Пьер еще не ушел!

Девушка прошла по коридору, спустилась со второго этажа на первый все еще с ощущением нереальности происходящего, возникшим утром после пробуждения.

Дом выглядел абсолютно пустым, однако во всех каминах первого этажа горел огонь. Мари надела свой белый фартук и принялась за привычные дела. Прежде всего она сварит себе хороший кофе, а потом как следует все обдумает…

Она села за стол и подперла кулачком подбородок. Однако раздумья принесли больше вреда, чем пользы. Радость девушки вскоре померкла. Ведь Жан Кюзенак не предоставил никаких доказательств правдивости своих слов! Действительно ли он ее отец? Даже если это так, он не сможет представить в качестве дочери своим друзьям и соседям девушку, которая больше четырех лет работала в доме горничной. Люди решат, что он сошел с ума или просто лжет, и языки сплетников замолотят с новой силой.

Скромная и нетщеславная от природы, Мари понимала, что никогда не сможет комфортно чувствовать себя в новом качестве — дочерью зажиточного землевладельца. А как же Нанетт? И Пьер? Согласится ли Жан Кюзенак на то, чтобы они обручились? Она еще несовершеннолетняя, и слово отца будет решающим.

Мари подумала о Нанетт, вспомнила, с каким выражением лица та прошептала «магические слова»: «Вспомните Волчий лес!»

Но ведь это значит, что Нанетт знала! Знала о Марианне и Жане Кюзенаке! Но откуда? И почему она ничего не рассказала Мари?

Часы в вестибюле пробили девять раз, и девушка вздрогнула. Пришло время готовить обед. Скоро вернется Жан Кюзенак. Обычно он вставал очень рано.

Мари со вздохом поднялась. Она решила сделать то, о чем всегда мечтала. Алсид удивился, увидев, что девушка вошла в конюшню и замерла, с наслаждением вдыхая запах соломы и лошадей.

— Вот это да! Как ты тут очутилась, крошка Мари?

Девушка прошла вглубь помещения, с восторгом глядя по сторонам. Она знала, что отец обожает бывать в конюшне. Ее отец… Мари не смогла бы объяснить почему, но теперь она точно знала, что это правда.

— Я ищу хозяина, Алсид. Ты видел его утром?

— Конечно видел! Он оседлал свою кобылу и уехал, а вместе с ним — и этот противный северный ветер, от которого мерзнут руки!