Читать интересную книгу Зеленый храм - Эрве Базен

— Переж-ж-жарится.

Потом голос снова стал нормальным:

— Я тоже ничего у вас не просил, но я вам буду очень обязан. Слишком, поймите меня, мне будет не по себе, если я не помогу тому, кто помог мне. Ваша дочь права… В больнице я жил общей со всеми жизнью. Но с тех пор, как я у вас, я должен сообразоваться не с собой, а с вами.

Он с трудом выдавил из себя пять фраз, бедный, он сам был удивлен и почти задыхался. Устав долго стоять на ногах в неустойчивом положении, он сел: Клер подхватила эстафетную палочку.

А после ужина он снова меня удивил. У моей дочери несколько приятных привычек. Она коллекционирует марки с животными. Наш гость с честью выдержал экзамен: посмотрел три альбома, повосторгался серией толстокожих, выпущенной в Мозамбике, и совсем недавним приобретением: семь треугольников, посвященных перепончатокрылым, выпущенные Монголией. После того как закрыли последнюю страницу, сыграли партию в «слова», которую он выиграл, сразу записывая слова, не объявляя их и не заботясь о результате. Тут же после этого Клер увлекла его новой игрой, выдуманной ею, которая использует знаки предыдущей игры и состоит в том, чтобы восстанавливать имена людей, расчлененные на отдельные буквы, поставленные в алфавитном порядке; он с легкостью разгадал ААКЛМРРС (Карл Маркс), но потерпел поражение с АААКДДЕЕ ГИЛНРРССТ, как и с ААКДЕИМНОРСФТТ.

— Два соперника, — подсказала Клер.

— Ничего не приходит в голову, — отвечал он.

Нужно ли было играть в игру «разгадай имя», когда у него его не было? Не возникла ли у него мысль, что это нечто вроде психотерапии? Так как его вежливое прилежание не могло обмануть меня, я избавил его от пытки, сев за пианино и сыграв первые такты фантазии Форе для флейты и фортепьяно. Он понял, пошел за инструментом и сел на стул, где лежало два словаря, чтобы было повыше и я бы не загораживал ему своим правым плечом нот, а Клер встала у меня с левой стороны и переворачивала страницы; в общем, он сделал, что мог, попросив у меня снисхождения за ошибки, в котором я нуждался так же, как и он.

XV

Если в субботу моего возвращения из супрефектуры благодаря ливню никто не заметил, а в воскресенье мы бродили по болотам и кустарникам и фасад нашего дома, смотрящий на улицу и не предлагавший ничего другого, кроме закрытых ставень, мог бы разочаровать наших соседей, то сегодня дело обстояло иначе, — утренний «Ла Вуа де л'Уэст» объявил об освобождении незнакомца под именем «Тридцать», которому оказано, по крайней мере временно, гостеприимство мосье Годьоном, муниципальным советником и прежним директором школы"; и вот в восемь часов утра раздался яростный звонок моего бывшего ученика-мэра.

— Нет, господин директор, нет! Вы не имеете права пользоваться вашим званием советника и таким образом компрометировать муниципалитет, — ведь этот ваш авантюрист может навлечь на нас неприятности.

Я еще не читал статьи, и можно сказать, с луны свалился. На другом конце провода меня тотчас просветили. Я резко прервал говорящего:

— Не вмешивайся, Жожо!

Вилоржею, видно, не по душе пришлось уменьшительное имя, которым его называли в школе и которое он не любит слышать даже в устах своей матери. Но и взаправду, чего он вмешивается? Я-то тут при чем, если газета вспомнила о том, что я выбран советником, чего хотел и сам Вилоржей, ведь его заботило, чтобы он заменил своего покойного отца и чтобы перебежать дорогу барону Тордрэй; он подумал, что я соберу ему голоса, и очутился в смешном положении, когда оказалось, что он собрал на сто восемь голосов меньше, чем я, — таким образом он был мне обязан трехцветным шарфом, который я мог бы у него отобрать.

Восемь часов десять минут. Я не произнесу ни одного бранного слова: здесь все должно быть спокойно. Клер не спускалась, а наш друг не поднимался. Согласно нашей договоренности я дежурю эту неделю и выполняю обычную утреннюю работу. Я уже загрузил наполовину деревом, наполовину углем топливный агрегат, недавно поставленный в погребе, — он позволит нам сэкономить топливо и сократить — глава 6, строка 7 в моей декларации, — на семь тысяч франков расходы. Я вынес помойку, которую коммунальная служба собирает по пятницам и понедельникам. Смолол кофе арабику в ручной мельнице, что размельчает зерна куда лучше, ровнее, чем электрическая, а кроме того, ее трескотня наполняет шумом утро, и это является приятным дополнением к пробуждению. Вода в кофеварке забулькала, на столе ждет высокий эмалированный кофейник Мари-Луиз, который наша дочь не осмелилась поменять на один из этих агрегатов типа стиральной машины или магазинного автомата, которые экономят движения, но не дают сосчитать секунды по ритму капающих капель.

Но, видать, сегодня нам не дадут покоя. Телефон принимается за свое: звонит инспектор Рика из поисковой бригады, созданной в интересах семьи; он извещает, что его поезд приходит в девять тридцать пять и почтительнейше просит прийти его встретить на вокзал. Так как я должен привести в одиннадцать часов «освобожденного» в жандармерию, то он назначает мне свидание там. И вскоре — да-да! — третий звонок: говорит доктор Лансело, он пускается в туманные объяснения, из которых мне становится ясно только, что мадам Салуинэ желает, чтобы за раненым наблюдали, но необязательно в больнице. В случае крайней необходимости, окажись он в беде, не правда ли, он ведь смог бы у нас побывать. При консультации ему не придется больше преодолевать бумажную завесу, а ведь его предыдущие расходы остались неоплаченными.

— Если бы еще, — зубоскалит Лансело, — у него был сифилис, который повсюду лечат бесплатно и без шумихи. Но тут нет, тут невозможно устроиться. Только если по договоренности со мной, конечно. Я буду у вас от двух до трех.

Восемь двадцать. Согласно заведенному обычаю, приложившись ко мне щекой, Клер устраивается перед своей чашкой, осведомляется о трех звонках и, когда все узнает, решает:

— Лучше будет, если передам я.

Намазывая масло на сухарик, она вслух размышляет:

— И лучше всего приодеться. Мы спустимся в город и купим пару английских тростей, пуловер, костюм, приличное белье. Кроме того, посмотрим на шпиков.

Она умолкает. Дверь бесшумно отворяется, входит хозяин третьей чашки, который, как всегда, коротко бросает:

— Здравствуйте!

Стоя на здоровой ноге, он опускает больную и даже пробует переместиться на нее, приподнимает костыли, но они тут же падают.

Клер вскакивает:

— Вам непременно надо изображать зуава, вы хотите снова разбиться. Но раз вы стоите, постойте еще немножко, я желаю этим воспользоваться: мне надо снять с вас мерку.

Она достает из кармана сантиметр, которым пользуются закройщицы, и маленькую записную книжку с карандашом в кармашке. Измеряет объем груди, талии, длину руки, спину, расстояние от пояса до пятки, от бедра до стопы… Гибкий, как жезл Моисея, сантиметр то сгибается, то распрямляется и только и мелькает, а карандаш неустанно записывает. Я вот что понял. Мы не из тех людей, кому нужен портной. Как говорят наши хозяюшки, «Клер прижимиста, зазря не потратится», а потому обойдется и «Готовой одеждой». Никто и не считает, что у меня есть состояние. Моя дочь унаследовала от своей матери, которая в свою очередь унаследовала от своей, сто одиннадцать петухов. Двадцать из них, по нынешнему курсу, были уплачены за переплетный материал. Чтобы одеть парня, четырех-пяти монет будет достаточно, но мне неизвестно, что из оставшихся денег — в золоте, а что преобразовалось в билеты сберегательной кассы. Одно только верно: происходит «освоение». Клер закрывает записную книжку, скатывает сантиметр, усаживает нашего друга, берет кофейник, наклоняет его над чашкой, бросает в нее два куска сахару и, поднося ко рту свою чашку, тут же опустошает ее и шепчет небрежно, спрятав носик в чашке:

— Боюсь, как бы наша программа на сегодня не была перегружена.

Половина девятого. Все тихо. Привычный шум шагов почтальона. Он бросил в щель во входной двери газеты и письма, упавшие в ящик и заставившие меня выйти в вестибюль. Я принес «Л'Уэст репюбликэн», газету, на которую я недавно подписался, и тут же раскрыл ее.

— Еще одной ненужной бумажкой больше? — спрашивает Клер, глядя, как я медленным шагом возвращаюсь, уставившись в газету.

Я наклоняю голову. Действительно, нет ни хроники, ни фотографий. Но в рубрике «Точка зрения», набранной курсивом, рассказывается об актуальных событиях, и там с предубеждением, которое было и прежде, говорится о нашем госте.

— Прочти вслух, — сказала Клер. Лицо заинтересованное кивнуло головой:

— Да, читайте! Я уже все знаю.

Имеется два способа сделать текст нейтральным: рассказать о событии голосом читающего где-нибудь в столовой или, напротив, повысить тон. Выберем второе:

«Человек — существо говорящее, между всеми словами главное для него — это его имя: имя, которое отличает его от животного, у коего имеется лишь имя вида, но и его оно, впрочем, не знает. Наше имя подтверждает, что мы есть…»