Ироничный взгляд Марии, которая вовсе не намеревалась терзаться разными несущественными мелочами. Моё «дурное» влияние, что тут ещё сказать можно. А Роберт Тумбс — это ж джентльмен юга старой формации, лишь вынужденно изменившийся из-за понимания необходимости подобного для победы в войне и последующего развития государства. Почти все они до сих пор жалеют о старом времени, когда можно было жить и поступать так, как было во времена отцов и дедов. Ну да ничего, такие вот ностальгические переживания не критичны, нужно лишь мягко сводить выплески эмоций к минимуму и всё улаживается. Ли, Тумбс, Уокер, Джексон… много их. Зато иные. такие как Борегар, Уит, Би, Хэмптоны — эти принимали изменения не вынужденно, а от души, видя в новых веяниях нечто себе близкое, а оттого желанное. Но как бы то ни было, процесс и пошёл, и стал неостановимым. Слишком многое изменилось, старый образ жизни было не вернуть и в то же самое время многие черты прежнего остались, просто переплелись с новым. Не слом прежнего, а развитие — вот что оказалось ключевым, стало опорой империи, сочетающей в себе консерватизм и прогресс.
Что до конкретных объектов, беспокоящих Тумбса, так у них имелись конкретные имена. Граф Дьюла Андраши — венгр, давний борец за независимость своей страны от Австрии, заработавший после восстания конца сороковых заочный смертный приговор и бывший значимым представителем венгерского революционного правительства в изгнании. Яркая такая личность, авторитетная у себя в родных краях, что было важным для наших планов.
К концу пятидесятых, не в последнюю очередь из-за хлопот оставшейся в Австрии влиятельной при дворе родни, Андраши был амнистирован и вернулся, вовсе не отказавшись от борьбы, но желая вести её теперь политическими методами. Назвать это слабостью было сложно, потому как ситуация показала. что силовым методом вырвать Венгрию из состава Австрийской империи не получится. Маловато сил у одной стороны, достаточная решимость и поддержка у стороны другой.
Вот и стал граф Андраши политиком, в 1861 году избранным в законодательное собрание и одним из представителей партии Деака. Что за партия такая? Венгерская, понятное дело, во главе с Ференцом Деаком, выступающая за конституционную монархию, пускай монархом и оставался бы император Австрии. Предельно умеренная по существу партия, что и неудивительно, учитывая желание её лидера все вопросы решать мирным путём. Хотя даже такая умеренность привела к роспуску венгерского парламента в том же 1861 году и отсрочке новых выборов аж до 1865 года. Неплохая такая оплеуха по адресу тех, кто надеялся о чём-либо договориться. И речь не про предельно мягкого и где-то даже слабохарактерного Деака, а про иных персоналий, в число которых входил и граф Андраши. Просто именно граф среди них казался наиболее авторитетным и за ним не тянулся след не самых удачных или откровенно гнилых событий. Компромиссная во многом фигура, спору нет, но иначе нельзя. Очень уж непрочно была пристыкована к Австрийской империи Венгрия, да и с конца сороковых времени не столь много прошло. Участвовавшие тогда в восстании венгры хорошо помнили как собственно события по факту полноценной войны, так и нарушения австрийцами договора о капитуляции остатков венгерской армии. Мда, измарался тогда Франц-Иосиф как сам, так и своих генералов изрядно дерьмом и кровью забрызгал. Честь, она ведь штука такая, один раз оступишься и всё, никакого больше доверия не станет. Вот и не стало, ага, это есть факт, против которого не попрёшь. За одним предательством последовало второе. третье… Потому немалое число монархов Европы с тех пор хоть и вынуждены были иметь дело с императором Австрии, но доверять ему… не-а, шалишь.
Ну и второй венгр из числа активных участников минувших событий, Артур Гергей — генерал, военный министр, а затем и вовсе гибрид главнокомандующего с диктатором. По большому счёту, без вины виноватый человек, вынужденный в абсолютно безвыходных для остатков венгерской армии условиях капитулировать перед русским экспедиционным корпусом, который император Николай I послал по личной просьбе императора Австрии для подавления венгерского восстания. Капитуляция состоялась под гарантии полной свободы для офицеров и солдат. Таковые были даны, вкупе с обещанием, что лично Николай I обратится к австрийскому императору с просьбой о помиловании либо заметном смягчении участи и остальных участвовавших в восстании венгров. Однако… Франц-Иосиф показал себя человеком, далёким от понятий честь и достоинство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Рикошетом это ударило и по собственно Гергею. Сильно так ударило, поскольку некоторые решили именно его считать виновником последовавших казней. Хотя по факту винить следовало исключительно Франца-Иосифа, наплевавшего на условия капитуляции и личную просьбу того, кто, собственно, сохранил пребывание его задницы на престоле. И уж точно не этому, хм, революционному правительству во главе с Лайошом Кошутом, смотавшему удочки при возникшей опасности, обвинять того, кто хоть как-то пытался спасти остатки армии. И уж точно не с территории Турции, где эта шобла капитально так засела. Из Турции, мля! Той самой Османской империи, от которой тем самым венграм на протяжении не десятилетий даже, а веков венгры получали исключительно неисчислимые бедствия. В общем, чья бы корова мычала, но точно не этих клоунов.
— Дьюла Андраши и Артур Гергей, — медленно так вымолвила Мария, словно пробуя «на вес» каждое из имён. — Один просто считается приболевшим в родовом поместье, а вот второй, тот уже в розыске. Он ведь под присмотром австрийской полиции находился. Этот самый Гергей. А мы, нехорошие, его взяли и выкрали.
— С полного согласия самого объекта.
— Это да. Вик, но как они забегали. Как забегали!
— Угу, как тараканы из-под тапка. Суетливо, бестолково, в разные стороны. И пускай. Сомневаюсь, что в Вене поймут, кому именно понадобился бывший венгерский главнокомандующий и диктатор с подмоченной репутацией.
— Виктор, Мария… Моё беспокойство не о том, как бегают австрийские полицейские и их агенты.
Улыбаюсь, понимая, что мы и впрямь несколько увлеклись перемыванием костей австрияков. Куда важнее сейчас погасить беспокойство Тумбса, чтобы его работе не мешали разного рода смутные сомнения и опасения, что реакция иных европейских стран окажется… слабопредсказуемой. Точнее сказать, госсекретарь хотел знать ещё и планируемый вектор противодействия той самой реакции, что всё едино возникнет в той или иной степени. Извольте, у меня имеются нужные ему ответы.
— Слово «революция» звучит действительно омерзительно, напоминая первым делом о том безобразии, что случилось во Франции в конце прошлого века. Зато совсем другое дело, если идет восстание народа с целью создания собственного королевства или там великого княжества. В том, конечно, случае, когда оно нам выгодно.
— А нам выгодно?
— Вне всякого сомнения, Роберт, — радостно скалюсь я, вспоминая о положении Австрийской империи в нынешнее то время. — «Лоскутная империя» Габсбургов прогнила чуть ли не до основания. Мадьяры, чехи, словаки, иные «лоскутки» до зубовного скрежета ненавидят власть Габсбургов и совершенно не считают себя частью империи. Увы и ах, но вот уже далеко не первый император показывает себя форменным болваном, всеми силами давя на немалую часть имперского населения и не желая понимать, что именно эти части составляют немалую часть государственного потенциала. Восстание 1848–1849 годов стало чуть ли не последним предупреждением о необходимости коренных изменений. Ан нет, всё впустую. Потому Австрия просто не может объединить Германию в единое целое… в отличие от Пруссии. Вы ведь осознаёте, по каким причинам нам полезна не чересполосица германских земель, а единое и сильное государство?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Противовес устремлениям французского императора. Новый полюс силы и возможный союзник.
— Так оно и есть. Упражняясь в различных предательствах, Франц-Иосиф и его окружение показали себя недоговороспособными. Какой смысл заключать соглашения, если нет никакой уверенности, что они окажутся выполненными?