ведь вода-то холодная, все же осень!
Наверное, в иное время Аркадий и сам присоединился бы к такой вот купальщице! Только вот сейчас… У девчонки настроение явно не то. Что ж поделать! Да и самого-то Иванова, честно сказать, трясло. Что и говорить, не каждый день он по два трупа заделывал! Да еще двое раненых, да.
Господи… Что ж теперь со всем этим делать? Куда выбираться-то? К кому идти? Хм… к кому? Да к Лехе Луноходу, больше не к кому. Он поможет.
Выкупавшись и смыв с себя грязь – в прямом и переносном смысле – красавица вышла на берег, и Аркадий деликатно отвернулся. Пусть себе спокойно вытирается, одевается… Скоро, между прочим, стемнеет.
Эльвира словно бы подслушала мысли.
– Скоро ночь. Скорей уплывем отсюда. Заберем их торбы!
Торбы? Эти вот грязные вонючие мешки?
Где-то невдалеке вдруг послышалось конское ржание. Иванов вздрогнул.
– Это их кони, – расчесывая волосы каким-то костяным гребнем, пояснила красавица. – Раненые до них добрались. Ты ведь не всех убил?
– Да. То есть нет…
– И зря! Они могут позвать других. Хотя… – Подобрав валяющийся в траве колчан с луком и стрелами, девушка неожиданно улыбнулась. – Я бы тоже не смогла… наверное… Даже зная, кто они.
– И кто же?
– Говорила ж – герулы. Просто бродячая шайка. Изгои. Никто.
Молодой человек хотел было что-то переспросить, да не стал, просто протянул обворожительной спутнице пистолет. Увы, уже без патронов.
– Бесполезный. Я бы выкинул.
– Это мой табельный! – упрямо надула губы девчонка. – Пригодится еще.
Нет, ну бабы ж дуры!
– Для чего пригодится? Для срока? – ахнул Аркадий. – Говорю, лучше выкинь.
Знал бы, выкинул бы сам.
– Давай в лодку. – Хозяйственно убрав пистолет в котомку, Эльвира подобрала брошенное в осоку весло. – И торбочки не забудь.
– Да уж не забуду.
Беглецы гребли полночи. Временами отдыхали, вслушиваясь в ночную тишину, в таинственный плеск волн и отдаленные птичьи крики.
– Ты обещала кое-что рассказать. Вернее, дорассказать, – опуская весло в воду, напомнил молодой человек.
– Тсс! – шикнула, обернувшись, девушка. – Не надо сейчас разговаривать. Знаешь, как далеко разносятся звуки по воде? Обязательно кто-нибудь да услышит. Так что все рассказы потом. Греби!
Грести так грести – что поделать. Мозоли, правда, но это с непривычки, пройдет. Ночи стояли прохладные, грести не жарко, да и никаких кровососов – комаров, слепней и всего такого прочего – не было, так что беглецы спокойно гребли почти всю ночь, и лишь когда небеса на востоке заалели зарей, стали присматривать место для отдыха.
Углядев подходящий мысок, причалили. Спрятав в камышах лодку, вытащили трофейные мешки – торбочки. Расположились под сенью золотисто-желтой ивы. Переводчица все кривилась да поглаживала скулу – болела после удара. Да и растекшийся фиолетово-желтый синяк не сильно-то украшал девчонку.
– Ничего, до свадьбы доживет! – как сумел, так и утешил Аркадий.
Встав, он потянулся, глянул на озеро. Постоял, прислушался. Кажется, что-то похожее на шум самолета… или вертолета… Впрочем, нет – шершень! Господи, здоровый-то какой! Ну да, солнышко взошло, кругом резко потеплело – вот тебе и насекомые, кровососы. Проснулись, заразы, ага.
– Ну-ка, глянем.
Вспомнив о трофеях, Иванов опустился наземь, развязал первый попавшийся мешок. И тут же скривился. Пахнул в лицо мерзкий запах гнили, идущий от отрезанных человеческих ушей и пальцев! Уши – с серьгами, пальцы – с кольцами. Наверное, лень было снимать. Или так, куражились, сволота отмороженная! Правильно, что их… Церемониться с такими уродами нечего. Значит, правильно все. Правильно.
Как бывший опер, Аркадий хорошо знал таких людей, а лучше сказать – нелюдей, которые вежливость принимали за слабость и оттого наглели невероятно. Но стоило пару раз съездить таким по мордасам, и гопники тут же становились вполне милыми и приятными собеседниками. Ну а как ее-то? Мордобой и угрозы для них – родной с детства язык, по-другому и не понимали. Как вот эти… вернее те – вчерашние. Как их Эля назвала? Гурулы? Нет, герулы… Банда, значит, такая местная. Шайка.
Девушка тоже развязала торбочку.
– Мерзость какая!
– Да выкинуть все в озеро к чертям собачьим! – зло сплюнул молодой человек. – Хоть и золотишко, да грязное. С кровью.
Вскочив на ноги, он схватил мешок, размахнулся…
– Стоп! – резко воскликнула девчонка. – А ну, положи на место! Я кому сказала! Положи!
– Ну и пожалуйста.
Бросив мешок в траву, Иванов обиженно пожал плечами. Подумаешь, мать-командирша какая!
– Пойми, нам еще неведомо сколько добираться, – примирительно промолвила Эльвира. – А золото – оно в любом виде золото. Тем, кого ограбили и убили герулы, уже не поможешь. Можно лишь отомстить.
– Что мы и сделали.
Уставшее от ночной гребли лицо молодого человека озарилось недоброй улыбкой. Герулы, надо же. Вот же назовут шайку! Нет чтоб «Черная кошка» или, там, по фамилии главаря – шайка Яшки Кошелькова… Однако, и добыча у этих герулов! Тьфу!
Отбросив брезгливость, переводчица, а следом за ней и Аркадий, принялись отделять зерна от плевел, сиречь драгоценности от органических остатков. К слову, не такое уж и богатство оказалось в окровавленных мешках отморозков: в основном бронза да медь, золота и серебра – с гулькин нос. Негусто! Но уж что есть.
Что Эльвира собиралась делать со всем этим добром: сдать в скупку, в ломбард или реализовать еще каким образом – бог весть. Иванов же оставался при своем мнении: он бы все это просто выкинул в озеро, и чем быстрее, тем лучше.
Тщательно связав получившийся мешочек, девушка тщательно вымыла руки в прозрачной озерной воде и, расчесав волосы гребнем, привалилась спиной к извилистому стволу ивы. Дни стояли теплые, иногда даже и жаркие, так что никакого особого дискомфорта путники не испытывали, наоборот, вполне неплохо себе высыпались, не мерзли.
– Так вот, – продолжила Эльвира начатый еще днем разговор, словно б и не случилось никакой продолжительной паузы, никаких герулов.
Еще раз напомнив, что она не кто-нибудь, а младший лейтенант госбезопасности, переводчица, направленная в Будапешт в середине пятидесятых годов двадцатого века, девушка пояснила, что, спасаясь от фашистов (так она именовала венгерских повстанцев), спряталась в каком-то бункере и… оказалась здесь – в конце пятого века от Рождества Христова! В четыреста каком-то там году! Просто «в четыреста», даже без «одна тысяча»…
Сразу же угодила к какому-то купцу, тот ее продал и… Дальше Эльвира от подробностей уклонилась, лишь пояснила, что ее здесь прозвали Ильдико и подарили в жены Аттиле. Которого в конце концов пришлось пристрелить: слишком уж он был навязчив, да и жесток.
Такой вот бред! Полнейший.
Иванов ей прямо так и сказал. Эльвира-Ильдико ничуть не обиделась, понимающе кивнула: она, мол,