— Безусловно, товарищ Куприянов.
— А что сделает часовой, если увидит, что кто-то хочет приблизиться к шару?
— Остановит и даст световой сигнал, — ответил лейтенант.
Он никак не мог догадаться, что послужило поводом к этому "экзамену", но считал себя обязанным отвечать на вопросы профессора.
— А часовой не пустит в ход оружие? — продолжал Куприянов.
— Нет, зачем же! Конечно, если его не послушаются…
— Не волнуйтесь, Михаил Михайлович! — сказал Козловский, увидя на лице Куприянова явное беспокойство. — Они же не маленькие.
— Нет, нет! Лучше не допускать, Петр Аркадьевич, — обратился Куприянов к своему ассистенту, — сбегайте, голубчик, к ним в палатку и скажите, что я запрещаю. Слышите? Запрещаю! Категорически!
Через пять минут Широков вернулся. За это время Козловский рассказал лейтенанту, что они решили с целью проверки бдительности караула послать к кораблю трех человек.
Офицер молча усмехнулся.
— Аверина и Смирнова в палатке нет, — сказал Широков. — Манаенко не знает, где они находятся. Когда я передал ему ваш приказ, он ответил, что и не собирался ходить к кораблю. А те двое уже ушли.
Куприянов выбежал из палатки.
Луна скрылась, и кругом была непроглядная тьма. Профессор и его товарищи напряженно прислушивались, но кругом стояла ничем не возмущаемая тишина.
— Я никогда не прощу себе, что вовремя не удержал их, — сказал Куприянов.
— Ничего не случится, — успокоил его лейтенант, вышедший вслед за ними. — Их остановят, вот и все. Придется только постоять с поднятыми руками.
— Хотел бы я видеть эту картину, — засмеялся Штерн.
Прошло минут десять — и в стороне от дороги красной искрой замелькал огонек.
— Сигнал, товарищ лейтенант! — доложил часовой, стоявший у палатки.
— Вижу, — ответил офицер. — Иду!
— Мы с вами, — сказал Куприянов.
— Нет! — резко ответил лейтенант. — Не разрешаю!
Он исчез в темноте.
— Обиделся, — тихо шепнул Козловский Штерну, — за то, что мы усомнились в их бдительности.
— Почему же вы не сказали правду?
— Почему? — пожал плечами Козловский. — Сами можете понять! Все-таки это не солидное предприятие. Два профессора…
Минут через пятнадцать лейтенант вернулся с обоими "диверсантами", у которых был чрезвычайно обескураженный вид. Опасаясь, что Куприянов начнет выговаривать им и этим выдаст офицеру его хитрость, Козловский громко и весело сказал:
— Ну вот! Я же говорил вам. Конечно, сразу задержали. Благодарю вас, товарищ лейтенант! Караульная служба поставлена образцово. Пошли спать!
— А они? — спросил Куприянов, указывая на Аверина и Смирнова.
— Задержанные останутся здесь до утра, — сухо ответил офицер.
Козловский хохотал до слез, когда они возвращались обратно.
— Я не могу этого допустить, — сказал Куприянов.
— Освободить их может только Черепанов, — сказал Козловский.
— В таком случае идемте к нему. Это вы виноваты! — неожиданно рассердился Куприянов. — Зачем было говорить, что мы хотим проверить охрану? Такие шутки до добра не доводят.
— Вот тебе раз! — смеющимся голосом сказал Козловский. — Я же и виноват оказался. Защищай после этого честь науки.
— Не сердитесь, голубчик! — сказал профессор. — Меня расстроила эта история. Петр Аркадьевич, где палатка?.
Но молодого коменданта не было. Он куда-то исчез.
— Я не знаю, где палатка командира полка.
— Зато я знаю, — сказал Козловский. — Идемте!
Но едва они прошли несколько шагов, как встретили Широкова.
— Все в порядке, Михаил Михайлович, — сказал он. — Вот записка начальника штаба.
— Ну и отлично, — обрадовался Куприянов. — Тащите сюда наших энтузиастов.
ЭТО ЗАСЛУЖИВАЕТ ВНИМАНИЯ!
Через два дня в лагере появились новые палатки: две были рассчитаны на троих человек и одна — на четверых.
— Здесь будут жить корреспонденты, — сказал Козловский.
— Но ведь корреспондентов пятеро, а не четверо, — заметил Куприянов.
— Это верно, что пятеро, но Ю Син-чжоу мы поселим с двумя московскими журналистами, которые приедут вместе с ними. Иначе иностранные корреспонденты, чего доброго, смогут заподозрить, что Ю Син-чжоу следит за ними. Они, конечно, знают, что он коммунист. Не следует давать им повод так думать.
— Да! — вздохнул Куприянов. — Не следует!
Со времени памятного ему разговора со Штерном профессор все время находился в тоскливом и одновременно раздраженном состоянии. Мысль, что жизнь гостей Земли, которых он еще не видел, находится в опасности, что их чудесный корабль может стать жертвой диверсии, действовала на него угнетающе. Он хорошо понимал, что Козловский прав, но никак не мог примириться с возможностью такой безмерной подлости.
— Ни один из приезжающих не говорит по-русски, — продолжал Козловский. — Какими языками владеет Широков?
— Английским и немецким, — ответил Куприянов. — Немного понимает французский.
— Хорошо. Ну, а вы, например?
— Я хорошо говорю на французском, английском и немецком. Знаю латинский и немного греческий.
— Другие участники экспедиции тоже, вероятно, владеют языками?
— Да, все. Либо тем, либо другим. Что касается Лежнева…
— Ну, это ясно, — перебил Козловский. — О нем и Ляо Сене говорить нечего. — Он помолчал немного. — Я думаю, не надо приставлять к ним переводчиков. Разве что к трем ученым, если они этого пожелают. Корреспонденты пусть чувствуют себя свободно. Это будет самое лучшее. Вы верите, Михаил Михайлович, что они действительно не знают русского языка?
— Ах, не знаю! — Куприянов махнул рукой. — Меня все это так расстраивает.
Утром, в день приезда иностранцев, Козловский вызвал к себе Черепанова и парторга полка — капитана Васильева.
— Сегодня, — сказал он им, — в лагерь приезжают иностранные ученые и журналисты. Не исключено, что под видом журналиста к нам может проникнуть человек, подосланный враждебными Советскому Союзу кругами. Опасаясь усиления военной мощи СССР, эти люди готовы на все. Кое-какие сведения о готовящейся диверсии против корабля и его экипажа уже стали известны. Можно ожидать попытки уничтожить корабль и его экипаж, прежде чем мы найдем общий язык с нашими гостями. Правительство СССР учитывает эту опасность. Те, кто приедут сегодня, только первая группа. За ней будут приезжать другие. Мы не хотим закрывать двери перед учеными других стран. Прилет космического корабля касается не только нас, но всего человечества. Задача наша в том, чтобы не спускать глаз с приезжих, но только так, чтобы они этого не замечали. Конечно, охрана гостей будет осуществляться не нами. Приедут еще два "корреспондента".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});