Читать интересную книгу Спиноза - Моисей Беленький

Долго еще рассуждал Спиноза с самим собой.

Неожиданно из синагоги, как вспуганная птица, вылетел Ицхок.

— Стой, Барух, — обратился он к Спинозе, — послушай меня. Я старый человек, я видел на своем веку много горя... Ты себя обрекаешь на одиночество. Может ли быть что-нибудь хуже одиночества? Вернись к вере отцов, оставайся среди нас.

— Если я останусь, что ждет меня? — спросил Спиноза. — Перелистывание пожелтевших страниц Торы и бесплодное заучивание законоположений Талмуда?

— Ты будешь со своим народом, — сказал Ицхок. — Разве этого мало? Ты посмотри, сколько у нас здесь врагов. Нас не сжигают на кострах, но разве ты не замечал, как глядят на еврея, как разговаривают с евреем, как окружает его кольцо презрения? Что, кроме религии, объединяет нас, рассеянных по свету? Ты об этом подумал?

— Нет, рабби, — возразил Бенедикт, — от моего народа я не ухожу. Питаю надежду, что навсегда он сохранит меня в своем сердце, в своей памяти. И это потому, что я ухожу от тех, кто одурманивает народ. Подумайте, рабби, ведь мы живем в век семнадцатый! Это семнадцатый век и для моего народа. И я хочу видеть его свободным в обществе, где все люди объединены, как единое тело и единая душа, где человек человеку — бог. Нет, не останавливайте меня.

— Ты забыл, что наш народ избран богом!

— Избран? Чем, почему? Нет, рабби Ицхок, я не могу с этим согласиться. Народы отличаются друг от друга лишь в смысле различия общества, в котором они живут, и законов, которыми управляются. Разум и опыт учат, что для образования и сохранения общества нужны незаурядный ум и знания законов природы. Поэтому то общество будет спокойнее, более устойчиво и менее подвержено случайностям, которое основывается и управляется по большей части людьми разумными и старательными, и, наоборот, общество, состоящее из людей с умом необразованным, большей частью зависит от случая и менее устойчиво. Следовательно, не в религии основа жизни людей в обществе. Ненависть же к евреям обусловливается неразумными законами и глупостью управляющих обществом. Что касается самих евреев, то в настоящее время у них нет ровно ничего, что они могли бы приписать себе как преимущество перед остальными нациями.

— Прекрати свою нечестивую проповедь! — взмолился старый учитель. — Пойми, Барух, что бог и его учение — наше спасение. Наша сила — в вере отцов.

— Религиозное учение, рабби,ослабляет наш дух, затемняет наш разум и направлено против истинной добродетели. Высшее счастье находит свое выражение в стремлении человека к древу познания добра и зла.

— Этот плод запретный. Он и толкает тебя в геенну огненную, — произнес со слезами в голосе Ицхок.

— Нет, рабби, вы глубоко заблуждаетесь. Подлинное блаженство, — сказал Спиноза, — состоит в размышлении и чистоте мыслей. Кто знает, что у него нет ничего лучше разума и здорового духа при физическом здоровье, тот, без сомнения, сочтет это благо самым существенным.

— Горе тебе, заблудшая овца! — воскликнул Ицхок.

Спиноза, покинув рабби, медленно пошел к себе, чтобы составить письменное сообщение совету общины о том, что возврата нет и быть не может.

Рабби бросился к синагоге. Усталый и измученный, он присел на ступеньках «Бет-Иакова» и задумчиво обратился к луне, взошедшей на небосклоне: «И ты, луна, когда-то согрешила, захотела быть больше солнца, а всемогущий бог тебя наказал и убавил твой свет. Теперь лицо твое полно раскаяния... Проклятие всевышнего гонит тебя по землям и морям, и нигде ты себе не найдешь места... Так и ты, Барух, будешь скитаться по миру жалким и ничтожным...»

Ицхок поднялся со ступенек и быстро вошел в синагогу, открыл кивот и, рыдая, громко произнес: «Бог! Бог Авраама, Исаака и Иакова! Адонай! Я, Ицхок Абоав, стою перед тобой с сокрушенным сердцем и молю тебя... Разбей окаменевшее сердце ученика моего Баруха Спинозы. Ты, всемогущий, все умеешь. Верни жестоковыйного в лоно нашего народа!»

Долго еще молился старый учитель Баруха. Затем он прилег на жесткую синагогальную скамью и с трудом уснул, томясь надеждой, что завтра, в день анафемы, Спиноза явится в совет общины с повинной.

Рано утром его разбудил служка, который пришел убрать помещение. Наступил день, полный сомнения и тревоги...

Огромная и пестрая толпа людей, заполнившая 27 июля синагогу, была свидетельницей мрачного зрелища. При колеблющемся свете черных свечей, под пронзительный аккомпанемент шофара24 кантор мерным голосом, нараспев произносил слова древнего проклятия: «Члены магамада доводят до вашего сведения, что, узнав с некоторых пор о дурном образе мыслей и действий Баруха де Эспинозы, они старались совлечь его с дурных путей различными средствами и уговорами. Но так как все это ни к чему не повело, а, напротив того, с каждым днем приходили все новые и новые сведения об ужасной ереси, исповедуемой и проповедуемой им, и об ужасных поступках, им совершаемых, и так как все это было удостоверено показаниями свидетелей, которые изложили и подтвердили все обвинения в присутствии означенного Эспинозы, достаточно изобличив его при этом, то по обсуждении всего сказанного в присутствии господ хахамов25 решено было с согласия последних, что означенный Эспиноза должен быть отлучен и отделен от народа Израилева, посему на него и налагается херем26 в нижеследующей форме:

«По произволению ангелов и приговору святых мы отлучаем, отделяем и предаем осуждению и проклятию Баруха Эспинозу с согласия синагогального трибунала и всей этой святой общины перед священными книгами Торы с шестьюстами тринадцатью предписаниями, в них написанными, — тому проклятию, которым Иисус Навин проклял Иерихон, которое Елисей изрек над отроками, и всеми теми проклятиями, которые написаны в книге законов. Да будет он проклят и днем и ночью, да будет проклят, когда ложится и встает; да будет проклят и при выходе и при входе! Да не простит ему Адонай, да разразится его гнев и его мщение над человеком сим, и да тяготеют над ним все проклятья, написанные в книге законов! Да сотрет Адонай имя его под небом и да предаст его злу, отделив от всех колен Израилевых со всеми небесными проклятиями, написанными в книге законов! Вы же, твердо держащиеся Адоная, нашего бога, все вы ныне да здравствуйте!

Предупреждаем вас, что никто не должен говорить с ним ни устно, ни письменно, ни оказывать ему какие-либо услуги, ни проживать с ним под одной крышей, ни стоять от него ближе, чем на четыре локтя, ни читать ничего, им составленного или написанного!»

«Дорогой читатель, — писал Гейне спустя 220 лет после анафемы, — если случится тебе быть в Амстердаме, прикажи проводнику показать тебе там синагогу испанских евреев. Это прекрасное здание, крыша его покоится на четырех колоссальных колоннах, а в середине возвышается кафедра, откуда некогда провозглашена была анафема отступнику от закона Моисеева, идальго дону Бенедикту де Спиноза... Он был торжественно изгнан из общины израильской и объявлен недостойным носить впредь имя еврея. Его христианские враги были достаточно великодушны, чтобы оставить ему эту кличку».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});