Венька уже отвел руку от телефона, когда тот вдруг зазвонил. Венька содрогнулся всем телом, ноги стали ватными, во рту пересохло. Неужели Пашка? Сам? Венька, преодолевая самую настоящую дурноту, поднял трубку. Звонила Танька Осокина.
– Вениамин, – строго сказала она. – У тебя сохранились детские книжки?
– Детские книжки… – ничего не понимая, эхом повторил Венька.
– Ну да. Сказки там всякие, типа «Золушки», «Снежной королевы»…
– Н-не знаю. Наверное, где-нибудь валяются.
– Посмотри, пожалуйста. Если найдешь, принеси завтра в школу.
– Зачем? – по-прежнему не понимал Венька.
– Ты что, опять ничего не знаешь?
Конечно, Венька ничего не знал. Кто ему скажет?
– Не знаю, – честно признался он Осокиной.
– Ну как же… Мы собираем библиотечку в детский дом на улице Десантников.
– А-а-а… – протянул Венька.
– Так ты посмотришь? – не отставала Танька.
– Посмотрю, – вяло, без всякого энтузиазма пообещал он ей.
– Ну, пока! – попрощалась Танька.
– Пока, – в полной растерянности ответил Венька.
Он еще долго держал трубку около уха, а она противными короткими гудками сверлила ему мозг. В ответ на гудки в его голове рождались такие же короткие вопросы: Танька звонила? Какие-то книжки? Что за чушь?
На следующий день Венька притащил в школу целый пакет старых детских книжек, которые мама разыскала на антресолях. Он без слов положил пакет на парту прямо перед Танькой.
– Не забыл… – тихо удивилась Осокина. – Ты один… Опять…
Венька в изнеможении скривился и, крутанувшись на пятках, пошел к своему месту. Конечно, как же может быть иначе? Разумеется, он опять сделал не так, как все. Пропади все пропадом! Зачем он тащил эти книги, идиот…
Весь день прошел под знаком принесенных им книг, то есть плохо. Что бы Венька ни делал, все не удавалось. Даже пример по алгебре у доски не решил. Первый раз в жизни, хотя сам вызвался.
Когда после уроков Венька надевал куртку в гардеробе, к нему подошла Танька:
– Ты не поможешь мне отнести книги в детдом?
– Слушай, Осокина, – резко повернулся к ней Венька. – Чего тебе от меня надо? Неужели еще не наиздевались? Неужели вам всем мало?
Танька опять прищурилась. Венька напрягся, ожидая услышать какую-нибудь гадость, но она просто сказала:
– Мне тяжело. Я тоже много принесла. – Она показала рукой на скамейку. На ней стояли три объемистых пакета, один из которых был Венькин.
– А почему именно я?
– А кто же еще, если книги только мы с тобой двое и принесли?
Венька вздохнул. Весь его пыл сразу куда-то пропал.
– Ладно. – Он взял два пакета. – Пошли.
До детского дома шли молча. Может быть, Таньке и хотелось поговорить, но Венька специально шел почти на полкорпуса впереди. Мысли метались в его голове: «Только бы Танька молчала… только бы опять перед ней не опозориться… не сказать что-нибудь глупое, не то, не в струю, не в масть…»
Книги у них приняла молодая симпатичная библиотекарша. Венька сразу повернул к выходу.
– Подождите, – остановила его женщина, – сейчас все оформим.
– Не надо оформлять. Это так, подарок… Нам уже не надо. Мы выросли, – затараторила Танька и вытащила Веньку в коридор.
Из дверей детдома они вышли вместе. Теперь Веньке было неловко бежать впереди. Он совершенно потерялся, потому что надо было о чем-то говорить. О чем? От безысходности он, наверное, опять отмочил бы какой-нибудь номер, но перед ними вдруг непонятно откуда материализовался Антуан.
– Гуляем? – с усмешкой спросил он.
Венька хотел ему объяснить про книги и детский дом, но Танька выпалила:
– Гуляем! А что?
– Да так… И давно?
Венька снова открыл рот, чтобы все расставить по своим местам, но Осокина не дала.
– Давно, – процедила она, враждебно глядя на Антуана. – А что тебя не устраивает?
– Все устраивает. – Антуан пнул ногой поребрик тротуара. – Меня абсолютно все устраивает. Более того, я просто счастлив… за вас…
Осокина, схватив Веньку за рукав, потянула за собой вперед. Антуан остался стоять посреди тротуара.
Венька брел за Танькой, чувствуя, как над его головой сгущаются тучи очередных неприятностей.
– Испугался? – резко спросила Танька.
– Чего? – вздрогнул Венька.
– Не чего, а кого. Клюшева.
– Чего мне бояться? – вопросом на вопрос ответил Венька.
Тревога уже успела охватить весь его организм, но он был уверен, что как раз Клюшева не боится. Его смущало и тревожило что-то другое, непонятное, еще не изведанное и этой своей необъяснимостью пугающее.
– Не боишься? – переспросила Танька, остановившись и заглядывая Веньке в глаза. – А если даст в зубы?
– За что?
– Так, – улыбнулась Осокина. – Он найдет, за что.
– Ты думаешь, я не умею драться?
– Думаю, не умеешь.
– Мне просто не приходилось.
– Конечно, кто ж с тобой станет связываться!
– Что ты имеешь в виду?
– Сам знаешь.
Венька действительно знал. Но ему почему-то захотелось, чтобы Танька сказала все до конца, домучила его и добила. Все равно уж. Одно к одному.
– Ты-то что знаешь? – Венькин голос звенел и готов был вот-вот сорваться.
– А ты можешь не психовать? – взяла его же тональность Осокина. – Можешь… ну… как мужчина?
– А я кто? – крикнул Венька. – Ну, скажи свое любимое слово, скажи!
– Какое? – в ответ выкрикнула Танька.
– Такое! Скажи, что я… баба…
Но Осокина молчала. А через минуту сказала:
– Ты просто не такой, как все.
Венька поперхнулся. Зачем она это сказала? Кто ее научил? Он попятился от Таньки, потом развернулся и побежал прочь так быстро, что воздух загудел в ушах.
На следующий день идти в школу ему не хотелось. Танька его разгадала. Что теперь делать? Мерзко было ощущать себя «бабой», но быть «не таким, как все» еще хуже. Нытики и плаксы – в общем-то, довольно распространенное явление в школе. А вот «не такие» – это ужасно. Это клеймо: изгой, отщепенец и прочее, и прочее, и прочее.
И Венька не пошел бы в школу, если бы не Преображенская церковь. Сегодня был последний день сдачи работ на конкурс. И Венька решился. Аккуратно поставил свою поделку в большую коробку из-под печенья, которую выпросил в хлебном ларьке, и осторожно понес ее в школу.
Он понимал, что такая работа не может не понравиться, но все же произведенного эффекта не ожидал. Когда он поставил церковь на учительский стол, класс во главе с Маргаритой Ивановной некоторое время в оцепенении молчал.
– Вень, – наконец выдохнула Маргарита Ивановна, – неужели это ты сам сделал?
Венька хотел рассказать, как ему помогал папа, но тишину разорвал громкий голос Винта: