хотя все получают зарплату. Вот и не хотят, чтобы это видели посторонние. Но, может, я не прав, и причина в другом. И каков, однако, статус у охраны! Забегая вперёд, Мордковичу так и не удалось получить разрешения от охраны и Оже-спектрометр был, в конце концов, продан. Не помню, говорил ли мне кто, куда при этом делся Покровский. Продался вместе с прибором, как крепостной крестьянин со своим земельным наделом? Нет, они, кажется, продавались помещиками и отдельно почём зря. Хотя первоначально именно к земле были прикреплены.
Меня же ещё до продажи того прибора определили работать на французском Оже-спектрометре фирмы РИБОК (зачёркнуто) РИБЕР. На каком-то предприятии электронной промышленности в Кунцево под названием ЦНИТИ. Т.е., видимо, центральный научно-исследовательский технологический институт (что практически ничего о нём не говорит). Но, наверное, про него лучше написать в отдельном пункте мемуаров, а тут закончу про работу в ИПТМиОЧМ.
Название это, кстати, переводится на английский с исключением слова «проблем». Просто институт технологии микроэлектроники. Потому что стыдно. Сразу ведь понятно, что слово «проблем» добавлено в название для того, чтобы никто не требовал с института этой самой технологии. Проблемами же можно заниматься сколько угодно без всяких ощутимых результатов. Институт не так давно отпочковался от института физики твёрдого тела с декларируемой целью быть как раз ближе к технологии. Но организаторы сочли нужным подстраховаться с самого начала.
Приём на работу
При приёме на работу со мной побеседовал аж заместитель и ВРИО директора Вяткин. Или тогда он был только замом, а ВРИО стал потом? Нусутх. Тут я имел возможность сравнить его кабинет с кабинетом парторга завода ПУЛ – никакого сравнения! Совсем небольшая комната. Наверное, совещания устраиваются где-то в другом месте. Он подробно рассказал мне о задачах, которыми занимается институт и своих личных исследованиях. Не знаю, с какой целью. В смысле, что касается обзорной лекции по институту, её можно поручить какому-нибудь сотруднику поменьше рангом. А чем он занимается лично, не всё ли мне равно, если я поступаю на чётко определённое место с определёнными задачами. Никакого Оже-спектрометра в его рассказе не промелькнуло, да он, вроде, и не пытался меня переманить работать в какое-то подразделение поближе к себе, другое, чем лаборатория Мордковича. В общем, чего-то тут я не понял. И никто мне потом не объяснил.
В ИПТМ я увидел, как на самом деле надо устраивать помещение для минимизации пыли в воздухе. Не так, как на ПУЛе: пришёл, пиджак снял, халат надел и всё. Ну и пол иногда помыл, причём пол каменный, а не деревянный. А перегородки стеклянные, а не кирпич со штукатуркой. Но не доходящие до пола и потолка. Нет, в ИПТМ была отделена от остального объёма здания целая большая центральная зона, куда можно попасть только через шлюзы. Воздух туда поступал через фильтры, и там постоянно действовала вытяжная вентиляция. Впрочем, это уже не сам Вяткин мне показал, экскурсию он всё же рядового сотрудника попросил провести. Мне там показали, например, под микроскопом цепочку магнитных кружочков, которая передавала «из рук в руки» некую намагниченную область жидкого кристалла. Её было видно в поляризованном свете. Это был прообраз некоего цифрового устройства, ещё не созданного. Передача, если я правильно помню, происходила из-за некоего аналога инерции. Так можно себе представить планету, которая делает вокруг звезды половину оборота и оказывается между этой звездой и соседней – и закручивается вокруг второй, а на той стороне орбиты попадает в область притяжения третьей. Вот так она себя вела. Кажется на первый взгляд, что, оказавшись между двумя центрами притяжения, она случайно выберет, вокруг которого теперь вертеться, но нет, она всегда переключается на альтернативный. Забавно. Не очень понятно, в чём может заключаться эта самая инерция, если она не по прямой летит, а в момент выбора так и вообще поперёк направления результирующего перемещения…
Вяткин, кажется, больше ни разу со мной не говорил. Я его иногда видел потом на конференциях. И вот теперь боюсь оклеветать человека, но, возможно, именно он в какой-то момент собирался сделаться из ВРИО директором, и для этого устроил интересные выборы по-советски. А может, это уже следующий какой-то начальник, не ручаюсь. Вообще-то, вроде бы, директоров не выбирают, а назначают сверху. Но это был, наверное, такой побудительный аргумент для верхнего начальства – коллектив, де, выбрал. Других кандидатов не было, а на бюллетене было в тоне приказа написано, что его следует бросать или «за», или «против», и запрещено уносить из института. Без никаких объяснений. Разумеется, я его унёс. Типа, чего-то не понял. Если разговариваешь с научным сотрудником как с солдатом, смотри, чтобы он не прикинулся шлангом. «Приключения бравого солдата Швейка» все читали. Кстати, не могу понять, почему «прикинуться шлангом»? Ведь немецкое Schlange, от которого это слово, значит «змея». А змея – символ мудрости. Ну, и подлости тоже, но не глупости же. Но унёс-то я тот листочек на память, а теперь и не знаю, где он. Жаль, а то мог бы процитировать, чтоб было понятно, почему какой-то запрет выносить бюллетень показался мне слишком наглым. Вот, вроде, о самом ИПТМ и его начальстве всё, что запомнилось.
Разноуровневые доктора наук
Про Мордковича ещё буду упоминать дальше, пока замечу, что на его примере я обнаружил, что доктора наук по статусу сильно отличаются друг от друга. А именно, у меня в Москве был дядя, старший брат отца, руководитель теоретического отдела Института кристаллографии, то есть, довольно близкой специальности. Не то что бы это привело к какому-то профессиональному общению. Ну ладно, тут не про дядю. Но он был не просто доктор наук, а как-то выдвигался в член-корры Академии наук. Правда, как он сам с юмором говорил, он был шансонеткой, от слов «шансов нет». Тем не менее, даже так это уже не простой доктор наук! Было интересно смотреть на реакцию его и Мордковича на упоминание фамилии одного другому. Оказалось, оба они друг о друге знают, и друг к другу относятся хорошо. Но если дядя снисходительно свысока заметил что-то вроде «головастый мужик», то Мордкович отозвался о нём с огромным уважение, явно взирая, так сказать, снизу вверх. Это в добавление к тому наблюдению, что дистанция между начальственными уровнями растёт с повышением уровня. От руководителя группы до начальника лаборатории гораздо ближе, чем от начальника лаборатории до начальника отдела, в т.ч. отдела другого института.
Тем удивительнее лекция, устроенная мне ВРИО или замом директора – больше я с таким ни разу не встречался. Моё поступление на работу оставалось всегда делом тех, кто собирался