Как только его увезли, Бриджит взялась за дело. Она доставила корм для оставшихся животных, собственноручно притащив из машины несколько охапок сена, и принялась нежно поглаживать тех из них, кто был слишком слаб и не мог самостоятельно есть. Немного позднее в тот же день — правда, лишь после того, как она убедилась, что животным ничего не грозит, — Бриджит отправилась в жандармерию и подала иск на несчастного пастуха. Кроме того, она велела своему адвокату, чтобы тот добился от суда формального постановления, что отныне животные переходят под ее опеку.
Правда, уже к вечеру полиция отпустила пастуха. По словам блюстителей порядка, у них не нашлось неопровержимых улик, чтобы выдвинуть против него обоснованное обвинение.
Бриджит сочла этот предлог неубедительным. Ну а поскольку жандармы уже не раз имели возможность на собственной шкуре испытать ее горячий нрав, им ничего не оставалось, как обвинить пастуха в нарушении общественного порядка, поскольку он якобы не сумел, как положено, то есть в 24 часа, известить власти о гибели животных.
Бриджит это тоже мало удовлетворило, и она, для пущей важности, решила воспользоваться своим громким именем. Бриджит растрезвонила об этом случае по всей стране, и сочувствующие ей люди приходили в ужас, что такое возможно и, главное, что полиция проявила такое преступное равнодушие, такую вопиющую апатию, словно позабыв о том, что такое справедливость. Через четыре дня бедняга-пастух был избит до полусмерти какими-то тремя типами в плащах, в руках у которых были бейсбольные биты.
Разумеется, ни у кого язык не повернулся утверждать, будто Бриджит каким-то образом причастна к этому избиению. Однако никто в Сен-Тропе не усомнился в том, что это ни что иное как reglement de comptes — что на гангстерском жаргоне означает «сведение счетов».
Однако Бриджит это было совсем ни к чему. Ей было глубоко наплевать на бедолагу-пастуха. Она болела душой исключительно за животных, не в силах смириться с той вопиющей жестокостью, которой стала свидетельницей, переживая, что все это может повториться опять. Бриджит отправила гневное послание на имя раматюэлльского мэра, в котором частично возлагала на него ответственность за то, что, как представитель власти, он не сумел предотвратить злодеяние. В свое оправдание мэр робко попенял на законодательство, где отсутствует соответствующая статья, которая позволяла бы изгонять бродяг с самовольно занимаемых ими домов.
Бриджит не позволяла замять эту историю. Кому-то она написала, другим — позвонила лично, чтобы ни у кого не осталось сомнений на тот счет, что ее возмущению нет предела. Она твердо решила идти до конца. Однако столкнувшись с равнодушием властей, Бардо вскоре ощутила собственное бессилие — как говорится, плетью обуха не перешибешь.
Примерно в 8 часов вечера, в субботу 14 ноября, ровно через две недели после кровавого побоища в Сен-Ам, Бриджит смешала свое обычное успокоительное со стаканом вина, а через несколько мгновений лишилась чувств.
Ее муж, который, кстати, являлся таковым всего как три месяца, вызвал скорую. Бриджит в срочном порядке доставили в клинику «Оазис», где ей было сделано промывание желудка. Как только жизнь ее была вне опасности, Бернар Д’Ормаль сделал заявление для прессы. По его словам, Бриджит страдала от крайнего переутомления, которое оказалось усугублено ее переживаниями по поводу массовой гибели животных. Д’Ормаль отрицал, что то была очередная попытка самоубийства. «Она хранит подобные вещи в себе, — замечает он, — копит до тех пор, пока ей становится невмоготу. А ведь это не может не отразиться на ее состоянии».
Глава 23
Бугрен-Дюбур
Бриджит продолжала защищать животных. Так, когда она отправилась в торосы спасать котиков, с ней познакомился Бугрен. Они нашли друг в дружке родственную душу, и когда Бриджит разошлась с Мирко, их дружба переросла в роман. Сила их совместных интересов была такова, что Бугрен-Дюбур — один из немногих бывших ее любовников, с которым она до сих пор поддерживает контакты.
Люди говорили, что она лишь затем взялась защищать животных, поскольку это привлекает к ней внимание со стороны прессы. Мол, она больше не снимается, и это — единственно доступный для нее способ оставаться в центре всеобщего внимания. В то же самое время ежедневно со всех уголков света к ней поступали просьбы об интервью. Ежедневно находились люди, которым было интересно узнать ее мнение. Но она всем без исключения отказывала. Вот так, она отказывалась от интервью, не желая, чтобы вокруг нее поднимали шумиху, и все равно находились те, кто утверждал, что она лишь потому защищает животных, чтобы избежать полного забвения.
Не будет преувеличением сказать, что, когда Бриджит и Бугрен-Дюбур познакомились, они обрели в лице друг друга надежную опору, способную помочь им обоим поднять свою деятельность по охране и защите животных на новый уровень. Бриджит помогала Алену войти во вкус этой деятельности. Он же, в свою очередь, сумел убедить ее, что если вы рассчитываете на успех, одной только личной увлеченности недостаточно.
По его словам, «Бриджит целиком отдавала себя любимому делу. В самом начале, стоило ей узнать об очередной жестокости, как ей казалось, что достаточно во всеуслышание заговорить об этом. Бардо полагала, что, сорвав завесу молчаний, она уже одним этим способна решить проблему. Она ненавидела изучать документы. Вся эта бумажная работа, весь этот сбор материалов нагоняли на нее скуку. С течением времени она усвоила для себя истину, что успеха невозможно добиться, не поработав как следует головой. Мало-помалу она досконально изучила все, что связано с проблемой охраны животных. И хотя Бриджит не утратила боевого духа, теперь ей стало понятно, что одними только истошными воплями и причитаниями по поводу творимых зверств делу не поможешь. Теперь она чаще пускает в ход имеющиеся у нее знания и опыт и пытается вступить в диалог. Ну, а поскольку знаний и опыта ей теперь не занимать, она, наконец, сумела обрести ту уверенность в себе, которой ей страшно не хватало в бытность кинозвездой.
Стремясь убедить власти, что без поддержки свыше им никак не обойтись, Бриджит и Бугрен-Дюбур в октябре 1984 года отправились на прием к президенту Франции Франсуа Миттерану. При обычных обстоятельствах вряд ли бы кто-нибудь взял на себя смелость утверждать, что президент Французской республики примет активистку движения по защите прав животных с распростертыми объятиями. По крайней мере, раньше за ним такое не водилось. Но в данном случае не лишним оказалось то обстоятельство, что вышеупомянутая активистка приходилась старой подругой Кристины Гуз-Реналь, чья сестра Даниэль, в свою очередь, была не кем иной, как супругой президента. И все-таки истинная причина заключалась в том, что этой активисткой была сама Бриджит Бардо, и президент никак не мог ей отказать в личной встрече. В конце концов, она до сих пор, пожалуй, единственная во Франции, кому удается привлечь к своей персоне больше внимания со стороны прессы, чем то положено даже самому президенту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});