Читать интересную книгу Негасимое пламя - Уильям Голдинг

— Во всяком случае, для корабля без парусов идем хорошо: почти пять узлов! Следовало бы радоваться — но сами знаете… Ладно, не станем унывать, покуда ничего не случилось.

К нам подбежал помощник боцмана.

— Донесение от мистера Камбершама, сэр. Орудийная палуба беспокоится, сэр. Переселенцы хотят пройти к мистеру Преттимену, а в кубрике койки развешаны. Мистер Камбершам просит дозволения не пускать на шкафут никого, кроме вахтенных, а то вдруг кому придет в голову там пройти.

Он прекратил тараторить и перевел дыхание.

— Молодец, толково изложил.

— Есть, сэр. Спасибо, сэр.

— Скажи мистеру Камбершаму, что я согласен. В такую погоду и впрямь не стоит перегружать палубы.

— Там и женщины, сэр.

— Тем более. Выполняйте.

Парень умчался передавать ответ. Шкафут заливала белая пена, на ее фоне четко выделялись страховочные леера.

— Вы неразговорчивы, Эдмунд.

Я лишь сглотнул.

— Ну, полно вам. Что случилось?

— Я убил Преттимена.

Чарльз не ответил. Он заглянул в нактоуз, поглядел на наш след за бортом и подошел ко мне.

— Судя по всему, вы про ссору с Бене.

— Я всюду сею смерть. Убиваю людей, пусть и непредумышленно.

— Выражаетесь, как в театре.

— Колли, Виллер, а теперь вот Преттимен.

— На моей памяти вы еще никого не убили. Если бы вы и вправду прикончили кого-нибудь, как это бывает в море, вы бы об этом так просто не толковали.

— О Господи!

— Бросьте. Он что — скончался?

— Без сознания. Пульс и дыхание слабые. Все рвутся с ним попрощаться. А она…

— Вы были пьяны? Позволили себе лишнего, как вы это зовете?

— Пара стаканов бренди — ничего особенного. Я просто начал его мало-помалу перевертывать…

К моему изумлению, Чарльз разразился громким смехом. Правда, быстро взял себя в руки.

— Простите, старина, но вот это ваше «мало-помалу»! Вы схватываете флотский жаргон получше многих матросов! А теперь успокойтесь хоть немного. Вы никого не убили, и ни к чему разыгрывать трагедию.

— И переселенцы, и, по-моему, матросы толпами идут с ним проститься.

— И зря — торопятся, не хуже вашего. Насколько я знаю, вы пытались помочь…

— Знаете?! Откуда?!

— Господи помилуй, неужто вы думаете, что новость о вашей ссоре и ее последствиях тут же не облетела весь корабль? По крайней мере, она отвлекла людей от мыслей о наших бедах.

— Я упал на него!

— Надо учиться управлять конечностями, дружище! Осмелюсь предположить, что это умение придет к вам — с возрастом.

— И все-таки, когда это случится?

— Что?

— Когда он умрет?

— Я тронут вашей верой в меня, Эдмунд. Пока неизвестно, умрет ли он вообще. Человеческое тело — загадка. Вам станет легче, если я пошлю узнать, как он себя чувствует?

— Да, пожалуйста.

Чарльз кликнул рассыльного и отослал его вниз. Мы ждали в молчании. Чарльз критическим взглядом изучал снасти. С тех пор как я последний раз выходил на палубу, на мачтах поставили паруса — даже топсель, вместо того, который на моих глазах сдуло ветром. Вода изменилась — там, где раньше поверхность океана вскипала, появились обычные волны.

Пригибаясь от сильного ветра, прибежал гонец.

— Леди говорит — никаких перемен, сэр.

— Хорошо.

Рассыльный вернулся на свое место у поручня.

— Слышали? Не стоит волноваться раньше времени, — заметил Чарльз.

— Не могу совладать с собой.

— Ну что с вами поделать! Не спорю, дорогой мой Эдмунд, вы повели себя неуклюже, глупо, неразумно. Если Преттимен умрет или, вернее, когда он умрет…

— Значит, все-таки!..

— Да ведь он умирал еще до того, как вы на него свалились! Боже милосердный, неужто вы полагаете, что человек, который раздулся, как дыня, а цветом напоминает перезрелую свеклу, поправится в наших условиях? Да у него все внутренности раздавлены! Думаю, его бы и доктор не спас. Вы могли всего лишь ускорить кончину.

— Все равно ничего хорошего. Она меня ненавидит, презирает. Как я могу оставаться с ней на одном корабле?

— У вас нет другого выхода. Возьмите себя в руки. Господи, если б я умел хотя бы вполовину так раскаиваться!

— Глупости. Я никогда не встречал человека лучше вас.

— Не говорите так!

— Говорю и буду говорить. Я убедился, что ночные вахты — лучшее время для откровенности между людьми. Когда я буду думать о нашем путешествии, это будут мои лучшие воспоминания, дружище.

— Мои тоже, Эдмунд.

Мы умолкли. Чарльз нарушил тишину:

— И все-таки мы живем в разных мирах — странно, как вообще находим, что сказать друг другу.

— Я высоко ценю ваши добродетели, которые не принадлежат никакому «миру» — хотя со своей стороны не знаю, что заставляет вас вести беседы со мной…

— Вот как. Это еще большая загадка, чем человеческое тело. Но хватит об этом. Разве что… — в голосе его появилась улыбка, — …как не подружиться с юным джентльменом, который обещает звезды и луну с неба?

— Продвижение по службе гораздо ближе к земле.

— А что бы вы сказали про мое продвижение из матросов в гардемарины? Невероятная история. Все случилось из-за того, что я попал в переплет.

— В переплет? Быть не может!

— Вы считаете меня скучным человеком? А вот представьте себе!

— Расскажите.

Его лицо расплывалось в темноте.

— Смеяться не будете?

— Не буду — вы же меня знаете!

— Знаю ли? Ну ладно. Дело в том, что в матросском кубрике, где едва хватает места подвесить гамаки, царит девиз: живи и дай жить другим. Хочешь книгу почитать — никто не возразит. Вы слушаете?

— Просто обратился в слух.

— Стояли мы на якоре. Вообще-то время было свободное, но мне как раз выпало быть якорным. Никому я со своей книжкой не мешал… Тут-то меня офицер и застукал. Уж как он меня отчитывал, чтобы показать свою строгость, когда вдруг кто-то скомандовал «Смирно!» Это оказался адмирал Гамбьер.

— Мрачный Джимми?

— Да, некоторые его так называли. На самом деле он был хороший человек. Так вот, он осведомился, что я натворил. Пришлось признаться, что я читал во время вахты. Он поинтересовался, что именно, ну я и вытащил руку из-за спины, показал ему книгу. «Всему свое время», — заметил адмирал и ушел. Офицер велел старшине найти для меня в качестве наказания какую-нибудь работу. А к концу дня мне приказали явиться к капитану Вентворту. «Очень умно, Саммерс, — сказал Вентворт. — Собирайте барахло, вас переводят на флагманский корабль, в гардемарины. Вы меня разочаровали, Саммерс. На мой корабль вы не вернетесь».

— И что же там была за книга? А, знаю — Библия!

— Капитан Вентворт религиозностью не отличался.

— Так вот каким образом вы сделали первый шаг по служебной лестнице!

— Именно.

Я был сконфужен и сбит с толку. Нас действительно разделяли мили! Не зная, что ответить, я оглядел след за кормой, потом сделал вид, что критически разглядываю паруса.

— Вы правы, Эдмунд. Пожалуй, можно разрифить паруса.15

Чарльз позвал помощника боцмана, который продудел приказ сперва на шканцах, затем сбежал вдоль леера и проделал то же самое на баке. Вода доходила ему до колен. Темные силуэты карабкались по вантам, устремившись к парусам.

— Это прибавит нам ходу?

— Нет, скорее, поможет сохранить ту скорость, с которой мы идем сейчас.

Я умолк.

— Во всяком случае, вы не смеялись, Эдмунд.

— Тут нет ничего смешного. Скорее, вы к себе несправедливы.

— Отнюдь. Всем, чего я достиг, я обязан доброму человеку.

— Гамбьеру? Боюсь, вы сочтете меня слишком приземленным, однако… Мне кажется, как порицание капитана Андерсона, так и историю о том, как адмирал сделал вас гардемарином, стоит оставить между нами.

— Первое — согласен. Но второе-то почему?

— Мой дорогой друг! Рекомендация Мрачного Джимми помогла бы вам, выбери вы карьеру клирика… Что такое?

— Ничего.

— Но во флоте она вас далеко не уведет. Господи, да от нее будет столько же толку, сколько, скажем, от рекомендации бедняги Бинга!16

— Что отнюдь не красит флот.

— Как знать.

— Что ж, во всяком случае, наш разговор заставил вас позабыть свои печали. Пора сдавать вахту — и в постель.

Чарльз подсмеивался над тем, как серьезно и как близко к сердцу я принял нашу беседу. Как уже говорилось, в тот момент я не догадывался, что он хотел скрасить мне тоскливые ночные часы в страшной каюте — я-то всерьез верил, что был ему полезен! Теперь я и сам смеюсь над собой. А тогда вахта кончилась, и я вернулся к себе. Вода заливала углы и струилась по коридору. Ветер все еще подвывал, но уже не так страшно, как раньше. Я ворочался без сна, прислушиваясь к Преттимену, которого, видимо, напоили лекарствами, потому что криков слышно не было.

Остаток ночи прошел ужасно. Заснул я только перед рассветом и пробудился с твердой мыслью, что не выйду из каюты: так, по крайней мере, я никому не причиню вреда. Хотелось кричать в голос не хуже Преттимена.