Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем пришел, а? – коротко и мягко спросил Секретов Сеню и, подойдя ближе, зачем-то понюхал воздух.
– Вот! – туповато ответил Семен и щелкнул ладонью по книжке.
– Что это у тебя? – осторожно осведомился Петр Филиппыч.
– По книжке велено получить, – осипшим голосом произнес Сеня.
– По книжке? Ну-ну! – догадался по своему Секретов и тут же пояснил будущему свату, покачивавшемуся на растопыренных чурбаках ног: – вот народ у нас! Тут я с лавочником в контрах. Так вот он и догадался в такой час потрафить, пьяного прислал. Извините уж, гости дорогие!..
– Да сколь хочешь, пожалуста, – чванно отмахнулся толстый.
– Ты подожди, парень, вот только гостей провожу... и рассчитаюсь с тобой! – сказал Секретов.
Но он уже не отходил от Сени, заметив Настино беспокойство. Жених тоже учуял беду и неприметно оглянулся на отцов.
– А я вот что придумал, – вдруг обрадовался Секретов внезапной мысли. – Поступай-ка ты, парень, ко мне в службу. Я тебе и жалованья больше положу... Не век же тебе в мальчишках слоняться.
– Художественно! – захохотал толстый. – Вот уж хитер ты, Петр Филиппыч! Ну что, парень, согласен? – обратился он к Сене.
– Покорно благодарим! – вырвалось у Сени само собой. Почему-то ему в ту минуту представилось, что за ним наблюдает Пашка и улыбается. Он так глубоко вздохнул, словно хотел поглотить в себя свое неожиданное согласье.
– Ну, вот и чудодейственно. Смеху-то на все Зарядье станет! – успокоился Секретов, отходя к покинутому свату. – А пока подержи вот шубу женишку... Может, и на чай отвалит, коли не скуп! – и он хвастливо подмигнул приглядывавшемуся ко всему с лисьей осторожностью невзрачному.
Сеня взял шубу из рук жениха и растянул ее в руках, придерживая... Настя окаменело глядела на него, настрого сдвинув брови. Держа кашнэ в зубах, жених полез руками в рукава, но тут-то и случилось событие, повернувшее всю торжественность помолвки в один непристойный для купеческого дома ералаш...
XVIII. Катина родинка.
Сене отперла сама Катя.
– А Насти у нас нет!.. – сказала она, удивившись позднему его приходу. Впрочем, тотчас же тень какой-то догадки скользнула у нее в губах. Да что же вы на пороге-то стоите... входите!.. – она делала вид, что не замечает странной Сениной скомканности. Глаза у него были красны, веки падали вниз, – стоило большого труда удержать их.
Сеня все так же, без объясненья своего прихода, вошел в переднюю. Судя по тому, как он оглядывался, можно было предположить, что тут только он сообразил, куда завлек его хмель.
– Она обещала притти? Вы разве не знаете, мы с ней немножко рассорились! Из-за вас вышло... – добавила она тихо.
Катина блузка была смята, а волосы растрепаны, – очевидно, дремала, когда раздался резкий Сенин звонок. Она размахивала книжкой, значит с книжкой и дремала.
– Ну... не в передней же стоять! Пойдемте ко мне, что ли?.. – объявила Катя и непринужденно потянулась. – Где это вы так?.. – она искала слово, идя сзади Сени и все время копошась с блузкой. – Какой-то вы чудной... Я напугалась даже.
Сеня заговорил не раньше, чем вошел в комнату и сел на стул. Но сел уже не робко, как прежде, а всем телом, в развалку.
– Ты что, спала, что ли? – грубо спросил Сеня, не справляясь с косящим взглядом.
– Нет, нет... ты сиди, сиди! – тоже на ты перешла Катя. – Я ведь все одна сижу!..
– Жениха сейчас обидел, – жестко сказал Сеня и сделал неопределенное движение рукой.
– Настина жениха? – заинтересовалась Катя. Она расположилась-было поудобней на смятых подушках, но тут с любопытством приподнялась. – Как же ты его... так что-ли? – она наотмашь махнула рукой.
– Не... – нехотя отвечал тот, встал и скинул на пол плохонькое свое пальтецо. – Жарко! – сказал он и оттянул ворот рубашки, впившийся в смуглую, раскрасневшуюся мякоть шеи. Потом он взял попавшийся ему на глаза Катин гребень и запустил его себе в волоса, но завитки спутались и не давали гребню прохода.
– Положи... сломаешь! – вскользь заметила Катя. – Так ты, значит, на квартиру к ним приходил?
– Дай воды сперва попить...
– Вон там в графине, на подоконнике, возьми... Ну и как?
Сеня не спеша налил стакан. Рука его дрожала и расплескивала воду. Он выпил весь его в два глотка и опять сел, тупо уставляясь перед собою.
– Настькин отец говорит: «подержи шубу», – начал рассказывать он.
– Кому? – воззрилась, замирая от любопытства, Катя.
– Жениху, конечно! А я его поднял вот этак!.. не тяжеле мешка, да ка-ак брошу, с шубой вместе. Уж больно я на себя озлился, что шубу ему стал подавать... – опять попался на глаза гребень, и опять стал расчесывать Сеня волосы, но гребень хрустнул, и кусок его, выскользнув из волос, упал на пол.
– Ну, вот, видишь? Я говорила, что сломаешь! – объявила безо всякой досады Катя.
– ... я за нее по кусочку бы себя отдал тогда... – продолжал Сеня, и по всем мускулам его пробежала некая смятенная волна. – Зачем она отцу в глаза не вцепилась?..
– А Настя что? – допрашивала Катя, закладывая руки за голову.
– Она меня выгнала... как щенка пихнула!
– А ты и ушел?..
– Ушел, а тебе что?
– Хорош, нечего сказать! – Катя тихо засмеялась. Смех ее был ровный, щекочущий, осторожный как кошачья походка. – Значит, Настьку-то с руками этому воробью отдал! Ребят-то не нанимали няньчить?.. – и Катя насмешливо поиграла острым, как язык, кончиком ботинка.
– Не дразнись, – сказал он, опуская голову. – Зачем меня дразнишь?
Катя лежала с закинутыми руками, головой на подушке, вышитой тяжкими шерстяными розанами.
– А, может, я тебя утешить хочу?.. – и опять смешок ее, обжигающий Сенино самолюбие, прозвучал коротко и смолк. – Ты вот злишься, а, может, я слезы тебе хочу утереть... Я ведь добрая!
– Говорят тебе, не дразни, – повторил с еще большим упрямством Семен.
Они помолчали минуту, как бы давая друг другу обдумать ходы начавшейся игры.
– Сними-ка вот...
– Что снять? – прищурился он.
– Ботинок сними вот этот, – однообразно воркотала Катя. – Левый... Жмет очень!
– Может, и еще что снять?.. – и Сеня грубо захохотал.
– Дурак! – отчетливо сказала Катя, не меняя положения.
– Дурак, так я уйду! – и встал.
– Куда? К Настьке пойдешь? Там тебя отец собаками затравит. Тебя и затравить-то, так простят. Много ли стоишь?! Кисельное блюдо!..
– А я тебе сказал в третий раз... не трожь меня! – Сеня угрожающе подошел к Катину диванчику и глядел на нее немигающими глазами. – Смотри, мое слово коротко!..
– А мое длинно! – дразнила Катя. – Ты сильный... Ты вон какой, а тебя девчонка выгнала, так ты и реветь готов.
У Кати в комнате горела лампа с узорчатым абажуром. Катино лицо лежало вне круга света и само мерцало смутными блесками.
– Ты не гляди на меня так, – смешливо заговорила она. – Я ведь одна дома. Ты смотри, не испугай меня... – вдруг Катино лицо разжалось, распустилось. – Садись вот тут, – приказала она и подвинулась к стенке, чтоб дать место Семену. – Шаль-то скинь на стул и садись!
Тот молчал, побеждаемый в поединке. Голову обволакивал какой-то чугунный хмель. Вдруг ему представилось, что все вещи стали звенеть, каждая по своему, – звон дурманил.
– Что ж, я и сяду! – сказал Семен и нескладно присел на стул.
– Нет, вот сюда садись, – и указала место рядом.
– Ладно, – и сел туда, куда указывала.
Катины, с обгрызанными ногтями, пальцы играючи бегали по блузке.
– Смотри, – сказала Катя, распахивая верх блузки. – Видишь?
– Ну, вижу. Ну!
– Родинку видишь?.. Нравится?..
– Ничего себе. Махонькая... – определил Сеня, тяжело уставляясь на Катю. Немного вверх, над грудью, где кожа припухла странной мерцающей голубизной, томилось в безвестности маленькое темное пятнышко, ласковое и жалкое, темный глазок греха.
– Настьку хочешь обидеть... – сказал Семен, глядя в глаза Кате. Ему стало невыносимо душно в Катиной комнате, насыщенной чуждыми запахами, заставленной сотнями мелких и глупых вещей. В пальцах кровь билась так, словно сердце захлебывалось кровью и пальцы двигались сами собою.
– ... Сейчас отец придет, – вслух думала Катя, все еще с раскрытой блузкой. – В десятом собирался вернуться...
– Настьку хочешь обидеть, – с упрямством повторил Семен.
Они уже не глядели в глаза друг другу. Задичавшие взгляды их ползали по комнате, не различая вещей... Пухлые, с обгрызанными ногтями, Катины пальцы, раздражающе царапали обивку диванчика... Сеня и видел ее, и не видел. В висках клокотала разгоряченная кровь. Душе было гадко, а тело безумело и начинало качаться как маятник. Все вещи дразнили, точно хотелось им, чтоб хватили их о пол и расхрустнули каблуком. Семен наклонил над Катей опухшее лицо, – Катя двинула плечом, потушила глаза и затихла. Так было недолго.
Вдруг Семен поднялся и резко засмеялся:
– Время-то течет, как по жолобу! – сказал он, обводя усталыми глазами комнату. – Набедокурили мы с тобой! Эх, Катька, Катька...
- Слепец Мигай и поводырь Егорка - Алексей Кожевников - Советская классическая проза
- Ораторский прием - Василий Шукшин - Советская классическая проза
- Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников - Прочая детская литература / Советская классическая проза
- Золото - Леонид Николаевич Завадовский - Советская классическая проза
- Сестры - Вера Панова - Советская классическая проза