Читать интересную книгу Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

— Вот то, что я называю недоброжелательностью, — заметила леди Харриет, — бедная любящая женщина пытается заработать себе на жизнь как гувернантка, и что она может сделать со своей дочерью, как не отослать ее в школу? А после того, как Клэр пригласили приехать, она слишком скромничает, чтобы привезти с собой дочь… исключая все расходы на путешествие и одежду… Мэри придирается к ее скромности и экономии.

— Ну, в конце концов, мы обсуждаем не Клэр и ее дела, а пытаемся придумать, как помочь маме. Я думаю, лучшее, что она сможет сделать, это попросить миссис Киркпатрик приехать в Тауэрс… как только начнутся каникулы, я имею в виду.

— Вот ее последнее письмо, — сказала леди Камнор, которая искала его в своем секретере, пока дочери разговаривали. Держа очки перед глазами, она начала читать: — «Мои привычные несчастья, кажется, преследуют меня в Эшкоме»… м-м-м… это не то… «Мистер Престон оказался невероятно добр, прислав мне фрукты и цветы из особняка, согласно любезному распоряжению доброго лорда Камнора.» О, вот оно! «Каникулы начинаются 11-го, согласно сложившейся школьной традиции в Эшкоме, и я должна постараться сменить климат и обстановку, чтобы подготовиться и вернуться к своим обязанностям 10 августа». Видите, девочки, она будет свободна, если не сделает иных приготовлений, чтобы провести свои каникулы. Сегодня 15-е.

— Я тотчас напишу ей, мама, — сказала леди Харриет. — Мы с Клэр всегда были хорошими друзьями. Мне она доверилась, рассказав о своей любви к бедному мистеру Киркпатрику, и с тех пор мы поддерживаем близкие отношения. Я знаю, что помимо этого она получила еще три предложения.

— Я искренне надеюсь, что мисс Боуз не рассказывает о своих любовных делах Грейс или Лили. Хотя, Харриет, ты была не намного старше Грейс, когда Клэр вышла замуж! — заметила леди Куксхавен с материнской тревогой.

— Нет, но я была хорошо осведомлена о нежных чувствах, благодаря романам. Осмелюсь предположить, ты не допускаешь, чтобы в комнате для занятий находились романы, Мэри. Поэтому твои дочери не смогут помочь благоразумным сочувствием своей гувернантке, окажись она героиней любовного романа.

— Моя дорогая Харриет, я не могу слышать, как ты говоришь о любви таким тоном. Это не хорошо. Любовь — серьезная вещь.

— Моя дорогая мама, твои наставления опоздали на восемнадцать лет. Я уже подумала обо всей свежести любви, вот почему я устала от этой темы.

Эти последние слова относились к недавнему отказу леди Харриет, который расстроил леди Камнор, и сильно обеспокоил милорда. Они, как родители, не могли понять ее возражений против джентльмена, о котором шла речь. Леди Куксхавен не хотелось вновь поднимать эту тему, поэтому она поспешно сказала:

— Попроси бедную маленькую дочь приехать с матерью в Тауэрс. Ей, должно быть, уже семнадцать или больше. Она станет тебе, мама, настоящей компаньонкой, если ее мать не сможет приехать.

— Мне не было и десяти, когда Клэр вышла замуж, а теперь мне почти двадцать девять, — добавила леди Харриет.

— Не говори об этом, Харриет. Во всяком случае, тебе сейчас двадцать восемь, и ты выглядишь намного моложе. Нет нужды напоминать о своем возрасте при всяком удобном случае.

— Однако, сейчас нужно было упомянуть. Я хотела подсчитать, сколько лет Синтии Киркпатрик. Я думаю, ей не может быть больше восемнадцати.

— Насколько я знаю, она находится в школе в Булони, поэтому не думаю, что она может быть старше. Клэр говорит что-то о ней в этом письме: «При этих обстоятельствах» — неудача в школе — «я не в праве позволить себе удовольствие принять дорогую Синтию дома на каникулах. Кроме того, каникулы во французских школах не совпадают с каникулами в Англии, и это может послужить причиной некоторой путаницы в моих планах, если дорогой Синтии придется приехать в Эшком и всецело занять мое время и мысли до того, как я приступлю к своим учительским обязанностям, так как ее каникулы начинаются 8 августа, а через два дня заканчиваются мои каникулы». Видите, Клэр будет совершенно свободна, чтобы приехать ко мне, и смею сказать, для нее это будет замечательная перемена обстановки.

— А Холлингфорд занят, присматривает за своей лабораторией в Тауэрсе, и постоянно ездит туда-сюда. И Агнес хочет приехать туда, сменить климат, как только достаточно окрепнет после родов. И даже мое собственное дражайшее ненасытное «я» будет достаточно веселиться в эти две-три недели, если погода не испортится.

— Я думаю, я тоже могла бы приехать на несколько дней, если ты позволишь мне, мама. И я привезу Грейс, она выглядит слишком бледной и худой. Боюсь, она растет слишком быстро. Поэтому, я надеюсь, тебе не будет скучно.

— Моя дорогая, — ответила леди Камнор, выпрямляясь, — мне было бы стыдно испытывать скуку с моими возможностями и моими обязанностями по отношению к другим и к себе.

Поэтому план в его нынешней форме был представлен лорду Камнору, который высоко его оценил, как всегда одобрял любой проект своей жены. Характер леди Камнор был, возможно, немного тяжелым для него, но он всегда восхищался всеми ее словами и поступками и, обычно, гордился ее мудростью, ее щедростью, ее силой и достоинством в ее отсутствие, словно именно таким образом он мог подкрепить свою более слабую натуру.

— Очень хорошо, очень хорошо, в самом деле. Клэр присоединится к вам в Тауэрсе! Превосходно! Я бы не смог спланировать лучше! Я поеду с вами в среду на время праздника в четверг. Мне всегда нравится этот день. Они такие замечательные, дружелюбные люди, эти добрые холлингфордские дамы. Затем я проведу день с Шипшэнксом и, возможно, проеду до Эшкома и повидаю Престона. Браун Джесс может это сделать через день, восемнадцать миль… конечно! Но вернемся снова в Тауэрс! Сколько будет дважды восемнадцать — тридцать?

— Тридцать шесть, — резко ответила леди Камнор.

— Так и есть. Вы всегда правы, моя дорогая. Престон умный и сообразительный человек.

— Он мне не нравится, — заметила миледи.

— Он надсмотрщик, но он сообразительный человек. И у него такая приятная внешность, к тому же, не пойму, почему вы его не любите.

— Я никогда не задумываюсь, привлекательны ли управляющие, или нет. Они не принадлежат тому классу людей, на чью внешность я обращаю внимание.

— Конечно, нет. Но он привлекательный человек, и что заставило бы вас его полюбить, так это интерес, который он питает к Клэр и ее будущему. Он постоянно предлагает что-нибудь, что можно сделать для ее дома, и мне известно, что он посылает ей фрукты, цветы и дичь так же регулярно, как это делали бы мы, если бы жили в Эшкоме.

— Сколько ему лет? — спросила леди Камнор, в ее душе зародились смутные подозрения относительно его мотивов.

— Около двадцати семи, я думаю. А! Я понимаю, о чем думает голова вашей светлости. Нет, нет! Он слишком молод для этого. Вы должны подыскать кого-нибудь средних лет, если хотите выдать бедную Клэр замуж. Престон не подойдет.

— Я не сводница, как вам должно быть известно. Я никогда не делала подобного для моих собственных дочерей. И не похоже, что я буду это делать для Клэр, — сказала она, вяло откидываясь назад.

— Что ж! Вы могли бы сделать хуже. Я начинаю думать, что она никогда не преуспеет как школьная учительница. Она необычайно красивая женщина для своего возраста, а ее проживание в нашей семье и ее частое пребывание вместе с вами должно пойти на пользу. Послушайте, миледи, что вы думаете о Гибсоне? Он как раз подходящего возраста… вдовец и живет недалеко от Тауэрса.

— Я только что сказала вам, что я не сводница, милорд. Я полагаю, нам лучше ехать старой дорогой, люди в этих гостиницах знают нас.

И так они продолжили говорить на другие темы, не касаясь миссис Киркпатрик и ее будущего, школьного или матримониального.

Глава IX

Вдова и вдовец

Миссис Киркпатрик была только рада принять приглашение леди Камнор. Именно на него она надеялась, но едва ли осмеливалась ожидать, поскольку была уверена, что семья на некоторое время обосновалась в Лондоне. Тауэрс был прекрасным и роскошным особняком, в котором она должна была провести свои каникулы. И хотя миссис Киркпатрик была не из тех, кто строит серьезные планы или заглядывает далеко вперед, она вполне осознавала, какой авторитет приобретет ее школа в глазах довольно многих людей, стоит ей упомянуть, что она гостила у «дорогой леди Камнор» в Тауэрсе. Поэтому миссис Киркпатрик охотно готовилась присоединиться к ее светлости 17-го. Ей не требовалось переделывать гардероб, а если бы и потребовалось, то у бедной директрисы не нашлось бы достаточно денег, чтобы соответствовать своему новому положению. Она была очень мила и грациозна, что придавало больший эффект пообносившимся платьям. И скорее следуя своему вкусу, чем испытывая сильные чувства, она упорно продолжала носить все изящные оттенки фиолетового и серого, которые с небольшим добавлением черного составляли нестрогий траур. Платья подобного покроя ей полагалось носить в память о мистере Киркпатрике, а на самом деле она носила их потому, что этот покрой был элегантным и экономичным. Ее прекрасные волосы были того насыщенного золотисто-каштанового цвета, который едва ли когда-нибудь поседеет. И отчасти осознавая красоту своих волос, отчасти потому что стирка обходилась дорого, миссис Киркпатрик не носила чепцов. Цвет ее лица был такой яркий, какой часто бывает у людей с рыжими волосами. От прожитых лет она получила единственный недостаток — цвет ее кожи стал скорее ярче, нежели бледнее, и от каждого пережитого волнения менялся все меньше. Миссис Киркпатрик больше не могла краснеть, а в восемнадцать она очень гордилась своим румянцем. Ее глаза были мягкими, огромными и синими, но в них было мало выразительности или чувства, возможно, из-за светло-желтого цвета ресниц. Ее фигура стала немного полнее, чем прежде, но движения по-прежнему были мягкими и плавными. В целом, она выглядела намного моложе своего возраста, который приближался к сорока. У нее был очень приятный голос, она хорошо и отчетливо читала вслух, как нравилось леди Камнор. По какой-то необъяснимой причине миссис Киркпатрик была любимицей леди Камнор в большей степени, чем остальных членов семьи, хотя все они по-своему любили ее и находили, что приятно и полезно иметь в доме ту, которая так хорошо знает их уклад и привычки, которая готова говорить, когда требуется поддержать разговор, и которая охотно слушает и слушает с подобающей рассудочностью, если обсуждаемые темы не затрагивают серьезную литературу, науку, политику или социальную экономику. В разговоры о романах и поэзии, путешествиях и слухах, личных подробностях или забавных историях любого рода она всегда вставляла точные замечания, которые ждали от внимательного слушателя. В ней было достаточно здравого смысла, чтобы ограничиться короткими выражениями удивления, восхищения, изумления, которые могли означать все, что угодно, когда хозяева говорили о сложных для ее понимания вещах.