Польсон закинул голову и засмеялся.
— С телефоном?
— Не смейтесь надо мной. Я думаю, уже пора сообщить куда-то об исчезновении Виллы. Может, мне пойти в полицию или хотя бы в Британское посольство?
Польсон перестал смеяться.
— Пока еще нет. Даже шведская полиция, достаточно сентиментальная, не отнесется всерьез к бегству невесты. А ваш посол, возможно, и так знает все, что хочет знать.
— Что вы имеете в виду, когда говорите: пока еще нет?
— Во всяком случае, до вечеринки. Может, она что-то прояснит. А как насчет того, чтобы выпить шнапса? Так говорила Вилла, она ведь не всегда говорила только о дожде.
Польсон хотя и не отрицал трагедийности ситуации, но умел сделать из нее мелодраму. По крайней мере, ему удалось унять ее страхи, сделать их терпимыми.
— Жаль, конечно, — вдруг согласился он, — что вы не появились у Синклеров на несколько минут раньше, чтобы поговорить с этим таинственным человеком, который звонил. Это вполне могла быть Вилла, попавшая в переплет с паспортом и бумагами о браке. И кто, как не Питер Синклер, мог помочь лучше всех в этом деле?
— Что означает, что Вилла может позвонить снова? — спросила Грейс и вспомнила, что не рассказала Польсону об утренней встрече с капитаном Моргенсоном, о котором Вилла написала в своем дневнике: «У него очень проницательный взгляд, словно он пытается влезть в мысли».
Пожалуй, он там ничего не найдет, кроме путаницы, удрученно подумала Грейс. Ей стало как-то не по себе.
— Польсон, не оставляйте меня одну. Послушайте, какой ужасный ветер.
Польсон посмотрел на нее долгим взглядом.
— Я и сам собирался предложить вам вместе поужинать. Вы еще даже не были в моей студии. Посмотрите, кстати, на мои картины. И мы, наконец, поговорим о чем-то другом, кроме Виллы, которой и так уделяем очень много внимания. И прошу вас, не будьте такой застенчивой. Будьте, как Вилла. Она бы сейчас сказала: «И такой, как требует время».
— Вы же сами сказали, что мы не будем больше про Виллу.
— Да, сказал. Простите.
— Но если она звонила, значит, она жива! — выпалила вдруг Грейс.
И позднее сама не могла понять, что заставило ее произнести эти слова.
Ну конечно, она жива, несмотря на все свое безрассудство. Она всегда была слишком живой, чтобы умереть.
Студия наверху представляла собой неприбранную, но уютную комнату с низким потолком, с фарфоровой печью. Рисунки, книги — всегда лучшая меблировка для любой комнаты, даже если вещи в беспорядке. Там же стояли старомодное кресло-качалка, стулья и столы, заваленные книгами, мольберт с незаконченным рисунком — портретом светловолосого мальчика, облокотившегося о полку камина, лежал большой выцветший шерстяной ковер.
Польсон наблюдал за Грейс. Выражение его лица было довольным и взволнованным. — Вы не против такого беспорядка?
— Что вы, Польсон! Почему я должна хотеть изменить вас? Это ваш сын?
— Да.
— Я видела его с вами в воскресенье. Из машины, и даже помахала вам рукой, а вы и не заметили.
— Наверное, мы обсуждали что-то важное.
— Вы хорошие друзья, да?
— Конечно.
— Но не настолько хорошие, чтобы жить с его матерью?
— Нет. — Голос его стал отстраненным и холодным, и прежде чем она задала следующий вопрос, Польсон сказал своим обычным голосом:
— Вы изумительная женщина, Грейс. И мне очень хорошо с вами, а этой темы лучше не касаться. Вам, кстати, очень идет мое кресло-качалка. Давайте что-нибудь выпьем, и я начну готовить ужин.
Чуть позднее он заговорил из кухни.
— Вас не тревожит ветер? Он здесь гудит сильнее, чем у вас.
Действительно, ветер гудел сильно — дико, безнадежно и был похож на вой волков вдалеке. Но Грейс, наконец, ощутила покой. Она чувствовала себя совсем маленькой в лучах любви большого Польсона. Но если так, то светловолосый мальчик на портрете станет ее врагом.
Нет, эта мысль от усталости или шнапса, ребенок никогда не может быть врагом.
— Совсем не тревожит, — сказала Грейс Польсону.
Глава 9
Они пришли вместе — два человека, которых Грейс никогда не видела: барон ван Стерп и Ульрика Бейк. Баронесса и доктор Свен Бейк тоже, конечно, пришли вслед за ними, и Свен сказал:
— «Мерседес» барона шел прямо за моим «вольво».
— Мы могли бы проглотить этот «вольво», — хрипло засмеялась Эбба.
— Мы играли с ним, как кошка с мышкой. Грейс, дорогая, как хорошо, что вы нас пригласили на эту вечеринку. Вы еще не знакомы с моим мужем? Якоб, это мисс Грейс Эшертон. Английские имена очаровательны, гораздо лучше, чем шведские.
Барон слегка склонил голову. К удивлению Грейс, он показался маленьким и старым рядом со своей высокой молодой женой.
У него были седые волосы, кроткие глаза, мягкая улыбка, и он совсем не из тех людей, кто мог бы произвести впечатление на Виллу. Ее привлекали яркие типы. Может, только титул или деньги могли бы ей понравиться. Кстати, вероятно, именно они и завладели вниманием живописной Эббы.
Можно было подумать, что Свен Бейк с меланхолическим видом составил бы более подходящую пару для Эббы. А Ульрика с ее квадратной фигурой, неулыбчивая, вполне могла бы встать рядом с бароном.
О, я, кажется, уже поменяла партнеров, сказала себе Грейс. А шведы могли бы и сами догадаться.
— Итак, вы продолжаете знакомиться со Стокгольмом, — начал Свен Бейк, глядя на нее своими темными беспокойными глазами.
В тот день, когда она была у него на приеме, она не заметила этой нервозности. Может, он не любит вечеринок? А может, сестра подавляет его? Она стояла рядом с весьма решительным видом. Бедняжка тоже нервничала, одетая в черное шерстяное платье, понимая, что явно проигрывает в элегантности Эббе, которая была в длинном серебристом изысканном платье, переливающемся в свете свечей. Ее большие светлые глаза отливали таким же холодным светом.
Польсон велел зажечь не меньше дюжины свечей, чтобы создать и праздничную и интимную обстановку. Такой свет обычно любят женщины, от него теплее в комнате. На вечеринках Вилла всегда зажигала свечи.
В неровном свете лица казались загадочными, и трудно было прочесть их истинное выражение.
Капитан Аксель Моргенсон, встретив Эббу, посмотрел на нее долгим напряженным взглядом. Питер Синклер приветствовал Свена Бейка сердечно, как старого друга, однако его представили, как незнакомого строгой Ульрике. Польсон был чрезвычайно внимателен к Кейт Синклер, а Уинифред Райт быстро и лукаво говорила с бароном фон Стерпом, хотя и не было смысла тратить на него столько кокетства. Старые тетушки Акселя восседали на пышных бархатных подушках на диване Виллы, улыбались, приятно кивали, будто они слышали каждое слово, произнесенное в комнате, а Нигель и Джойс Томпсоны непринужденно переходили от одной группки гостей к другой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});