Читать интересную книгу Больно не будет - Анатолий Афанасьев

В кафе все устроилось как нельзя лучше. Администратор, худая женщина цыганского вида, слегка повозмущалась для острастки, но потом распорядилась сдвинуть еще три стола. Она сказала туманно:

— За аврал надо будет как-то возместить людям!

Башлыков с таким усердием ударил себя в грудь, что было понятно: он не только возместит, но и душу заложит дьяволу, лишь бы никого не обидеть. Его жена Анюта и Кира Новохатова выступали в роли хозяек. Обе в ослепительных вечерних платьях, улыбающиеся, приветливые. Откуда что и бралось. Анюта, полноватая блондинка, с мужем почему-то обращалась подчеркнуто небрежно. Она на это имела право. Защитить диссертацию сейчас только ленивый не сумеет, а вот принять гостей, развлечь их и обнадежить, каждому сказать приятное — на это талант нужен. У Анюты этот талант был. Кира Новохатова, ее помощница, держалась в тени, хотя на мужа, подражая подруге, тоже вроде поглядывала пренебрежительно. Ей, может быть, не понравилось, что Гриша не отходит от своей бывшей сокурсницы. Кира помнила Шурочку Зенькову. Они вместе не учились, но она ее знала — встречались в компаниях. Женщины хорошо помнят нюансы в отличие от мужчин, которые склонны к запоминанию фактов. Шурочка Зенькова была для них с Гришей некоторое время поводом для любовных выяснений. Кира назидательно поучала жениха в том смысле, что женитьба на генеральской дочке сулит ему немалые преимущества, а Гриша радовался, что она его ревнует.

Кира его никогда не ревновала. Но иногда, видя, что ему это нравится, умело имитировала.

— Ах ты, моя ревнушка дорогая, — говорил Гриша покровительственно, та́я от ощущения своей власти над ней. Но это была все же не та власть, которая снисходит как дар божий. Это была вымученная, умозрительная власть. Так весело было думать, что она любит его, раз ревнует. Других доказательств у него не было. Он и после, когда Шурочка исчерпала свое присутствие в их жизни, нередко как бы невзначай рассказывал о знаках внимания, которые ему оказывали женщины, и Кира, поддаваясь на уловку, изображала гнев и обиду.

Сейчас Кира с первого взгляда определила, что Шурочка изменилась к лучшему, накопила женских чар с избытком. И дело было даже не во внешности, а в бесшабашности и легкости, с которыми она держалась. Пепельнокудрая Шурочка была подобна солнечному блику. Когда такая появляется в компании, мужчины начинают громко и вызывающе разговаривать, а женщины замирают в предчувствии опасности. Шурочка за столом села рядом с Новохатовым, Кира — с другой стороны. Кира обратилась к ней первая:

— Я вас помню, а вы меня, наверное, нет. Вы так всех изумили, когда уехали в Курск.

— Я сама изумилась. Но мы же были на «ты».

Кира ответила на невинную Шурочкину улыбку еще более невинной и радушной улыбкой и подумала, что не случайно эта девица вертится возле ее доверчивого мужа, ох, не случайно. Такие девицы, подумала она, бьют без промаха. И еще она подумала, что хотя такие девицы бьют без промаха, но все же часто попадают впросак, потому что слишком уверены в своей неотразимости.

Тут была любопытная подробность. Почти так же думала Шурочка о Кире. Более того, в ее оценке достоинств соперницы был точно такой же оттенок сочувствия к бедному Грише. «Ну и нашел ты себе подругу жизни, — подумала Шурочка. — Дамочка — первый класс. Такая вцепится мертвой хваткой, не отдерешь!» Эти лучезарные мысли сделали их еще любезнее, и они одновременно начали передавать друг другу салат, пихая Гришу с двух сторон локтями.

После первых обязательных тостов понадобился тамада, и им, разумеется, стал Новохатов. Председательствовать за дружеским столом было ему на роду написано. Именно его добродушное остроумие и несколько вальяжная, в восточном духе, манера бывали в подобных случаях как нельзя кстати. Правда, в этот раз он был не в ударе и, поднявшись, первые фразы произнес невнятно, словно продолжал дожевывать бутерброд. Он поймал себя на том, что начисто забыл отчество отца Кирьяна, и это повергло его в крайнее смущение. Он уже с полминуты нанизывал затейливую вязь о заслугах родителей в успехах детей и даже ухитрился сделать экскурс в эпоху первых князей на Руси, но все никак не мог выудить из памяти отчество этого прекрасно ему знакомого человека, сидящего со странно поникшей головой рядом с Кирьяном. У Кирьяна матери не было, она умерла, когда ему было пять лет, его вырастил и воспитал отец, слесарь по специальности, милейший, деликатнейший человек, за всю свою жизнь не произнесший дурного слова ни в чей адрес, кроме поджигателей войны. Он не пил, не курил и имел только одну слабость — любил бывать на бегах и когда-то, в пору легковерной молодости, оставлял на ипподроме немало деньжат. Но он свою эту слабость сильно переживал и как-то, разгорячившись, сравнил людей, подверженных губительному азарту, именно с поджигателями войны. Мало встречал Гриша на свете людей столь по-детски чистосердечных и простодушных. Он понимал, что отец Кирьяна был по-своему очень умен, иначе как бы он сумел вырастить такого сына и не замутить его, сыновью, жизнь обычными для рано овдовевшего мужчины взбрыками. Он был силен нутряной силой русского мужика, посвятившего все свои помыслы одному предмету и сумевшего не свернуть с простого и ясного пути. Гриша мало кого так уважал. Он считал, что именно такие люди, как отец Кирьяна, могут пройти по миру незаметно и скромно, без надобности и голоса не подадут, но в роковой час умеют обнаружить истинные глубины духа. Да взять хотя бы его страсть к игре. После смерти жены он перестал ходить на ипподром, дав, видимо, какой-то тайный зарок, но до последних дней при случае покупал программки бегов и вел упорную, полную огня игру наедине с собой, никому уже не доставляя хлопот, не тратя ни копейки из денег, которые, по его мнению, принадлежали теперь только сыну. Это ли не маленький житейский подвиг?

Забыв его отчество и с удивлением услышав собственные слова о князе Владимире, крестившем Русь, Гриша растерялся. Все были заинтригованы его пассажем, ожидая юмористического продолжения, и только Кира, фыркнув, попросила рассказать заодно о монгольском нашествии. Гости сдержанно засмеялись. Еще никто не опьянел, и все заранее радовались любому озорству, лишь бы оно оказалось в меру приличным. А уж кто мог ожидать неприличия и бестактности от Новохатова! Никто не мог. Не тот человек, и не тот случай.

— Расскажи, милый, о татаро-монгольском иге, — вот тут как раз и съязвила Кира. — Это всем будет любопытно.

Она его выручила из затруднительного положения. Кира никогда не позволяла себе подкалывать мужа на людях, вообще это было не в ее характере. И эта вторая подряд чрезвычайность вывела его из диковинного отупения.

— Сейчас не могу, к сожалению. Я тебе про иго потом расскажу, отдельно. — Он поклонился отцу Кирьяна: — Антон Сидорович! Вижу, вижу ваше нетерпение. Пожалуйста, слово Антону Сидоровичу, родному отцу нашего триумфатора. Прошу, Антон Сидорович!

Антон Сидорович готовился выступить, может, с нетерпением ждал этой минуты, однако застеснялся, непривычный к публичному вниманию, долго и мучительно кашлял, стоя с рюмкой в руке. Кирьян, покраснев, что-то шепнул Анюте.

— Не волнуйтесь, Антон Сидорович, — пришел на помощь Новохатов. — Мы и так про вашего сына все знаем. Кота в мешке не утаишь.

— Спасибо тебе, Гриша! Да как же не волноваться. Событие чрезвычайное. Мать-то не дожила... А вот ей бы поглядеть. Такие люди собрались из-за сыночка, честь ему оказывают. Конечно, волнуюсь. Ну да чего там, говорить складно не умею, враз не научишься. Хочу сыну сказать, чтобы он запомнил — почет не картинка, на стену не повесишь. Долгий почет мало кому достается. А и короткий почет — радость тоже огромная. Давайте выпьем за сегодняшнюю Кирину радость, чтобы она у него была и в дальнейшем не последняя. А так — что ж. Я сына знаю. Он парень работящий, не подведет. За тебя, Киря, и за всех, значит, здешних товарищей и гостей!

— И за вас тоже! За вас особенно! — сказал Новохатов.

Дальше праздник потянулся гладко, по обычному порядку. Гриша вел застолье со сноровкой, не испытывая усталости. За весь вечер он не выпил и двух рюмок, только пригубливал. Постепенно стол, как водится, разделился на отдельные группки, которые обсуждали свои собственные проблемы. Собрались здесь в основном люди, занимающиеся одним делом, но разных возрастов, амбиций и пристрастий. Кирьян ходил за спинами гостей вокруг стола, присаживался то к тем, то к другим, выслушивал с добродушной миной все новые и новые поздравления. Расслабленный и утомленный, он все более делался похожим на постороннего наблюдателя на собственном торжестве. Он прибился к Новохатову и к Кире с Шурочкой.

— Хватит выступать, Гришка, — сказал утомленно. — Уже все выговорились. Дай людям отдохнуть! Тебя никто не слушает давно.

— Я ни к кому не навязываюсь, — ответил Гриша сурово. — А вот ты мотаешься как привидение и весь в губной помаде. Ты что себе вообразил, несчастный?!