Читать интересную книгу Магнолия - Валентин Шатилов

- В а-икс-гэ... - неуверенно произнесла Магнолия. - А это...

- Все! Некогда! - отрубил Виктор. - Не опаздывать.

И исчез. Только воздух колыхнулся.

- Но когда это? - торопливо произнесла Магнолия уже в пустоту. И замолчала.

Ну, конечно. Наверняка Виктор успел уже много, пока она тут ковыряется. Ишь как лихо- хлоп, и нет его. Еще небось и удивляется: чего это она там расселась?

А чего это за "наши" такие? И что они за меня делают?

В растерянности Магнолия покачала головой - вот шарады Виктор загадал! И ведь ждут они меня! Когда, где?

А каземат ее, и правда, представлял жалкое зрелище - полный разгром! На полу белесые осколки бывших судков, у топчана ножка подломилась (и когда это она успела?), а дверь - вся в рваных дырах, проломах...

Магнолия подошла к двери, поковыряла пальцем. Дверь крошилась, как старый трухлявый картон. Пошатав, Магнолия отломила несколько толстых пластов двери и, слегка пригнувшись, пролезла в образовавшуюся дыру.

Здесь была довольно темная площадка - лампочка, оставшаяся в каземате, только чуть-чуть освещала бетонный пол, бетонные же ступеньки с правой стороны, круто уходящие вверх.

Магнолия сделала шаг к ступенькам, осторожно глянула наверх. Был виден только серый прямоугольник далекого потолка, и больше ничего. Но она точно помнила, что ступеньки должны бы вывести ее в коридор, к столу, за которым сидит скучающий военный.

Надо, надо идти. Ее ведь где-то ждали!

Она медленно переставляла ногу со ступеньки на ступеньку, стараясь не шуметь, и это удавалось. Во всяком случае, когда ее голова бесшумно появилась в пустом проеме коридора и стала толчками подниматься над полом, бедный военный за столом замер с протянутой вперед рукой (он перебирал в это время какие-то бумажки) и страшно побледнел. Магнолия заметила, что он даже перестал дышать.

Это было уже слишком - Магнолия всерьез испугалась за него и сделала успокоительный жест рукой, чтобы он не боялся.

Возникшие в проеме вслед за головой совершенно черные руки вообще полностью парализовали бедного парня. Если до их появления он еще силился вспомнить, где на его столе располагается кнопка тревоги, то после их появления он оставил эти попытки и только следил, выпучив глаза, за легкими покачиваниями голых черных кистей.

Впрочем, и это продолжалось недолго. Он вдруг нежно, как бы даже с сожалением выдохнул:

- Ах! - и голова его упала на стол, звонко стукнувшись лбом.

Магнолия перепугалась окончательно. Быстро выбежала по ступенькам, в два прыжка пересекла коридор и склонилась над стриженым затылком.

Все было нормально - военный спал, тихонько посапывая. Звездочки на его погонах мирно ходили взад-вперед, в такт ровному дыханию.

- Живой! - облегченно прошептала Магнолия.

Но успокаиваться рано.

- Стой, стрелять буду! - раздался уставной крик из глубины коридора, слева - от двери в совещательную комнату.

Магнолия быстро выпрямилась и увидела наведенный на нее автомат. Вот некстати!

- Не беспокойтесь! Не надо беспокоиться! - как можно убедительнее попросила она солдатика и вежливо помахала ему рукой, подтверждая безвредность своих намерений.

Эффект превзошел все ожидания. Постовой успокоился совершенно, закрыл глаза, голова упала на грудь, колени расслабленно подогнулись и - спиной по стене - он съехал вниз, свернувшись калачиком прямо под дверью, которую охранял. Только автомат звякнул об пол.

Магнолия подошла, проверила - он спал. Как и тот, первый, что остался за своим столом.

Магнолия в раздумье оглядела свои руки. Зрелище, конечно, не очень... Черные, будто в саже замазуренные, но, по-видимому, дело было все-таки в них. Уже двое, стоило ей поднять руки (или даже руку - во второй раз, кажется, хватило и одной) и сделать этими руками какие-то незначительные движения мгновенно погружались в сон.

Магнолия осторожно потолкала солдатика закопченым пальчиком в лоб.

- Ну, чего ты, - сказал он, не просыпаясь, - уйди... - и добавил такое слово, что Магнолия смущенно отдернула руку.

Наверно, это и называется: здоровый крепкий сон.

А хорошие руки, - хоть и почернели. Нет, определенно, это надо использовать.

От свободы ее отделяла теперь только наружная дверь штабного барака. Магнолия сделала так: подойдя, чуть-чуть приоткрыла дверь, высунула с щель ладошку и слегка помахала. Для верности еще и пальчиками пошевелила.

Когда она после этого выглянула, все было кончено: часовой сидел у порожка, уткнувшись носом в колени и опираясь на свое оружие, как на посох. Магнолия подобрала с дорожки свалившуюся пилотку, пристроила ему на затылок чтоб солнышко не напекло.

День был в разгаре. Со стороны плаца слышалось звонкое топанье многих ног, обутых в сапоги, зычное покрикивание кого-то - обутого, наверно, в ботинки. Порывами налетал горячий, пыльный ветер - у Магнолии тотчас заскрипели на зубах песчинки. Шелестела зелень деревьев, рядком выстроившихся у стены следующего барака. Вид, открывшийся от штабного крыльца был Магнолии знаком. Она его хорошо рассмотрела еще тогда, когда могла смотреть сквозь чужие головы и сквозь чужие глаза. Потом, правда, она посмотрела и сквозь собственную ладонь - при воспоминании об этом Магнолию пробрала дрожь. Хорошо, что все так кончилось. Руки, правда, вот почернели - зато теперь этими руками она всех усыпляет в один момент. Ручки-то - ого! - золотые, хоть и черные!

Хороший все-таки денек - на голубом небесном куполе ни облачка. И жить здорово - потому что интересно. Лишь бы с руками не закончилось очень быстро успеть бы добежать домой.

И она вприпрыжку рванула к белой, как простыня, вывешенная для просушки, стене сарая.

Глава VI ОБЪЯСНЕНИЕ

1

Она осторожно нащупала левой ногой что-то более-менее твердое в этой пахоте и ступила на бывшую нейтральную полосу. И сразу провалилась по щиколотку. Сухая земля насыпалась в сандалии. Тут же. Все бесполезно. Просто надо быстро-быстро перебежать полосу, а на той стороне уж все сразу вытряхнуть, что набьется.

Магнолия поскакала через распаханные борозды, изо всех сил стремясь поскорее достичь противоположного берега. Комья земли то разламывались под подошвами, как песчаные, то оказывались неожиданно твердыми - и ноги соскальзывали с них, подламываясь. Раз она даже чуть не забурилась носом, но вовремя выставила руки и упала на них.

На той стороне, на полоске твердой, травянистой земли, она сделала небольшую передышку. Присела, расстегнула сандалии, высыпала из них крошки нейтральной полосы.

Подумать только! Вчера еще она и пальчиком не прикоснулась бы к этой нейтральной полосе - так твердо знала, что этого нельзя. Нельзя! - об этом не уставал повторять и Юрок, и Доктор просил не подходить к ней близко... А сейчас уже все по-другому. Пахота осталась, но она ничего не означает. Около нее нет никаких часовых, никто ничего не охраняет. Да и охранять-то нечего Магнолия не узнавала сада.

Их сад был весь перекорежен, изрыт, исковеркан, многие деревья повалены, бурьян кое-где торчал островками, а в основном травяной слой был сорван, содран - то ли бульдозерами, то ли экскаваторами. И поверженные кроны деревьев жалко трепетали под порывами горячего ветерка полузасыпанной листвой.

Магнолия дотронулась до ближней яблоневой ветки, потянула, пытаясь вызволить ее из-под пласта рыжей тяжелой глины. Некоторые маленькие веточки освободились, начали распрямляться, отряхивая запыленные листики, - но только с краю. Вся ветка была накрепко впечатана в вывороченный из-под почвы глиняный бугор. Надо было идти. А идти уже не хотелось. Что впереди? Разрушенный, сожженный дом? Убитые Доктор и Юрок? Лучше не знать. Лучше сидеть здесь, греться на солнышке - даже если сидишь на последней нетронутой полоске травы, зажатой между разрушенным садом и бывшей нейтральной полосой. Лучше закрыть глаза и думать, что ничего - ничегошеньки! - не произошло. И не могло произойти. Скоро придут учителя, и надо будет идти на урок. Ой, я не выучила уроки! Пусть, пусть! Это даже лучше - такое горе: не выучила уроки, меня будут ругать, мне будет стыдно, ужасно стыдно - и все по-прежнему - да, да! - лишь бы только все по-прежнему!

Виктор хотя бы пришел... Нашел же он меня в том карцере, вот бы и сейчас возник из воздуха, сказал нормально, по-человечески, куда идти, к кому. У него вроде тогда сорвалось: "К нашим". Наверно, это те, которых она видела в госпитале.

А тот, в госпитале - тоже врач - сам покончил с собой... И не будет ли "по-прежнему"? Было ли "по-прежнему"? Как она себя осознала - уже летели пули, уже кто-то умирал... Это ей хоте лось, чтоб сад был уютный и родной - но чего стоит уют, если его можно изничтожить за одну ночь? И за что, за что уничтожить? Только за то, что мы с Виктором здесь ходили, играли, смеялись во все горло? Одна видимость... И хорошие, добрые люди - Доктор с Юрком охраняли эту видимость... Что может быть лучше видимости! Зря я не соскользнула в тот зеленый мир. Раз и все, и ничего больше, только облачко атомов в бушующей зелени. А вылезла, потратила столько сил - и зачем? Чтоб сидеть у края разрушенного сада? Виктор, помоги мне!