Читать интересную книгу Русские ночи - Владимир Одоевский

Вячеслав. Все это очень хорошо, но я не вижу цели всего этого. Что хотят доказать или, пожалуй, что заметили эти господа? Что единственно материальная польза не может быть целию общества, ни служить основанием для его законов, — я бы желал знать: как бы они обошлись без этой пользы; по их системе не нужно заботиться ни о дровах, ни о скоте, ни о платье…

Фауст. Кто говорит об этом? все то благо, все добро! но вопрос не в том, и напрасно экономы-материалисты хотят затемнить его. — Объяснюсь примером не совсем благоуханным; но для вас, утилитариев, ведь это все равно; всякий предмет, по-вашему, имеет право существовать, потому что существует. Те люди, которые вывозят всякий сор и нечистоту из города, приносят ему важную пользу: они спасают город от неприятного запаха, от заразительных болезней, — без их пособия город не мог бы существовать; вот, без сомнения, люди в высшей степени полезные, — не так ли?

Виктор. Согласен.

Фауст. Что, если бы эти люди, гордые своими смрадными подвигами, потребовали первого места в обществе и сочли бы себя в праве назначить ему цель и управлять его действиями?

Виктор. Этого никогда не может случиться.

Фауст. Неправда, — оно в очью совершается, только в другой сфере: господа экономисты-утилитарии, возясь единственно над вещественными рычагами, также роются лишь в том соре, который застилает для них настоящую цель и природу человечества, и ради своих смрадных подвигов, вместе с банкирами, откупщиками, ажиотерами, торговцами и проч., почитают себя в праве занимать первое место в человеческом роде, предписывать ему законы и указывать цель его. — В их руках и земля, и море, и золото, и корабли со всех сторон света; кажется, они все могут доставить человеку, — а человек недоволен, существование его неполно, потребности его не удовлетворены, и он ищет чего-то, что не вносится в бухгалтерскую книгу.

Виктор. Так уже не поэтам ли поручить это пело?

Фауст. Поэты со времени Платона выгнаны из города[60];они любуются венками, которыми их увенчали; сидя на пригорке и смотря на город, они не могут надивиться, отчего все движется в городе с восхождением солнца и все замирает, когда оно зашло; да иногда перечитывают речи умного Борка[61] о благоденствии Индии под управлением торговой компании, которая, как говорил знаменитый оратор, "чеканила деньги из человеческого мяса". {* См. речи Борка в начале 1788 года.}

Виктор. Так выдумайте же, господа, новые законы для политической экономии, и посмотрим их на деле.

Фауст. Выдумать! выдумать законы! не знаю, господа, отчего вам такое дело кажется возможным; мне же кажется совершенно непонятным, чтобы нашлось такое существо, которое кто-нибудь отправил бы в мир на житье с поручением изобресть для того мира и для самого себя законы; ибо из сего должно было бы заключить, что у того мира нет никаких законов для существования, т. е. что он существует не существуя; я думаю, что во всяком мире законы должны быть совсем готовые — стоит отыскать их. Впрочем, это дело не мое; я, как ученый, о котором упоминал Ростислав, замечаю только, что говорят другие, а сам ничего не говорю; однако ж мне сдается, что наибольшую роль играет во всей вселенной именно то, что менее осязаемо или что менее полезно. Прочтите у Каруса {* См. Carus "Grundziige d vergl Anatomie". Эта знаменитая книга, совершившая перелом в понятиях об организме, известна всякому естествоиспытателю; мы рекомндуем ее, а равно и другую того же сочинителя: "System der Physiologie", Dresden, 1839 — поэтам и художникам, тем более что в этих книгах глубокая положительная ученость соединяется с тем поэтическим элементом, благодаря которому Карус умел соединить в себе качества физиолога первой величины, опытного врага, оригинального живописца и литератора.}[62] любопытные доказательства того, что все твердые части, как-то: мускулы, кости, суть произведения жидких частей, другими словами, остатки уже совершившегося организма. Даже, кажется, можно заметить эту постепенность в природе. Чем ниже мы спускаемся по степеням ее, тем, несмотря на наружную плотность, менее находим связи, крепости и силы; раздробите камень, он останется раздробленным; срежьте дерево — оно зарастет; рана животного исцелима; чем выше вы поднимаетесь в сферу предметов, тем более находите силы; вода слабее камня, пар, кажется, слабее воды, газ слабее пара, а между тем сила этих деятелей увеличивается по мере их видимой слабости. Поднимаясь еще выше, мы находим электричество, магнетизм — неосязаемые, неисчислимые, не производящие никакой непосредственной пользы, — а между тем они-то и движут и держат в гармонии всю физическую природу. Мне кажется, это порядочная указка для экономистов. Но уже поздно, господа, или, как говорит Шекспир, уже становится рано[63]; завтра я покажу вам заметки наших искателей о тех странных символах в этом мире, которые называются поэтами, художниками и проч.

— Еще одно слово, — сказал Виктор, — вы, господа идеологи, летая по поднебесью, любите помыкать нами, бедными смертными, которые, как ты говоришь, роются в соре: нельзя ли не так решительно? — уж пускай Мальтус бог с ним; но Адам Смит, великий Адам Смит, отец всей политической экономии нашего времени, образовавший школу, прославленную именами Сэя, Рикардо[64], Сисмонди![65] не слишком ли резко обвинить его в явной нелепости, а с ним и целые два поколения. Неужели на род человеческий нашло такое ослепление, что в продолжение полустолетия никто не заметил этой нелепости?

Фауст. — Никто? Нет, я следую совету Гете: {* "Wilhelm Meisters Wanderjahre".} я хвалю без зазрения совести[66]; но когда я принужден порицать кого-нибудь, то всегда стараюсь поддержать свое мнение каким-либо важным авторитетом. В начале нашего века жил человек по имени Мельхиор Жиойа,[67] о котором английские и французские экономисты упоминают в истории науки, для очистки совести, хотя, верно, никто из них не имел терпения прочесть около дюжины томов in 4ь, написанных смиренным Мельхиором, — этот чудный подвиг глубокомыслия и учености. В 1816 году он приложил к своей книге {* См. "Nuovo prospetto delle scienze economiche", 6 v. in 4ь, Milano, 1816, tomo V, parte sesta, p. 223. Stato della scienza.} таблицу, которую, не без иронии, назвал: "Настоящее состояние науки"; в этой таблице он свел разные так называемые аксиомы политической экономии Адама Смита и его последователей; из таблицы явствует, что эти господа просто самих себя не понимали, несмотря на обманчивую ясность, за которою они гонялись.

Так, например, Адам Смит, великий Адам Смит доказывает,

что труд есть первоначальный и не первоначальный источник народного богатства; {* Adam Smith (франц. изд. 1802 года), t. I, p. 5 и t. IV, р. 507.}

что усовершенствование промышленности зависит вполне и не зависит от разделения работ; {* Ibidem, t. Ill, p. 543 и t. I, p. 17–18; t. I, p. 11 и t. II, p. 215–216.}

что разделение работ есть и не есть главнейшая причина народного богатства; {* Ibidem, t. I, p. 24–25 и t. I, p. 262–264; t. I, p. 29 и t. II, p. 370, 193, 326, 210; t. III, p. 323.}

что разделением работ возбуждается и не возбуждается дух изобретательности; {* Ibidem, t. I, p. 21–22; t. IV, p. 181–183.}

что сельская промышленность зависит и не зависит от других отраслей промышленности; {* Ibidem, t, II, p. 409–410 и t. II, p. 408.}

что земледелием доставляется и недоставляется наибольшая выгода для капиталов; {* Ibidem, t. II, p. 376–378, 407, 498 и t. I, p. 260–261; t. II, p. 401–402, 481, 483, 485, 486, 487, 413.}

что умственный труд есть и не есть сила производящая, т. е. умножающая народное богатство; {* Ibidem, t. II, p. 204–205; t. I, p. 213–214, 23, 262–265 и t. II, 312–313.}

что частный интерес лучше и хуже видит общественную пользу, нежели какое-либо правительственное лицо; {* Ibidem, t. V, p. 524, t. III, p. 60, 223, t. II, p. 344 и t. II, p. 161, 423–424, t. III, p. 492, t. II, p. 248, 289, t. I, p. 219–227.}

что частные выгоды купцов тесно связаны и вовсе не связаны с выгодами других членов общества. {* Ibidem, t. II, p. 161, t. Ill, p. 239, 208–209, 435, 54–55, 59 и t. Ill, p. 295, 145, 239, t. II, p. 164, 165, t. Ill, p. 465.}

Кажется, довольно? я брал из таблицы наудачу; а дело идет о важнейших аксиомах науки. Успех Адама Смита весьма понятен; главная цель его была доказать, что никто не должен вмешиваться в купеческие дела, а что должно их предоставить так называемому естественному ходу и благородному соревнованию. Можно себе представить восхищение английских торговцев, когда они узнали, что с профессорской кафедры им предоставляется право барышничать, откупать, по произволу возвышать и понижать цены и хитрой уловкой, без дальнего труда, выигрывать сто на один, — что во всем этом "они не только правы, чуть не святы"…[68] {* Крылов.} С того времени вошли в моду звонкие слова "обширность торговли", "важность торговли", "свобода торговли". При помощи последней клички теория Адама Смита пробралась во Францию и единственно по созвучию слов самый смысл их (если он есть) сделался там аксиомой: Адам Смит признан и глубоким философом, и благодетелем рода человеческого; за сим немногие читали его, и никто не понял, что он хотел сказать; но, несмотря на то, из темного запутанного лабиринта его мыслей вытекли многие поверья, ни на чем не основанные, ни к чему не годные, но которые льстили самым низким страстям человека и потому распространились в толпе с неимоверною быстротою. Так, благодаря Адаму Смиту и его последователям, ныне основательностью, делом — называется лишь то, что может способствовать купеческим оборотам; человеком основательным, дельным называется лишь тот, кто умеет увеличивать свои барыши, а под непонятным выражением естественное течение дел, — которого отнюдь не должно нарушать, — разумеются банкирские операции, денежный феодализм, ажиотерство, биржевая игра и прочие тому подобные вещи.