Читать интересную книгу Заре навстречу - Дмитрий Щербинин

— Здравствуй, Толя.

— Здравствуй, Уля, — прошептал смущённо Попов.

— Быть может, ты представишь мне своего друга? — предложила Ульяна.

— А-а, ну конечно, — вздохнул Анатолий. — Вот, прошу любить и жаловать… В общем — это Борис Главан.

Ульяна посмотрела своими проницательными, бездонными очами на Бориса; а Борис, нисколько не смущаясь, ответил взглядом своих сосредоточенных, но вместе с тем и добрых, тёплых глаз.

А Попов говорил, обращаясь к Борису, а на Ульяну вовсе не глядя, хотя на самом то деле, ему больше всего на свете хотелось глядеть именно на неё:

— Вот, хотел бы тебе представить: Уля Громова, комсомолка из нашей школы. Она отличница, и замечательный человек… В общем — я сказал бы так: ей можно полностью доверять.

— Ну вот и замечательно, — улыбнулся Борис. — Хотя рекомендация Анатолия была вовсе и необязательной. Разве же может быть такая красавица быть отрицательным персонажем?

На это Ульяна ответила:

— Многие классические произведения учат нас тому, что женская красота бывает обманчивой, и не соответствует внутреннему миру героини. Я, впрочем, никогда не шла против своей совести…

— Да — это так, — вздохнул Анатолий, и тон у него был самый что ни на есть романтичный.

На самом-то деле он в эти первые дни оккупации ещё ни разу не виделся с Улей. Ему, конечно, очень хотелось с ней повидаться, поговорить, узнать, какими чувствами она живёт, но опять-таки всему виной была его небывалая застенчивость по отношению к девушкам.

Анатолий знал, что эдакое его поведение вгоняло его немногочисленных собеседниц в краску, и что они за его спиной посмеиваются над ним. Но сейчас Уля Громова вела себя так, будто и вовсе не замечала Толиной стеснительности, и говорила она лёгким, ровным голосом:

— Сейчас к Майе Пегливановой ходила, и от неё узнала, что в ближайшее воскресенье немцы решили устроить парад казаков.

— А какой им в этом смысл? — спросил Боря.

— А смысл в том, что должны там собраться всякие белоказаки, враги Советской власти. Должны показать, что вот, якобы и местному населению Советская власть не нужна. Должны показать, что тот, кто новому порядку служить станет, тот и награждён будет…

На это Главан сказал:

— Ну, если и найдутся такие люди, которые за кренделя этим гадам служить станут — так они ещё хуже оккупантов.

Ульяна ответила:

— К сожалению, таких людей много нашлось. Так и набежали к зданию полиции: в услужение просятся.

Тогда Анатолий Попов молвил негромким, но дрожащим от сильного волнения голосом:

— Ну, раз враги свои операции проводят, то и мы не должны отвечать делом.

— Будем писать листовки, — предложил Борис Главан.

— Неплохая идея. Особенно если учесть, что оружия у нас пока что нет, — ответила Уля Громова. — Тем более, я от девушек слышала: в Шанхае кто-то уже листовки распространяет — призывает врагов к борьбе с врагом.

Толя Попов кивнул в полном согласии с ней:

— И мы ничем не хуже Шанхайских комсомольцев.

Борис Главан, который ещё не шибко разбирался в географии Краснодона, произнёс:

— Но ведь до Шанхая так далеко. Можно сказать — он на другой стороне земного шара.

Тут Уля Громова рассмеялась. Она, хоть и была отличницей, но отличалась такой весёлой натурой, что после всех этих дней оккупационного напряжения ей просто надо было посмеяться.

И вот что сказала Ульяна Громова:

— Вообще-то, Шанхай — это район Краснодона. Просто поселился там самым первым именно китаец. Он вылепил себе из глины да из соломы домик. Потом стали приходить туда иные люди, и тоже стали лепить эдакие домики. Называют их мазанками. Невзрачные они, гораздо хуже наших домов, но люди там, как и везде живут — и хорошие, и плохие. Между прочим, у нас здесь на Первомайке тоже есть мазанки. Не много их, правда, но в одной из них живёт Шура Дубровина. Вот она — замечательный человек…

— Это наша школьная учительница, — пояснил Толя Попов.

А Уля говорила:

— Да, Шура — человек необычайно твёрдой воли. Талантливая, непосредственная. Правильно Толя говорит: она наша учительница, но всего на четыре года старше, например, меня. А как она рисует! Видели бы вы её картины! Вот её бы хорошо было подключить к нашей деятельности, но Шурина лучшая подруга Майя Пегливанова рассказывает, что Шура сейчас совсем приуныла. Сидит в своей бедной мазанке и едва ли не плачет…

Ульяна печально вздохнула, но тут же страстные искры полыхнули в её бездонных очах, и она сказала:

— Ну ничего. Мы им ещё покажем. Заплатят они за наши слёзы…

Глава 14

Парад

— Володенька, Володенька, — просыпайся.

Нежный голос старшей сестры разбудил младшего брата Нины Минаевой, Володю.

Он зевнул, приподнялся; посмотрел сначала на оживлённое лицо своей сестры, а затем — на улицу, где только-только ещё пробуждался новый день.

Тогда Володя молвил:

— Ну и зачем ты так рано меня разбудила?.. Ведь сегодня воскресенье…

— Видишь ли, Володя, сегодня будет парад казаков…

— А-а, ну да, конечно, слышал о таком, — кивнул Володя.

— Ну так вот: я хотела бы, чтобы ты посетил это мероприятие, и внимательно за всем там следил, а потом бы мне рассказал. Договорились?

— Договорились, — кивнул Володя, который хоть и испытывал сильную неприязнь к врагам, но всё же и на их парад хотел поглядеть.

Но тут же он спросил:

— А сама то почему не пойдёшь?

— Не пойду потому, что я занята, — ответила Нина.

— Опять листовки будешь переписывать? — поинтересовался Володя.

— Тс-с, — прошептала Нина. — Разве же можно так свободно об этом говорить, когда весь город заполонили эти убийцы?

— Нет, — задумчиво произнёс Володя.

— А то, представляю себе: подойдёшь к кому-нибудь из своих знакомых уличных мальчишек, и скажешь: «А ты знаешь: моя сестра — она такая молодец, листовки пишет. А твою сестру потом возьмут и расстреляют».

Володины глаза округлились от ужаса, и он проговорил:

— Ну что ты, Нина! Конечно же, я никому об этом рассказывать не буду. Не подведу тебя.

— Хорошо. Я тебе верю. Ну а сейчас беги на этот парад, да смотри повнимательней, потом мне всё расскажешь…

* * *

Нине Минаевой действительно надо было переписывать антифашистские листовки, содержимое которых она придумала вместе со своей подругой Ниной Герасимовой. Потом написанный текст показали они Уле Громовой, которая, как человек очень начитанный, как мастер литературного слога, сделала несколько поправок, похвалила своих подруг, и пообещала, что и сама подключится к их деятельности.

Утверждение о том, что Ульяна была человеком начитанным, нисколько не отходит от правды, но это совсем не значит, что Нина Минаева или, например, её подруга Нина Герасимова — мало читали.

Известно было, что Минаева очень любит книгу «Как закалялась сталь», а также произведения Пушкина, Гоголя, Толстого, Горького, Гюго и многих других. Но главной страстью Нины Минаевой был всё-таки театр. Ещё до войны она мечтала хотя бы раз сходить в государственный театр, но её мечте так и не суждено было осуществиться.

Ну, ничего. Пусть в Краснодоне не было настоящего театра, но ведь можно слушать радиопостановки, где звучит игра любимых актёров, таких, например, как Ермолова, Качалов, Лемешев, Козловский, Тарасова и Москвин. И уж по голосам их вдохновенным, представлять, как они играют, и самой учиться: представлять себя в разных ролях, и вживаться в эти роли, и страдать и радоваться вместе со своими героями…

И было в мирные годы так: летними вечерами, когда стихал немного солнечный жар, Первомайская молодёжь выходила на улицу, там плясали и пели под аккомпанемент балалайки или мандолины. Но Нину Минаеву едва ли можно было увидеть на этих весёлых молодёжных собраниях. В это время Нина либо репетировала новые роли, либо читала.

Желая достичь большего, чем стать лучшей плясуньей и певуньей их посёлка, она записалась в драматический кружок, где вскоре стала одной из лучших актрис. Всегда такая весёлая, обходительная, сама невысокого роста, но с такими милыми маленькими ямочками на её пухленьких щёчках…

А видели Нину чаще всего в простом ситцевом платьице, уже даже и заштопанном, но тщательно выглаженном, и без единого грязевого пятнышка. Сменной одежды у Нины было совсем немного. Дело в том, что семья Минаевых осталась без отца, и все заботы об обеспечении Нины и двух её братьев: Володи и совсем маленького Сашеньки легли на плечи их малограмотной матери.

В 1941 году Нина закончила десятый класс и поступила на курсы медсестёр в местную больницу. Видела страдания раненных бойцов Красной армии, и сама страдала.

Она хотела уйти на фронт, и там, как и многие иные медсёстры, выносить раненных бойцов с поля боя, но не успела — пришли немцы.