легко ей давались прыжки, лазанье по деревьям, она не боялась упасть или оступиться! Он хотел бы её догнать или забраться на кривой ствол над рекой, но не смог дойти даже до середины. Славка всё так же молчала, хотя смеялась в голос. Про немоту Крис больше не спрашивал, безгласная Славка его вполне устраивала. Если для общения ей не хватало кивка или выразительного сердитого взгляда, она чертила буквы палкой на земле или выводила их ивовой веткой прямо на воде.
Подзадоренный Славкой, Крис разулся и, закатав края брюк, опустил ноги в Капиляпу. Вода обхватила щиколотки, озноб поднялся мурашками от стоп до самой макушки. Солнце припекало, а от реки веяло прохладой, словно из погреба.
Славка бродила вокруг него, висела на ветке дерева вверх-ногами, бесстыдно демонстрируя трусы и доставая длинными косами до самой земли. Рвала рогоз и, размочаливая тугие коричневые початки, бросала в воду.
Набегавшись, упала на траву рядом с Крисом и закрылась от солнца согнутыми руками. Свет пробивался через длинные ветки ивы, тени бродили по коже, подвижными пятнами расцвечивая то нос, то лоб. На Криса нахлынуло странное безмятежное состояние, похожее на полусонную негу, как бывает утром в выходной или каникулы, когда не надо никуда торопиться, а из кухни пахнет чем-то вкусным. Все дома, и впереди целый день безделья… Только вот ни дома, ни семьи у него больше не было.
Он сам не заметил, как рассказал Славке про развод родителей, про освежёванных кроликов за окном его спальни, а потом и про тётю Свету. Сам же разозлился на себя за болтливость. Немота Славки как-то странно действовала на него, словно он бросал слова в пропасть, а вместе с ними свой страх, боль и злость. И они летели легко, словно бумажные самолётики, но падали при этом словно тяжеленные булыжники. Гулко и безвозвратно.
Славка слушала внимательно, когда рассказ свернул на загон с «поросями», приподнялась и, сев напротив Криса, взяла его за руку. Он опустил взгляд на её тонкие пальцы с неровными ногтями, на фоне его белой пухлой руки её кожа казалась ещё смуглее. Она перекинула косу на грудь, вытащила из неё золотистое перо фазана и воткнула в шевелюру Криса. Уже второй раз она украсила его на свой лад. Сразу не отодвинулась, погладила по голове, словно щенка, провела по щеке грязным пальцем и улыбнулась.
Крис поймал её взгляд.
— Тётя Света ходила к твоей маме?
Славка кивнула, больше ничего не добавила, а Крис, несмотря на бурливое любопытство, не решился расспрашивать. Позже они катались на лодке, и Славка разрешила ему пошлёпать вёслами по воде. Грёб он из рук вон плохо, но обещал научиться.
А сейчас он шёл почти той же тропой, но уже с ребятами. Дима всю дорогу возмущался и подозревал, что его ведут в бурелом на съедение енотовидным собакам. Крис с удивлением отметил, что с каждым днём его шутки кажутся всё менее смешными и всё больше кусачими. Утром Дима назвал его пухляком и изобразил на себе складки, как у гусеницы. Крис вспыхнул и с трудом промолчал. На личном опыте убедился, что лучше не реагировать, иначе задирать будут ещё чаще и больнее.
На развалинах Дима на какое-то время отвлёкся от злословия. Оторопел от увиденного и забыл, что это дыра и глухомань, которой нельзя восхищаться.
Он сразу же забрался на лестницу.
— Офигенно! И почему никто себе тут до сих пор хату не построил и не живёт?
Миха оглядел белеющие колонны, укутанные плющом.
— Живёт. Мёртвая дева.
Дима спустился ниже, но не до земли, спрыгнул с третьей ступеньки и рассмеялся, глядя Михе в лицо.
— Ну да. Хорош заливать. Мёртвая дева! Сто лет бродит, и никто не видел.
— Почему сто лет? Она пропала не так давно, — вмешался Джек.
— Её моя бабушка знала, — добавил Миха, — а пожар в поместье и проклятые драгоценности — это другая история. Хотя Домовой считает, что Кристина что-то украла, поэтому и умерла. Проклятие.
Крис обошёл зубчатую стену и потрогал шершавый камень.
— У каждых развалин должен быть свой призрак.
Витёк хмыкнул, бросил на Миху короткий взгляд.
— Я живу тут всю жизнь, почему тогда я эту деву никогда не видел?
Дима сощурился, вглядываясь в глубь леса.
— А я вижу. Вон там что-то в белом бродит.
— Это Маугли, — уверено заключила Машка и сразу же посмотрела на Криса.
Он сначала растерялся, его взгляд заметался по краю поляны, где мшистые самшиты уступали место столетним дубам. Там действительно стояла Славка и смотрела в их сторону.
Дима усмехнулся.
— Кто? Та дикарка, о которой вы рассказывали? Славик?
— Дочка Зофьи, — предостерегающе напомнил Миха.
— И чё? Зофья ваша такая же реальная, как Мёртвая дева. Вы тут все одну траву курите, походу, эволюция на вас отдыхает. А эта, — он махнул рукой в сторону Славки, — вообще недопревратилась, так и бегает полуобезьяной.
— Сам ты обезьяна! — не выдержал Крис. — Хотя нет, не обезьяна, скунс вонючий.
Дима приблизился к нему и с наигранным изумлением вскинул брови.
— А кто это у нас заговорил? Сынок дипломата? А что ты мне сделаешь? Ты же меня не догонишь, пухлячок.
Крис бросил взгляд над его плечом, увидел, что Славка уже отошла от дуба и идёт прямо к ним. Почему-то разволновался ещё сильнее, покраснел и начал заикаться.
— Хватит уже в-всех обзывать, д-дебил.
Дима оглянулся, увидел, что предмет их ссоры совсем близко, и нарочно поторопился уколоть больнее:
— Чего это ты вскипел? Неужто в Маугли втюрился? Подходящая невеста для пухляка, блин, прости, забыл, сынка дипломата и актрисы.
Крис не успел ответить и кинуться на обидчика, услышал голос Славки и застыл.
— Язык твой ядовитый отсохнет, Волки откусят голову, а муравьи выжрут глаза. Только тронь его, будешь ночами ссаться и орать от кошмаров.
Миха изумлённо охнул и прикрыл рот, будто это он произнёс странную угрозу, Витек, Машка и Джек неосознанно сбились в кучу. Крис и вовсе опешил. Она не немая! Голос у Славки был не девчачий и вообще не детский. Низкий, рокочущий и одновременно глухой.
Правда, Дима не испугался. Оглядел босую Славку с головы до ног и остановил взгляд на её ушах.
— Я ж сказал, обезьяна! Лопоухая, ещё и зубастая. Ну ты и страшилище, мылась, наверное, лет сто назад. Черномазая, лопоухая обезьяна!
Крис всегда считал себя уравновешенны и спокойным, «весь в маму», умел подавлять гнев и приступы вспыльчивости, но в этот раз даже подумать не успел, просто вскипел. В глазах потемнело, злость накрыла удушливой, горячей волной. Он сжал