12 января. Идет небольшой снег. Обучение в разгаре.
- Де Жоффр, приготовиться. Сделаем парочку кругов, - говорит мне уже знаменитый в то время Лефевр.
Я надеваю унты, летную куртку на меху и кожаный шлем с двойной фетровой подкладкой.
Подходим к двухместному учебному самолету Як-7 с двойным управлением.
- Остерегайся снега, - предупреждает Лефевр. - Он очень обманчив.
Через минуту машина отрывается от летной полосы, постоянно укатываемой катками, оставляя позади себя снежный вихрь.
Морозно. Мотор работает отлично. Я не слышу ни слова из того, что мне говорит Лефевр. Через десять минут полета я полностью теряю ориентировку.
Пошел густой, липкий снег. Лефевр рукой показывает мне, что пора возвращаться, и как можно скорее. Начинается буран. По-прежнему веду самолет вслепую.
Кое-как с помощью Лефевра отыскиваю посадочную площадку и начинаю снижаться. Я приближаюсь к белой ровной, но обманчивой поверхности, совершенно ослепленный падающим снегом. И в ту секунду, когда самолет касается земли и начинает подпрыгивать, я замечаю впереди какую-то серую массу. Но уже поздно. Авария неминуема.
Столкновение произошло на скорости более ста километров в час. Как метеор, я врезался в истребитель Ла-5, который в это время выруливал на старт. Винт моего "яка" вгрызся в фюзеляж Ла-5. Два самолета, сцепившись, неподвижно застывают в густом облаке снега. Мой винт замер совсем рядом с кабиной летчика. Еще какая-то доля секунды, и летчик был бы обезглавлен. К счастью, он остался целым и невредимым, так же как и мы. Лефевр взбешен:
- Хорошо же ты начинаешь...
Возразить нечего.
Долго потом Лефевр злился на меня. Но когда мы уезжали на фронт, он взял меня в свое звено, вероятно желая показать этим не только то, что все уже забыто, но и что именно меня он хотел бы иметь рядом в бою.
Пребывание в Туле явилось для нас периодом выжидания, предисловием к большой книге, при чтении которой каждый старался познать сердца и души других. У каждого, безусловно, есть о чем рассказать в этой книге.
Спустя несколько недель после моей аварии в Тулу прибыли новые летчики: сначала Бриэ и Пьерро, а через несколько дней Ле Мартело, мой друг Ирибарн, Лебра, Бурдье, Баньер и Муане.
Андрэ Муане со временем станет моим командиром звена на период обучения. Смелый, опытный, энергичный летчик, он был одним из тех, кто добился наиболее хороших результатов во время летней и осенней кампании 1944 года. Уже в чине лейтенанта он прибыл в "Нормандию" из Англии, куда перелетел 14 июля 1940 года, когда ему было девятнадцать лет. Андрэ Муане был одним из самых молодых летчиков военно-воздушных сил Сражающейся Франции. Вместе с полковником де Мармье в 1940 году он едет в Браззавиль и затем участвует в африканских кампаниях в Камеруне, Чаде и Эритрее. Он был одним из первых, кто создавал группу "Эльзас" во Французской Экваториальной Африке. Затем Муане возвращается в Англию, в группу "Иль-де-Франс", в составе которой участвует во многих воздушных сражениях и одерживает несколько побед. Муане заканчивает войну в чине капитана. Он награжден орденами Почетного Легиона и Крестом за освобождение, а позднее избирается депутатом в Национальное собрание.
Баньер в свое время был заключен в тюрьму на юго-востоке Франции за то, что слишком громко высказывал свое мнение о политике правительства Виши. Но вскоре он убежал из тюрьмы и перебрался через Пиренеи. Этот парень заставил нас немало похохотать, рассказывая, как однажды он был вынужден следовать за гробом в центре похоронной процессии, чтобы ускользнуть от жандармов. От ареста в Испании его спас французский консул, и Баньер перебрался сначала в Гибралтар, а затем в Англию, где записался добровольцем в Россию. К тому времени он налетал всего лишь несколько часов и совершенно не имел опыта в пилотировании истребителей.
Лебра прибыл в Россию из эскадрильи в Ниме{19}. По своему характеру он был страшно неуживчив и не мог удержаться от того, чтобы кого-нибудь не лягнуть. Он все время возмущался и сердился, вступал в пререкания со старшими. Он не признавал поражений и не терпел безразличия, с которым некоторые их принимают. Хитрый, решительный, идущий на любой риск, Лебра быстро пересек Испанию, избегая полицейских постов и потешаясь над всевозможными агентами, и, наконец, достиг Алжира.
Ирибарн присоединился к нам в Мекнесе{20}. Когда я говорю об Ирибарне, во мне оживает целый мир воспоминаний. Товарищ в работе и в бою, в спорте и в развлечениях, друг по духу, с которым нас объединяли общие достоинства и недостатки, Ирибарн погиб в одно холодное зимнее утро в небе над Кенигсбергом. Дорогой Ирибарн! Отвага и верность делу увлекли его вместе с тремя другими летчиками "Нормандии" в ожесточенное преследование. Из этого боя Ирибарну не суждено было вернуться.
Лютый мороз не прекращается. Снег скрипит под ногами. Время от времени украдкой смотрим на термометр: выше отметки минус 25 градусов температура не поднимается, но часто падает до минус 30. Опускаем наушники меховых шапок, как можно меньше стараемся выходить на улицу. 15 февраля, в одиннадцать часов утра, мы все выстраиваемся у маленькой березовой рощи, около сверкающих под бледными лучами февральского солнца только что прибывших замечательных машин Як-9 с 37-миллиметровой пушкой. Серая окраска фюзеляжа, алая кровь советских звезд, окрашенная в три цвета французского флага носовая часть самолета - все это удивительно контрастирует с ослепительной белизной снежной равнины.
В безоблачном небе слышится шум мотора: это летит "Дуглас" из Москвы. Самолет садится на нашем аэродроме, из него выходят русские генералы Шиманов и Левандович и французский генерал Пети. Через некоторое время начинается торжественное построение и церемония вручения орденов. Командир толка Пуйяд, капитан Бегэн, лейтенанты Альбер, Лефевр и де ля Пуап награждаются советскими орденами Боевого Красного Знамени. Младшим лейтенантам вручают ордена Отечественной войны I степени. Фуко, Жанель и Матис, которые в это время находились в госпитале, награждены орденами Отечественной войны II степени. Посмертно этим же орденом и французским орденом Почетного Легиона награждены погибшие: Леон, Бальку, Дени, Бон и Ларжо.
В морозном воздухе звучит Марсельеза, затем новый русский гимн, величавый и мужественный, с ярким патетическим звучанием. На мачте развеваются французский и русский флаги. Их цвета резко выделяются над окружающей нас белой равниной. Официальная церемония окончена. Предстоит дружеское празднество. Взяв меня под руку, Марши говорит:
- Вечером едем в Тулу. В Доме Красной Армии будет бал.
- А на чем поедем?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});