Легкий шелк коснулся голой ноги и живота, круглой россыпью прозвенели колокольчики, пахнуло чем-то свежим, и одновременно горьким. Это был запах белой хризантемы. Над ним проплыло нечто странное: белые, черные, пурпурные и золотистые тени… Это была японка. Кукольное лицо покрывал тонкий слой рисовой пудры, ярко-вишневые губы выглядели маленьким темным пятном, узкие, чуть припухшие глаза, подведенные черной тушью, смотрели ласково и совершенно бесстрастно. Черный глянец волос, уложенных в причудливую прическу, контрастировал с фарфоровой белизной лица. Из волос торчало несколько деревянных палочек, костяные гребни, и множество живых цветов – розовых и ярких фуксий, спускающихся длинной гирляндой по тугим, распущенным прядям.
«Что за диво-дивное? Наверное, это гейша, – подумал Владимир. – Но к ней нужен особый подход, уединенность. У меня никогда не было гейши. Не буду, же я ее при всех…»
– Владимир-сан может не стесняться. Я не гейша, я юдзё[34]. Правда, совсем недавно я получила почтенный ранг таю[35]. Со мной ты можешь без стеснения делать многое. У тебя такой могучий жезл, что Акеми без колебания выбрала именно его. Он будет моим талисманом и защитой от злых духов. Если бы мы оказались у меня на родине, я повела бы тебя в сэнто[36] и отдала бы подобающие почести твоему «священному жезлу». Здесь иные правила, – она поклонилась, маленькие ладони соединились в трепетный бутон. Воцарилось молчание, кроткий, восхищенный взгляд коснулся груди и живота обнаженного Владимира. Она старалась не смотреть на твердеющий член – он наливался свинцовой тяжестью и расправлялся прямо на ее глазах. – Оу, какой Владимир-сан сильный мужчина! – смущенно пролепетала она. Вишневые губы обнажили полоску зубов, покрытых золотистой, почти черной пылью. – Если господину угодно, пусть он свяжет меня и воспользуется своим священным правом. Акеми любит, когда ее связывают.
Японка снова поклонилась, тонкие ладони коснулись золотистого пояса кимоно, несколько ловких движений, и красный шелк соскользнул с узких, мальчишеских плеч. Обнажилась неразвитая девичья грудь, плоский живот, узкие бедра и худенькие ноги. В алебастровой белизне сомкнутых бедер топорщился кустик иссиня черных, густых волос.
– Владимир-сан, свяжи меня подобно морской звезде, и пусть твой ласковый угорь вползет в раскаленную раковину, – она протянула моток пеньковой веревки. – Только позволь вначале обмыть твоего резвого кальмара, прежде чем он ворвется в волшебные врата рубиновой пещеры.
Рядом с полуобнаженной японкой, на которой из одежды оставался лишь золоченый пояс и деревянные сандалии на высоком каблуке с тремя подставками, возник фарфоровый тазик с водой. Пахнуло чайной розой и миндалем. Холодные пальчики прикоснулись к натянутой плоти. Эти прикосновения напомнили трепет крыла садовой бабочки или дрожание полураспустившегося бутона бархатной фиалки. У Владимира снова пошел мороз по коже, и встали дыбом все телесные волоски.
– Ииии, – простонал он. – Акеми, милая, что ты делаешь со мной?
– Я лишь хочу обмыть твой славный жезл, мой господин, – прозвенел тоненький голосок.
Она взяла в руки торчащий сверх меры член, движением ноги подвинула таз с водой и принялась аккуратно и нежно обмывать раздутую головку и лиловый от возбуждения ствол. Владимир стонал от наслаждения. Через пару минут Акеми достала тряпичную салфетку и промакнула капельки душистой воды. Она полюбовалась на чистый и вполне готовый к бою инструмент. Вишневые губки прикоснулись к блестящей головке.
– Как ты хочешь, чтобы я тебя связал?
– Раздвинь широко мои ноги и привяжи ступни к двум концам этой бамбуковой палки. – Владимир огляделся. В этом чертовом доме все предметы возникали прямо из воздуха. Рядом с японкой оказалась крепкая, длинная палка. – Я хочу, чтобы Владимир-сан мог хорошенько видеть рубиновые стены моей пещеры, а не только заросли у входа. Но перед этим Владимир-сан я попрошу тебя связать мои запястья над головой.
– Но разве тебе не будет больно, моя маленькая? – прохрипел возбужденный Владимир.
– Мне будет очиень, очиень приятно, – она улыбнулась темными зубами.
Он сделал так, как хотела смелая юдзё. Худенькие, белые ноги распахнулись так широко и легко, словно Акеми всю свою короткую жизнь служила балаганной гимнасткой. И Владимир увидел-таки ярко красную пещерку белолицей юдзё. Он вошел в нее с неземным наслаждением.
Владимир не понял, сколько времени он провел с прекрасной Акеми. Ему казалось, что вокруг них вырос высокий бамбук – целая бамбуковая роща, и сами они лежат на изумрудной и мягкой циновке. Замерли все звуки, зал, полный совокупляющихся людей, уплыл куда-то в стороны и стал почти невидимым. Перед лицом Владимира была лишь страстная японка. Она морщилась, плакала от боли и захлебывалась от страсти, шепча ласковые слова. Он поворачивал ее то передом, то задом. Искушенная в любовном ремесле, маленькая юдзё подсказывала ему все новые комбинации страстных совокуплений с использованием веревки. Кроме этого в ее шелковом узелке оказался целый набор деревянных и каменных дилдо, коими она просила затыкать пустующие отверстия. В ход пошли деревянные прищепки, костяные крючья и кожаная плеть. Акеми любила получать удовольствие посредством боли. Они зашли так далеко, что худенькое белое тело его новой любовницы приобрело местами багровый оттенок, а рубиновая раковина распухла от множества прищепок.
– Акеми, нам нужно остановиться. Этому омуту не будет конца. Смотри, твое тело горит от порки и прищепок, – выдохнул Владимир после очередного оргазма.
– Как прикажет мой сильный господин, я ухожу… – прозвенел тоненький и немного разочарованный голосок Акеми. – Если Владимир-сан пожелает, я тут же появлюсь. Стоит тебе лишь подумать о маленькой юдзё, как я примчусь быстрее лесного ветра.
Не успел он опомниться, как Акеми накинула красное шелковое кимоно, собрала веревки, прищепки и другие атрибуты страстной любви. Мелькнул фейерверк ярких красок, звякнул серебряный колокольчик, воздух наполнился ароматом хризантемы. Раздался легкий хлопок, и юдзё исчезла. Пропала, словно мираж и бамбуковая роща.
После исчезновения японки, Махнев заново ощутил свое присутствие на всеобщей вакханалии – вернулись все запахи и звуки.
После нее к нему потекла вереница других соблазнительных женщин – рыжие, брюнетки, чернокожие, мулатки, азиатки…
Он сбился со счета – сколько раз его приап входил в разномастные: узкие и не очень, теплые и почти горячие, гладкие и волосатые, тугие и скользкие тоннели. Сбился со счета – скольких женщин он удовлетворил. Он лежал на многих, многие скакали на нем, он вставлял горячий, ненасытный ствол в разные отверстия и, казалось, был готовым удовлетворить все страждущие похотью, адские тела. Под конец член почувствовал влажное и нежное касание – это были губы робкого, смуглого юноши. А потом и рука светловолосого, широкоплечего «баварца» по-хозяйски потянулась за его детородным отростком… У него уже не было сил противостоять натиску всех сладострастников и собственному вожделению. Натруженный фаллос горел, как огонь. Усталые губы едва слышно прошептали: