и лицо его сразу стало серьезным.
«А кого же, по-твоему? – спросил Ферапонт. – Нрава ты тихого, не кричишь, не воруешь, пьешь умеренно и с женским полом тоже не замечен… Так кого же еще, если не тебя?»
«А что?.. И очень даже может быть», – подумав, подхватывал отец Фалафель, и лицо его при этом озаряла светлая улыбка – так, словно после долгих мытарств ему, наконец, попалось то, что он долго и безуспешно искал.
С этой улыбкой он и вошел на хозяйственный двор, где три раза истово перекрестился на висевший над воротами монастыря образ Спасителя, а затем оглянулся по сторонам, явно ожидая встретить какого-нибудь знакомого.
Знакомый этот вскоре действительно появился и оказался не кем иным, как Сергеем-пасечником, который обосновался в монастыре совсем недавно, но уже умудрился повздорить и с благочинным Павлом, и даже с самим игуменом, за что и был отправлен в ссылку на пасеку в деревню Глухово, из которой вернулся сегодня по случаю ярмарки и воскресного дня. Никакой другой информации о нем не было, если не считать, конечно, небольшой записи в личном деле, из которой следовало, что совсем недавно был Пасечник офицером КГБ, откуда после долгих мытарств был комиссован и с самыми благими намереньями постучался у входа в святую обитель, надеясь обрести здесь долгожданный покой.
Подойдя, Сергей-пасечник улыбнулся и сказал:
«Ну-с?.. И какие наши планы?»
«Тихо, – сказал отец Фалафель, прикладывая палец к губам, – не видишь?.. Сейчас запрягут, и прощай наша прогулка».
«Да кто нас запряжет-то?» – не понял Пасечник, не слишком хорошо пока еще разбирающийся в тонкостях монастырской жизни.
«Да кто угодно, – ответил отец Фалафель и еще раз с чувством перекрестился на икону Спасителя – Тут для этого любителей хватает, можешь не сомневаться. Только успевай уворачиваться».
«Неужели стучат?» – догадался Пасечник.
«Еще как», – подтвердил отец Фалафель.
«И кто же, если не секрет?» – поинтересовался Пасечник.
«Да все! – твердо сказал отец Фалафель и добавил, вызвав удивление на лице собеседника. – Все, кому не лень».
Сказанное было, конечно, преувеличением, однако прозвучало вполне убедительно, тем более что не требовалось быть ни большим провидцем, ни доносчиком, чтобы с одного взгляда догадаться, что, встретившись в это воскресное утро на хозяйственном дворе, Фалафель и Сергей-пасечник затеяли что-то явно противозаконное, так что достаточно было посмотреть на озирающегося по сторонам Пасечника или истово крестящегося в десятый раз отца Фалафеля, чтобы сообразить, что дело тут было явно нечисто, а оставаться на хозяйственном дворе дальше было опасно.
Между тем из запасной двери вышел на хозяйственный двор отец Иов, а вслед за ним, на шаг отставая, Сергей Цветков.
«Не понимаю. Хоть убей, не понимаю», – говорил этот последний, делая удивленное лицо, хотя даже невооруженным глазом было видено, что он прекрасно все понимает, а говорит так только для того, чтобы позлить отца Иова.
«Ну вот, дождались, – сквозь зубы сказал отец Фалафель, наклоняясь и делая вид, что чистит запачканный подрясник. – Говорил же я тебе, пораньше надо было выйти».
Между тем, заметив отца Фалафеля, отец Иов слегка замедлил шаг и, ткнув в его сторону указательным пальцем, сказал:
«А мы как раз к тебе заходили».
«А я вот тут, – сказал Фалафель, продолжая заниматься чисткой. – Запачкал непонятно чем подол, хоть стирай теперь».
«Ты можешь мне понадобиться после обеда, – продолжал Иов, пропуская мимо ушей сообщение о подоле. – Никуда не уходи».
И пошел дальше, рассеяно слушая пояснения Цветкова.
«Да пошел ты, – негромко сказал Фалафель, одновременно, на всякий случай, растягивая губы в лучезарной улыбке и притворяясь, что страшно рад встретить на хозяйственном дворе отца Иова. – Видал?»
«Кто это?» – спросил Пасечник, с интересом провожая взглядом странную пару.
«Это наш духовник, – сказал отец Фалафель, тоже глядя вслед отцу Иову и Цветкову. – Сует свой нос, куда его не просят».
«Понятно», – сказал Пасечник и посмотрел на часы.
«Ничего, ничего, успеем, – сказал Фалафель. – Нас, слава Богу, ждут к двум».
«Как деревня-то хоть называется?»
«Дедовцы. Если что, расходимся по одному, а встречаемся на мосту, на той стороне».
«Так там еще и мост есть? – удивился Пасечник. – А ты ничего мне про мост не говорил».
«А что про него говорить? Тут у нас один мост, и захочешь – не потеряешься», – сказал Фалафель и еще раз перекрестился, одновременно внимательно оглядывая окрестности.
Но все было тихо.
Никто не шел по центральной аллее.
Безлюден был хозяйственный двор.
Даже посуда не гремела в посудомоечной.
«Ну, с Богом, пока никто не видит», – сказал напоследок шепотом отец Фалафель и, решительно перекрестившись, шагнул в этот ярмарочный, балаганный, нелепый и многообещающий прекрасный день.
20. Ярмарка и ее посетители
1
А ярмарка, между тем, все текла и текла, то устраивая людские водовороты, то расступаясь перед бесформенными тетками, блестевшими от пота, то звеня пестрыми цыганами или совсем потерявшими стыд наехавшими туристами, чьи обнаженные, загорелые тела заставляли проходящих монахов опускать глаза и быстро креститься, а трудников, наоборот, издавать разного рода изумленные восклицания вроде «Видал?» или «Ни хрена себе!», или даже изумленное «Вот это жопа!», после чего раздавался гомерический хохот, которого пугались идущие рядом и дребезжали в братском корпусе стекла…
«А ведь что же это получается, – говорил отец наместник, глядя на плывущую мимо толпу. – Получается, что если бы вся эта толпа захотела бы вдруг попасть в наш храм, то ведь и четверти бы ее в него не поместилось бы, наверное… Ведь так, отец благочинный?»
«Что же тут такого, – отвечал отец благочинный, звеня для привлечения клиентов в глиняный колокольчик. – Храм у нас маленький, всех желающих вместить, слава Богу, не может. Пускай вон на улице стоят, если не лень».
«А я тебе разве об этом говорю? – сердился отец наместник, пытаясь внятно изложить пришедшую ему в голову мысль. – Я тебе говорю, что народ у нас совсем разболтался и вместо того, чтобы в храме стоять, бегает вон по ярмаркам, как оглашенный. А это значит – не только что Богу, но и нам урон довольно немалый».
«Ох, ты какой, – отвечал отец благочинный, не понимая, шутит отец наместник или говорит серьезно. – Да если бы он весь в храме стоял, то мы тут с тобой и рубля бы не заработали сегодня. Уж не сомневайся».
Сказанное хоть и было произнесено шутливо, было между тем совершенно справедливо, так что отцу наместнику скрепя сердце оставалось только пожать плечами и согласиться.
Ярмарка тем временем лениво текла мимо монастырских ворот, спускалась мимо большой и всеми забытой палатки «Союзпечать», откуда смотрели на праздничный народ чьи-то любопытные лица, а затем вновь растекалась по городской площади, мимо этой России, которой следовало поскорее подняться и возвышаться, если уж не было у нее никакого другого стоящего дела.
Вот прошел сам директор пушкинского Заповедника господин Василевич, чья широченная спина напоминала одновременно и аэродром, и антикварный шкаф работы итальянского мастера 18-го века Бертолуччи