Какие бы камни ни летели в мой огород, я был и остаюсь твердо убежден, что многовекторная политика - это наилучшая политика вообще и для Украины - в частности. Это была открытая позиция президента. О ней все знали - и на Востоке, и на Западе. В прятки я ни с кем не играл. Для Украины это была единственно возможная политика выживания. Борис Тарасюк резко критикует меня за многовекторность. Понимает он ее так, что я, мол, пугал Европейский Союз тем, что Украина вступит в Единое экономическое пространство, а Россию - тем, что Украина пойдет на Запад. Новой же власти он ставит в заслугу то, что она выбрала одно направление, один вектор - Европейский Союз. Я ни с кем не играл, тем более никого не пугал. Я проводил реалистичную, выгодную Украине политику. Уверен, что Украина вернется к ней. Практик на государственной службе оперирует не словами, не виртуальностями, а конкретными интересами, чем-то, что можно посчитать и измерить. b
Уверен, что крупных ошибок во внешней политике при мне не было сделано. Курс был четкий и понятный. Я следил за тем, чтобы он выдерживался. А для тактических дел было достаточно государственных институтов. Они этим и занимались. Не было по этому вопросу разногласий и с Верховной Радой. Моя внешняя политика была подчинена, как и положено, развитию экономики. Экономика - это уравнение со многими неизвестными, и на большинство из них ни у кого ответа нет. Жить и работать по учебникам, которые написаны не в твоей стране, не стоит, да никто так и не делает.
24 марта
На днях был в Москве, встречался с Путиным, Ельциным, с рядом старых друзей. Ельцину позвонил уже из Москвы, он был рад встретиться и потолковать. У него была назначена другая встреча - перенес. Часа три проговорили. Пригласил поехать в Завидово, вместе поохотиться. «Или давай возьмем яхту, поплаваем!»
Политикой не просто интересуется, а вникает до тонкостей во все, что происходит. Знает все. Встает в пять часов утра, но ложится, конечно, не в три. Вспоминали нашу встречу поздней осени 1992 года. 13 октября того года меня утвердили в должности премьер-министра, а 13 ноября - мой первый визит в Москву. Был подписан ряд межгосударственных договоров, в частности, о международном Совете по вопросам космоса и о регулировании межгосударственного рынка ценных бумаг.
Но не это на тот момент было главным. Россия прекратила поставлять нам нефть. Перед вылетом из Киева я сказал у трапа самолета, что если не договорюсь о поставках нефти, то уйду в отставку. Я не готовил этого заявления - вырвалось непроизвольно. Я, что называется, физически чувствовал, что без нефти страна задохнется. Первая встреча была с Егором Гайдаром, который исполнял обязанности премьер-министра России. Приятный, общительный молодой человек. Мне он сразу понравился. Простой, взгляд открытый. Мы быстро обо всем договорились.
Потом мне сказали, что в Кремле меня ждет Ельцин. На вечер была назначена наша пресс-конференция в гостинице «Президентская». В Кремль я поехал один. Говорили тоже один на один. Поговорили, потом он из-за своего стола пересел ко мне за приставной. «Леонид Данилович, как можно было заявить такое: уйду в отставку, если не договорюсь с Россией? Неужели мы можем оставить вас на произвол судьбы?» Это была первая наша встреча. Сидели долго. В кабинет несколько раз заходили напомнить о времени: пора, мол, на пресс-конференцию. «Подождут!» - отвечал Борис Николаевич. Разговор был партнерский, легкий в том смысле, что равноправный, не было никакой тягости, хотя и в прямом, и в переносном смысле мы были в разных весовых категориях. Впереди нас ждали и другие встречи, по-настоящему трудные, хотя и они всегда заканчивались по-доброму, а эта была замечательная.
Ельцин шутить не любит. Я говорю не об отсутствии чувства юмора, а о привычке говорить по делу, конкретно и коротко. Вопросов может быть много, но на каждый - минимум слов. Решения принимает быстро. Чувствуется большая жизненная школа. Ельцин, каким его показывали по телевизору, - далеко не тот Ельцин, с которым приходилось иметь дело в жизни. Ельцин в жизни - очень серьезный, волевой, глубоко понимающий происходящие вокруг него процессы человек. Ему достались огромные нагрузки. С ними, я думаю, связаны известные его привычки… Испытывал на себе: иногда не знаешь, куда себя деть от пережитого напряжения, неприятности, неудачи. Пойдешь, хватишь 150 граммов - думаешь, что поможет.
При каждой встрече мы говорим о Западе. Ельцин не очень-то верит в искренность Соединенных Штатов Америки, в американские речи о партнерстве. Понимает, что политика движется интересами. Если интересы совпадают, тогда возможно и партнерство. А разошлись интересы - и партнерство забыто. Он в этом глубоко убежден. Он за жесткую политику России в отношении Запада. Тут он серьезно отличается от Путина. Путина критикуют за откат от ельцинской демократии, но к Западу он настроен более положительно, чем Ельцин, хотя не все это замечают. Кто из них прав, покажет время. Наверное, Путин прекрасно понимает, что воевать с Западом (я имею в виду словесную войну) - абсолютно бесперспективно. Только сотрясать воздух. Вот он и пытается договориться, достичь согласия. Но заканчиваются эти попытки тем, что Россию стискивают в ее границах, пытаются вытеснить из ее сфер влияния.
Уже в первую нашу встречу с Ельциным я обратил внимание на то, что у нас с ним одинаковое отношение к коммунизму. Оба мы состояли в КПСС, были в номенклатуре, он - почти на самом верху, я - значительно ниже, хотя тоже достаточно высоко, и оба в нем, в коммунизме, несмотря на то, что идея равенства, братства сама по себе прекрасна, разочаровались. У него не было спокойного отношения к коммунизму: ну, мол, было увлечение, такая была жизнь - что ж теперь… Я думаю, это связано с двумя вещами. Не все коммунисты в советское время относились к коммунизму одинаково. Не все принимали его близко к сердцу. Я и, видимо, Ельцин, - мы в свое время были глубоко, душевно увлечены идеей хорошего коммунизма. Поэтому и разочаровались в нем так же - глубоко, душевно. Во-вторых, мы оба занимали такое положение, каждый в своей стране, что нам больше, чем кому бы то ни было, и самым непосредственным образом докучали постсоветские коммунисты. Они остались на плаву, их не вычеркнули из жизни, а они, как им и положено, расценили это как проявление слабости. И пошли пакостить, пользуясь тем, что в обществе сохранилась часть людей, преданных «идеалам коммунизма». Я этих людей тоже не игнорировал, уважал и уважаю их взгляды, но одно дело - учитывать наличие коммунистических настроений в обществе, а другое - спекулировать на них. Ельцин и в нынешнюю нашу встречу поднимал эту тему. Остались, говорит, не выполненными две задачи: Владимира Ильича Ленина по-христиански похоронить и компартию оттеснить на задворки политической жизни. В Украине хоть мавзолея, слава Богу, нет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});