ноги удержали его. Отодвинул щит, вышел в лес. 
Сквозь перекрестье ветвей стреляло солнце, рассыпая повсюду искры росы. Ближний куст лещины покачивался, встревоженный ветерком, и ронял блестящие капли. Запах хвои и смолы вливался в легкие. Прохладный воздух щекотал спину, трава ласкала ступни. Эрвин растворился в ощущениях, пораженный: все ново! Все иначе! Не та поляна, не тот лес… не тот мир!
 Рыжая тень бесшумно соскользнула со ствола, метнулась меж кустов, замерла мордочкой к человеку. Глазки из темного бисера, кисточки на ушках, распушенный хвост, выгнутый, как буква S. Эрвин смотрел на белку, она не трогалась с места, и он смотрел… и в этот самый миг пришло осознание.
  Рана больше не болит!
  Эрвин София Джессика никогда не считал, что судьба несправедлива к нему. Он знавал множество радостных дней. Испытал любовь, испробовал на вкус успех, заводил умных друзей, бывал в центре внимания, наслаждался красотою в разнообразнейших ее обличьях. Умел ценить терпкость вина, остроту фразы, изящество мысли, искру девичьего смеха. Его жизнь — особенно годы, проведенные в столице — была полна прекрасного, тонкого, сладкого, драгоценного…
 Эрвин глядел на белку, в бисерные ее темные глазки, и точно знал: сейчас — лучший миг его жизни. Такого не было в прошлом и никогда не будет впредь. Все радости, пережитые прежде, — тусклы, крохотны, смешны. Он не хотел шевелиться, боялся даже дышать, чтобы не спугнуть этот миг вопиющего, бесстыдного, умопомрачительного счастья.
 Да пошлют мне боги когда-нибудь еще хоть один такой же миг!
 * * *
 Когда Джемис вернулся с охоты, неся на плечах тушу олененка, лорд Эрвин Ориджин сидел возле горящего костра. У воина даже челюсть отвисла.
 — Как вам удалось?..
 — Пункт первый: я поднялся на ноги. Пункт второй: нашел сухих веток. Пункт третий: разжег огонь. Знаете ли, мне по вкусу масштабные планы.
 — Вы… — Джемис сбросил тушу на землю и оглядел Эрвина с ног до головы. — Вы здоровы?..
 Эрвин искривил губы.
 — Ни капли не здоров. Я задыхаюсь после десяти шагов и с трудом поднимаю хоть что-то тяжелее собственной руки. Но я больше не умираю, вот в чем штука.
 — Рад это слышать, милорд.
 — Рады?.. — переспросил Эрвин.
 — Вы сомневаетесь, милорд?..
 — Садитесь, Джемис. Есть разговор.
 Воин сел возле лорда, пес улегся между ними.
 — Кое-что нам с вами нужно прояснить. Я выскажу свои догадки, вы ответите, прав ли я.
 — Слушаю, милорд.
 — Вы шли за нами, чтобы убить меня, верно?
 Джемис глубоко вдохнул.
 — Да, милорд.
 — Но вас опередили. Вы услышали звуки битвы, а когда пришли на место, увидели братскую могилу. Вы решили, что я тоже погиб?
 — Сперва — да, милорд… Но позже нашел ваш меч, и рядом с ним не было вашего тела.
 — Тогда вы сочли, что я бежал с поля боя.
 Воин не смотрел ему в глаза.
 — Милорд…
 — Не смейте лгать. Вы не кайр, но все еще дворянин!
 — Да, я решил, что вы сбежали.
 Эрвин кивнул.
 — Благодарю за честность. Далее вы поняли, что вам не составит труда нагнать меня и убить — ведь с вами был Стрелец, он легко взял бы след. Однако вы не двинулись в погоню сразу же, а провели еще несколько дней на месте сражения. Похоронили тела — тяжелое и благородное дело. Чем еще вы там занимались?
 — Спускался в ложе Дара.
 — Из любопытства? Я понимаю.
 — Не только из любопытства, милорд. Я нашел ваш меч, когда бродил по краю ложа. Видите ли… вы все-таки Ориджин, и я подумал…
 Эрвин усмехнулся:
 — Вернее сказать, понадеялись, что я все-таки не сбежал из боя, а был убит и упал в пещеру.
 — Да, милорд. Подумал: вдруг так и было. Тогда я смог бы найти в ложе ваше тело и доставить его светлости.
 — Доставить моему отцу?!
 — Да, милорд.
 Эрвин ужаснулся:
 — О, боги! До Первой Зимы два месяца пути. Тело превратилось бы в жижу. Герцог стерпел бы зрелище, но бедная матушка лишилась бы рассудка от такого подарочка!
 — Да, милорд, я немного поразмыслил и решил поступить иначе. Подумал, если найду останки, то похороню здесь, а доставлю его светлости только ваш меч. Позже его светлость мог бы прислать за вами людей…
 — Если бы счел меня достойным захоронения в родовой усыпальнице, вы это хотите сказать?
 — Милорд…
 — Отвечайте!
 — Да, милорд.
 — Прекрасно. Ваша честность радует меня все больше. Итак, вы полезли в ложе и не нашли там никакого тела.
 — Верно, милорд.
 — Логично предположить, что вы вернулись к изначальной версии: лорд-неженка бежал из боя.
 — Да, милорд.
 — Тогда вы пустили по следу Стрельца, и пес без труда привел вас сюда. Вы нашли меня полумертвым, лежащим на этой вот поляне, и весьма удивились тому, что я ранен. Недолго поколебавшись, решили помочь мне, что и выполнили со старательностью, за которую я вам весьма и весьма благодарен.
 — Да, милорд.
 Воин выглядел хмурым и напряженным. Пес, всегда понимающий его настроение, тревожно навострил уши.
 — Полагаю, ваши понятия о чести не позволили вам зарезать раненого. Теперь хворь отступила, скоро я наберусь сил. И вот мы подходим к самому насущному вопросу: что вы намерены делать, когда я окрепну и смогу держать меч?
 Джемис опустил голову и долго, долго молчал.
 — Я выполню то, что вы скажете, милорд.
 Эрвин усмехнулся. Какая странная привычка выработалась: реагировать смехом на угрозу смерти.
 — Хотите сказать, у меня будет выбор между мечом, кинжалом и арбалетом? Премного благодарю.
 — Нет, милорд, вы ошибаетесь.
 — Ошибаюсь?
 — Не во всем. В большинстве правы. Да, я пришел ради мести. Лишиться плаща — никто в моем роду не знал такого позора. Да, я не убил бы раненого. И да, я хотел дождаться, пока заживет ваша рана. Вы все поняли правильно, милорд. Кроме одного: я не собираюсь мстить.
 — Неужели?
 — Я сделаю то, что прикажете, милорд. Захотите — останусь с вами, буду служить всю дорогу до Первой Зимы. Дорога нелегка, вам пригодится моя помощь. Захотите — уйду сейчас, и больше вы меня не увидите. Сомневаюсь, что вы потерпите рядом с собою такого вассала. Я бы не терпел.
 Эрвин озадаченно свел брови.
 — И в чем причина столь разительной перемены?
 — Я был к вам несправедлив от самого начала. Вы