Читать интересную книгу Творения и Гимны - Симеон Новый Богослов

Скажи, откуда приходишь Ты и как входишь внутрь келлии, отовсюду запертой? Ведь это — нечто необычное, превышающее ум и слово. А то, что Ты весь внезапно внутри меня бываешь и светишь, будучи видим светообразным, как полная света луна, — это, Боже мой, изумляет меня и делает безгласным. Знаю, что Ты — Тот, Кто пришел просветить седящих в тьме (Лук. 1:79), и ужасаюсь, и лишаюсь мыслей и речи, так как вижу необычайное чудо, превосходящее всякую тварь, всякую природу, всякое слово. Однако я поведаю ныне всем то, что Ты даруешь мне сказать.

О всякий род людской! цари и князья, богатые и бедные, монахи и миряне, и всякий язык земнородных, послушайте ныне меня, (намеревающагося) говорить о величии человеколюбия Божия. Я согрешил пред Ним, как никто другой в мире. Пусть не подумает кто–либо, что я говорю это по смирению. Ибо поистине я согрешил более всех людей, я соделал, говоря тебе кратко, всякое греховное и злое деяние. Однакоже Он призвал меня и тотчас, как я знаю, услышал. Но к чему, полагал бы ты, Он призвал меня? к мирской ли славе, или к роскоши и упокоению? к богатству ли, или к дружбе князей, или к чему–либо из того, что мы видим здесь в жизни? — Прочь клевета! Напротив к покаянию Он, говорю я, призвал меня, и я тотчас последовал зовущему Владыке. Итак, за бегущим и я бежал, за текущим и я опять гнался, как за зайцем — собака. Когда же Спаситель далеко ушел от меня и скрылся, я не предался отчаянию и, как потерявший Его, не обратился вспять, но, сидя на том месте, где я находился, плакал и рыдал, призывая скрывшагося от меня Владыку. Итак, когда я так бился и вопил, Он, весьма близко приблизившись ко мне, стал для меня видим. Видя Его, я вскочил, стремясь ухватиться за Него. Но Он скоро убежал. Я побежал быстрее, и потому успел неоднократно уловить край (одежды) Его. Он немного остановился, (чему) я чрезвычайно обрадовался. И (снова) Он улетел, и я снова погнался. Таким образом, хотя и ушел приходивший и скрылся явившийся, но я отнюдь не обратился вспять, не обленился и не ослабил бега, никоим образом не считая Его за обманщика или искусителя моего; но всеми силами своими и способностями стал искать Того, Кого (уже) не видел, осматривая пути и заборы, не явится ли Он (мне) где–либо. Обливаясь слезами, я разспрашивал о Нем всех, некогда видевших Его. Но кого (это), предполагаешь ты, я говорю — разспрашивал? Думаешь ли, что я (разумею) мудрецов и знатоков мира сего? — Конечно, нет; но — Пророков, Апостолов и Отцов, поистине мудрых, стяжавших всю ту премудрость, которая есть Сам Христос — Божия Премудрость. Итак, со слезами и великою скорбью сердца я упрашивал их сказать мне, где они некогда видели Его, или в каком месте, или как и каким образом. (Выслушав) ответ их ко мне, я побежал изо всей силы, совершенно не спал, но насиловал себя самого; посему и увидел Желаннаго моего; но Он виделся мне недолго. Увидев Его, я быстро, как выше сказал, погнался. Итак, когда Он увидел, что я все вменил в ничто, и даже все, что в мире, с самим миром, говорю, и всех находящихся в мире (людей) от души с чувством считаю как бы несуществующими, и что чрез такое настроение я отделился от мира; то весь всему мне дал увидеть Себя, весь со всем мною соединился — Тот, Кто пребывает вне мира, Кто носит мир со всем находящимся в мире и рукою одною содержит видимое с невидимым. Итак, Он, послушайте, встретившись, нашел меня; откуда же и как Он пришел, я не знаю. Ибо как мог я знать, откуда Он — здесь или откуда пришел Он, когда никто из людей никогда ни видел Его ни познал, где Он находится, где пасет, где почивает? Ибо Он совершенно не видится, совершенно не постигается, обитает же в неприступном свете, и есть Свет триипостасный, неизреченным образом [пребывающий] в неограниченных пространствах — неограниченный Бог мой, один Отец, (один) также Сын с Божественным Духом, едино — три, и три — один Бог неизъяснимо. Ибо слово не в состоянии выразить неизъяснимое, ни ум — ясно постигнуть.

Ведь я едва ли могу изъяснить тебе (хотя) несколько то, что в нас есть: но ни я, ни кто–либо другой не возможет изъяснить тебе того, каким образом Бог — вне всего по Своей сущности, природе, силе и славе, и как Он везде во всем, в особенности же во святых обитает и вселяется в них разумно и существенно, будучи Сам совершенно пресуществен; как в (человеческих) внутренностях содержится Тот, Кто всю тварь содержит; как Он сияет в сердце плотяном и грубом; как внутри его находится и вне всего пребывает и Сам все наполняет, — сияет и ночью и днем, и не видится. Уразумеет ли все это, скажи мне, ум человеческий, или возможет ли тебе высказать? — Конечно, нет. Ни Ангел, ни Архангел не изъяснил бы тебе этого, не будучи в состоянии изложить то словесно. Один только Дух Божий, как Божественный, знает это и ведает, будучи один соестествен и сопрестолен и собезначален Богу и Отцу. Поэтому кого Он озарит и с кем взаимно сочетается обильно, тем все показывает неизреченным образом, делом, говорю тебе, все это (показывает). Ибо подобно тому, как слепой если прозрит, то видит, во–первых, свет, а затем во свете, дивно сказать, — и всякую тварь; так и озаренный в душе Божественным Духом, лишь только причащается света и делается светом, видит Свет Божий и Бога, конечно, Который показывает ему все, лучше же, что Он повелевает, что изволит и хочет. Кого Он просвещает озарением, тем дает видеть то, что — в Божественном Свете; и просвещаемые видят то по мере любви и хранения заповедей, и посвящаются в глубочайшия и сокровенныя Божественныя таинства. Подобно тому, как если бы кто, держа в руке своей светильник, или в предшествии другого, держащаго светильник, вошел в темный дом и сам увидел то, что находится внутри дома; так и ясно озаренный лучами умнаго Солнца видит неведомое всем прочим и говорит (о том), — не о всем, впрочем, но о том (только), что может быть высказано речью. Ибо кто когда–либо возможет изъяснить то, что находится там, каково оно, сколь велико и какого рода, когда оно непостижимо и невидимо для всех? Ибо кто уразумеет вид безвиднаго, количество не имеющаго количества и красоту недомысленнаго? как измерит, как вообще возможет высказать (то)? какими словами опишет образ того, что лишено образа? Никак, конечно, — скажешь ты мне. Но это знают только те одни, которые видят.

Поэтому поспешим не словами, но делами взыскать то, чтобы увидеть и научиться богатству Божественных таинств, которое дарует Владыка трудолюбиво взыскующим и явно стяжавшим забвение всего мира и тех вещей, которыя в нем. Ибо взыскующий их вседушевным произволением как поистине не забудет всех здешних (вещей) и, стяжав (себе) ум, обнаженный от них и от всего внешняго, не окажется вскоре единым? Единый Бог, видя его соделавшимся ради Него единым и отрекшимся мира и того, что в мире, Единый найдя одного, соединяется с ним. О страшное домостроительство! о неизреченная благость! Что (следует) потом, не спрашивай, не изследуй, не разыскивай. Ибо если никто не может исчислить множество звезд, капли дождя, или песок, да и прочих тварей (не может) изречь или уразуметь величие и красоту, природу, положение и причины их; то как бы возмог он изречь благоутробие Творца, являемое Им душам святых, с которыми Он соединится? Ибо чрез соединение с Собою Он совершенно обожает их. Поэтому кто хочет поведать тебе об обоженной душе, об ея нравах, природе, расположении, образе мыслей и о всем, что ей свойственно, то [это все равно, что] он, не знаю, какою речью, пытается представить тебе, что есть Бог. Не позволительно же этого доискиваться тем, которые находятся в мире или живут по плоти, но это воспринимается одною верою; им должно подражать житию всех святых, слезами и покаянием и прочей строгостью жизни, и подвизаться в перенесении искушений, дабы стать вне мира, чего мы выше коснулись, и обрести, как сказал я, все без исключения. Найдя же, они ужаснутся и изумятся, и обо мне несчастнейшем усердно помолятся, дабы и я не лишился того, но получил бы то самое, что получить я желал и желаю, и (этим) желанием желание ослабляю и притупляю. Я слышал некогда, что желание возжигает желание, и огонь питает пламя; во мне же не так бывает, но я не могу сказать, каким образом превосходство любви угашает любовь мою.

Ибо я не люблю, насколько хочу, и полагаю, что я отнюдь не стяжал любви к Богу. Стремясь же ненасытно любить, насколько хочу, дивное дело, я теряю (даже) и ту любовь к Богу, какую имел. Подобно тому как сребролюбец, обладающий сокровищем, думает, что совершенно ничего не имеет, потому что не все имеет, хотя он и обладает множеством золота; так, без сомненья, думаю, бывает в этом (случае) и со мною несчастным. Так как я не люблю, как хочу и насколько, конечно, хочу; то и думаю, что я нисколько даже не люблю. Итак, любить, насколько мне хочется, есть любовь превыше любви, и я понуждаю свою природу (естество) любить превыше естества. Но слабая природа моя лишается (даже) и той силы, какую имела, и живая любовь дивным образом умирает. Ибо тогда напротив она оживает во мне и расцветает. А как она расцветает, я не нахожу примеров, чтобы изъяснить тебе. Одно только скажу тебе, что всяк безсилен выразить это словами. Тот, Кто есть единый Бог и воистину податель таковых благ, да даст всем, чрез покаяние взыскующим их, плачущим и рыдающим, и добре очищающимся, вкусить их, соделавшись еще отсюда причастниками (их) с чувством, и отойти с ними и в них упокоиться, и вечной жизни насладиться, и чрез них оказаться общниками неизреченной славы во веки веков. Аминь.