Под датой 26 июля записано:
"Еще одна тяжелая неделя! Наши войска все отступают. Немцы захватывают один район за другим. Пал Ростов. Враг перешел Дон в его нижнем течении под Цимлянской. Все ближе и ближе фашистские полчища к Сталинграду. Все ближе и ближе к Кубани и Кавказу. Неужели мы не сможем удержать немцев? Неужели они все-таки отрежут нас от Кавказа и станут твердой ногой на Волге? Это кажется просто каким-то кошмаром из страшной сказки.
Нет! И внутреннее чувство, и холодный расчет говорят мне, что этого не должно быть... Должен наступить момент, когда отступление кончится, когда в дело будут введены свежие резервы, когда мы сможем перейти в наступление против врага, ослабленного потерями и длинной коммуникационной линией. И, судя по всему, этот момент как будто бы недалек".
В такой обстановке я не мог пассивно сидеть, сложа руки, и искал способов хоть чем-нибудь помочь моему народу в годину великого бедствия. Под датой 21 июля у меня записано:
"На последнем уикенде в Бовингдоне я обдумывал план ближайших действий... Что можно сделать, чтобы сорвать опасную летаргию британской правящей верхушки, чтобы привести в движение скованные здесь силы, чтобы облегчить рождение второго фронта?
Советское правительство серьезно ставило перед Черчиллем вопрос о конвоях{222} и втором фронте, подчеркивая, что наш народ не понимает пассивности Англии в такой грозный для нас час и что если второго фронта в 1942 г, не будет, то война может быть проиграна или, как минимум, СССР настолько ослабеет, что в дальнейшем не сможет принимать особо активного участия в борьбе.
Я решил выступить в том же духе перед частным собранием депутатов парламента и перед редакторами лондонских газет.
Запросил об этом плане Москву. Жду ответа".
Я придавал особое значение моему выступлению перед парламентариями. До сих пор мы апеллировали к Англии через ее правительство, и результаты получались для нас мало благоприятные. Теперь мы обратимся к Англии через более широкий и представительный орган страны - через ее парламент. Конечно, такой метод разговора с Англией был несколько необычен (хотя прецеденты подобного рода сохранились в политической истории Британии) и мог создать дипломатические осложнения, однако момент был слишком грозный, и я решил рискнуть: ведь исключительная ситуация требовала или по крайней мере оправдывала применение исключительных средств для воздействия на нее.
24 июля пришло послание Сталина (помеченное 23 июля), которое очень резко ставило вопрос о конвоях, а по вопросу о втором фронте в нем говорилось: "Боюсь, что этот вопрос начинает принимать несерьезный характер. Исходя из создавшегося положения на советско-германском фронте, я должен заявить самым категорическим образом, что Советское правительство не может примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943 г."{223}
Послание Сталина было выдержано в мягких тонах, однако оно имело сильный эффект. Когда я приехал к Черчиллю, чтобы вручить послание (цитирую дальше свою запись от 24 июля), "он был в своем "костюме сирены", у него было плохое настроение. Как выяснилось из дальнейшего, он только что получил неутешительные вести из Египта... С горя Черчилль, видимо, немножко перехватил виски. Это заметно было по его лицу, глазам, жестам. Моментами у него как-то странно дергалась голова, и тогда чувствовалось, что в сущности он уже старик... и что только страшное напряжение воли и сознания поддерживает Черчилля в состоянии дее- и боеспособности.
Послание Сталина произвело на премьера сильное впечатление. Он был одновременно подавлен и обижен (особенно обвинением Сталина в неисполнении взятых на себя обязательств), и в голове у него даже как будто бы мелькнула мысль о возможности выхода СССР из войны.
Однако постепенно Черчилль успокоился, но долго еще доказывал, что он делает все возможное и что по вопросу о втором фронте остается в силе его меморандум, врученный Молотову при подписании коммюнике 12 июня".
Теперь нужно было осуществить вторую часть плана - устроить мое выступление перед парламентариями. Англо-русский парламентский комитет взял на себя роль организатора. 30 июля в одном из больших залов в здании парламента (но не в официальном зале заседаний палаты общин) в три часа дня состоялась моя встреча с депутатами. Привожу некоторые выдержки из моей записи от 30 июля:
"Народу было до 300 человек{224}, как заверяют "старожилы", факт еще небывалый в истории такого рода собраний. Председательствовал сэр Перси Харрис (либерал). Среди присутствующих были: Эллиот, Хор-Белиша, Мандер, Э. Бевин, Эрскин Хилл и др. Были также все три "плетки"{225}. Но главное - за столом президиума сидел старик Ллойд Джордж... Это вызвало шум. Это "создало атмосферу", как выразился Сильвестер"{226}.
Приняли меня очень хорошо... Потом мне было предоставлено слово.
Я начал с того, что в ходе войны "наступил чрезвычайно опасный момент, когда союзники должны искренно и честно, не боясь слов, обменяться взглядами и общими силами найти пути для спасения ситуации". Далее я вкратце описал ход операций на Сталинградском фронте, где немцы "путем колоссальной концентрации войск, в первую очередь танков и авиации... сумели совершить ряд прорывов наших линий и в течение минувшего месяца овладели всей долиной Дона. Германское наступление, - продолжал я, - еще не остановлено, и, следовательно, Нижняя Волга и Кавказ находятся под угрозой". Эти события представляют величайшее значение не только для Советского Союза, но и для всех союзников.
Дальше я поставил вопрос, чем объясняется такое неудовлетворительное положение вещей на германо-советском фронте, и отвечал:
- Позвольте сделать интересное сопоставление. В войне 1914-1918 гг. Германия никогда не держала на русском фронте больше трети своих вооруженных сил, остальные две трети были прикованы к англо-французскому фронту. Вдобавок Германия того времени была просто Германией с небольшим числом союзников, которые были для нее скорее обузой, чем помощью. России тех лет также не приходилось беспокоиться о защите других частей своего государства. И тем не менее известно, какова была судьба России в первой мировой войне. Сейчас положение совсем иное. Россия наших дней - Союз Советских Социалистических Республик - вот уже второй год выдерживает давление 80% всех германских вооруженных сил. Вдобавок она вынуждена охранять с помощью крупных воинских соединений некоторые другие части своей территории. И дальше, с кем ведет войну нынешняя Россия? С Германией? Нет, не с одной Германией, а фактически со всей континентальной Европой! Слишком часто упускается из виду тот факт, что Германия в настоящее время контролирует судьбы и ресурсы свыше 300 млн. человек в оккупированных ею и так называемых союзных с ней странах. Конечно, внутри этих стран имеется оппозиция, нередко практикуется саботаж, но все-таки Советскому Союзу сейчас приходится вести борьбу против громадной концентрации силы, далеко превосходящей силы старой империи кайзера. Вот где лежит основная причина того, что в ходе войны наступил столь опасный момент!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});