— И тебе хватит валяться. Сюда, конечно, наши друзья не вздумают ввалиться, я этот номерок специально присмотрела и ключ с доски незаметно взяла, но лучше ждать их в обычном месте и в полном порядке.
«Странно, конечно, вообще все, и это тоже, — думал Вадим, — пять человек нас всего на целом свете, и все равно продолжаются военно–спортивные игры. Никому мы, получается, не верим. За отсутствием широкого контингента по разному настроенного населения ищем работу в собственном коллективе. Как способ времяпрепровождения — неплохо, но вообще — погано».
Для полной непринужденности они устроились за круглым столом в холле, напротив двери номера, в котором спала Татьяна. Ляхов откупорил бутылку очень легкого сухого вина, которое выдается морякам в походе вместо воды, настругал ломтиками слегка подсохший голландский сыр.
— Ну, давай, специалист, излагай суть дела…
Майя указала на дверь, прижала палец к губам, после чего включила найденный здесь же магнитофон. Нормальный, марки «Тембр–5», в обтянутом серым дерматином корпусе, весом чистых полтора пуда, воспроизводящий звук с пятисотметровых бобин широкой ферромагнитной ленты. Качественно воспроизводящий, поскольку скорость движения ленты составляла целых тридцать восемь сантиметров в секунду.
Разумеется, те японо–китайские машинки из израильских казарм были в сто раз портативнее, но и звук, и громкость у нас лучше. Что и понятно — два динамика размером в пятак или четыре — с суповую тарелку. И — нормальные радиолампы вместо не пойми чего означающих латунных пластиночек.
Сами они сели по другую сторону аппарата, поближе к раскрытому окну. И захочешь — не подслушаешь, сочные аккорды джаза Олега Лундстрема надежно перекрывают их негромкие голоса.
— Суть дела, господин полковник, такова. Как вы и приказали, я Татьяной плотно занялась. До начала той вашей предутренней заварушки мы с ней немного поговорили на отвлеченные темы, потом мирно уснули. Проснулись под звуки боя. Там ты сам все видел. В транспортере она сидела, как внезапно чем–то тяжелым пришибленная. Некоторые говорят — пыльным мешком из–за угла. Вот что–то в этом роде. Готова отнести это на счет действительно шокового пробуждения и более чем неэстетического зрелища плодов вашего геройства.
Вадим уже замечал за Майей такую особенность. Иногда, волнуясь, она начинала говорить каким–то подчеркнуто книжным, причем с пародийным оттенком, стилем. Вот и сейчас. Но перебивать не стал. Пусть выговорится.
— Я пробовала с ней разговаривать, как ты и велел. Получалось плохо. Ее знобило, речь была не слишком связной. Памятуя твои уроки, — тут Майя позволила себе усмехнуться, — я заставила ее выпить коньяка. Думала, глотнет из фляжки граммов пятьдесят — она выпила почти втрое больше. Правда — помогло. Хотя суть вопроса не изменилась.
Ругала свою дурацкую судьбу, повторяла, что нечего ей тогда было идти на эту встречу с Сергеем. Если бы не пошла — сидела бы сейчас дома, в Пятигорске, и все было бы хорошо…
— Стоп, — сказал Ляхов. — Вот с этого места отмотаем назад, еще раз помедленнее и поподробнее. Сначала — только факты. Затем — комментарии. Пошла, говоришь, на встречу с Сергеем? Как же это может быть? А?.. Ты первую трактовку помнишь, в изложении Тарханова? Случай же это был, роковой или счастливый, но случай. А теперь, выходит, — специально пошла? Ты ее об этом не спросила? — Вадим не на шутку взволновался.
Зацепка, нутром он чуял, что очередная зацепка обозначилась. Не зря он к этой девице с подозрением отнесся, с самого первого знакомства…
— Да не спросила, конечно. Только мне и было, что версии сопоставлять и проигрывать. Я, скорее всего, подумала, что о другой встрече речь идет, второй, не той, у Цветника…
— А о второй у них тоже договоренности не было, Сергей сказал, что на работу к ней зайдет. Сам. Вот оно как. Ладно, кладем закладку, поехали дальше.
— Потом она стала говорить, что никогда нам отсюда не выбраться, что все мы тут останемся навсегда. Это, кстати, отнюдь не признак и не улика, я и сама все чаще начинаю думать примерно так же. Единственно, твой оптимизм меня поддерживает.
— Ты ее не спросила, откуда в журнале та вырезочка взялась, не она ли ее и подложила? Слишком уж мало на случайность похоже.
Эта вырезка из русскоязычной газеты весьма его занимала. Отчего вдруг и как годичной давности заметка, повествующая о не слишком заметном событии на фоне ежедневно творящихся на Ближнем Востоке конфликтов и боестолкновений, оказалась в единственно нужное время в нужном месте? Будто специально кто–то ее приготовил, выжидая момент, выждал — и подсунул тому, кому надо.
— Этого я тоже не спросила…
— Так о чем же вы разговаривали два с лишним часа? Ты же специалистка, разведчица и прокурорская дочка, не знаешь, что ли, как клиента раскалывать?
— Ой, да сам ты, что ли, не понимаешь? В таком состоянии… Я все боялась, как бы с ней реактивный психоз какой–нибудь не приключился. И старалась не раздражать, наоборот, всеми силами успокаивала.
— Но все же узнала хоть что–нибудь полезное, хоть что–нибудь?
— Узнала… Не тогда, сейчас только. Пошли мы с ней в комнату, пошептались, я ей снова коньяку налила. Она выпила, прямо скажем, с жадностью…
Вадим собрался спросить, не тайная ли алкоголичка их подруга. Но воздержался. Наверняка ведь нет, иначе он давным–давно это заметил бы. В стрессе девушка пребывает, и, как заболевшая кошка нужную травку находит, Татьяна тоже нашла свое средство.
— И начала со слезами признаваться. Дело тут вот в чем, оказывается. Лет пять назад она пыталась отравиться, естественно, от несчастной любви. Нет–нет, не к Тарханову, то дело давно проехало. Была у нее какая–то жутко романтическая история… Вот и глотнула она целую упаковку какой–то дряни. Откачали ее, но с неделю в реанимации она без сознания пролежала. И после того началось… То видения какие–то на грани сна и яви, то предчувствия вроде ясновидения. Особенно насчет бед и смертей, какие могут со знакомыми людьми приключаться. Она и к попам обращалась, и к психиатрам. Ничего не нашли, разумеется, ни те ни другие. Попы молиться советовали, врачи — таблетки и нарзанные ванны. Что касается Сергея: дня за два до встречи с ним она во сне, но с полной отчетливостью, увидела то ли демона, то ли ангела, который строго–настрого велел ей пойти тем самым вечером в Цветник, где ее ждет крайне важная встреча. Ну, она и пошла…
— Вот оно как, — Ляхов даже и не удивился. Одной непонятностью больше — какая разница, раз ввязались они в дела потусторонние? Но — близко, близенько… В коме, значит, девушка пребывала, клиническую смерть, похоже, пережила. А теперь — сюда, по второму кругу, получается, но уже наяву, попала. — И что? Родные места узнала?
— Нет, совсем нет, — Майя даже рукой замахала. — Если ты так подумал… Нет! Просто ей здесь все время очень тяжело. Сердце давит, по утрам просыпаться страшно, депрессия… А перед тем как покойники подошли, такие кошмары на нее навалились, она и вертелась во сне, и стонала, меня разбудила. И никак успокоиться не может, на Шлимана смотреть боится. Все ей кажется, что они ее с собой заберут…
— Картина ясна. — Вадиму не то чтобы легче стало, но происходящее укладывалось в рамки обычной клинической психиатрии. Как говорится, есть над чем работать. — Ты ей посоветуй, для начала, устроить Сергею ночь любви. Ну, вроде как мы с тобой. Сразу полегчает. А в море выйдем, так и вообще…
Майя улыбнулась несколько смущенно и слегка даже покраснела. Надо же, и с ней что–то странное происходит. Никогда она в Москве не стеснялась разговоров на такие темы, а сейчас — словно девочка, только что потерявшая невинность и не успевшая к своему новому положению привыкнуть.
— Я и сама ей почти то же самое сказала…
Глава 9
По ту сторону узкой Второй Мещанской стоял четырехэтажный дом, еще более причудливой архитектуры, чем тот, в котором обитал Бубнов.
Весь такой готический, устремленный в небо своими шпилями, башенками по углам, стреловидными витражами. Жили в нем какие–то непонятные люди, сверх меры озабоченные собственной безопасностью, потому что парадный вход был заперт, очевидно, навсегда, а квартирующие въезжали на машинах прямо во двор, сквозь автоматические ворота в глухом кирпичном заборе.
А поскольку дом Максима нависал над своим визави тремя лишними этажами, то двор перекрывался сплошным пластиковым навесом, так что, кто приезжал, с кем и вообще все там происходящее было надежно скрыто от посторонних глаз. Добро бы, было это секретное пристанище спецслужб, так нет, обычное жилище семей примерно на пять. Это даже при несистематическом наблюдении установить было нетрудно.
И вот сейчас доктор обратил внимание, что в эркере четвертого этажа, обращенном в его сторону, что–то такое непонятно поблескивает. Прежде всего, конечно, он вообразил, не оптический ли это прицел? По привычной уже логике пуганой вороны. Да нет, не похоже.