Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

– Да ну тебя к лешему, скаред! Я пошутила… – и пошла вниз.

Буфетчик медленно поднялся, поднял руку, чтобы поправить шляпу, и убедился, что ее на голове нету. Ужасно ему не хотелось воз вращаться, но шляпы было жалко. Немного поколебавшись, он всетаки вернулся и позвонил.

– Что вам еще? – спросила его проклятая Гелла.

– Я шляпочку забыл, – шепнул буфетчик, тыча себе в лысину. Гел ла повернулась, буфетчик мысленно плюнул и закрыл глаза. Когда он их открыл, Гелла подавала ему его шляпу и шпагу с темной рукоятью.

– Не мое, – шепнул буфетчик, отпихивая шпагу и быстро наде вая шляпу.

– Разве вы без шпаги пришли? – удивилась Гелла.

Буфетчик что-то буркнул и быстро пошел вниз. Голове его было почему-то неудобно и слишком тепло в шляпе; он снял ее и, подпрыг нув от страха, тихо вскрикнул. В руках у него был бархатный берет с петушьим потрепанным пером. Буфетчик перекрестился. В то же мгновение берет мяукнул, превратился в черного котенка и, вско чив обратно на голову Андрею Фокичу, всеми когтями впился в его лысину. Испустив крик отчаяния, буфетчик кинулся бежать вниз, а котенок свалился с головы и брызнул вверх по лестнице.

Вырвавшись на воздух, буфетчик рысью пробежал к воротам и на всегда покинул чертов дом № 302-бис.

Превосходно известно, что с ним было дальше. Вырвавшись из подворотни, буфетчик диковато оглянулся, как будто что-то ища. Че рез минуту он был на другой стороне улицы в аптеке. Лишь только он произнес слова: «Скажите, пожалуйста…» – как женщина за при лавком воскликнула:

– Гражданин! У вас же вся голова изрезана!..

Минут через пять буфетчик был перевязан марлей, узнал, что лучшими специалистами по болезни печени считаются профессо ра Вернадский и Кузьмин, спросил, кто ближе, загорелся от радос ти, когда узнал, что Кузьмин живет буквально через двор в ма леньком беленьком особнячке, и минуты через две был в этом особнячке.

Помещеньице было старинное, но очень, очень уютное. Запом нилось буфетчику, что первая попалась ему навстречу старенькая нянька, которая хотела взять у него шляпу, но так как шляпы у него не оказалось, то нянька, жуя пустым ртом, куда-то ушла.

Вместо нее оказалась у зеркала и, кажется, под какой-то аркой женщина средних лет и тут же сказала, что можно записаться только на девятнадцатое, не раньше. Буфетчик сразу смекнул, в чем спасе ние. Заглянув угасающим глазом за арку, где в какой-то явной перед ней дожидались три человека, он шепнул:

– Смертельно больной…

Женщина недоуменно поглядела на забинтованную голову буфет чика, поколебалась, сказала:

– Ну что ж… – и пропустила буфетчика за арку.

В то же мгновенье противоположная дверь открылась, в ней блес нуло золотое пенсне, женщина в халате сказала:

– Граждане, этот больной пойдет вне очереди.

И не успел буфетчик оглянуться, как он оказался в кабинете про фессора Кузьмина. Ничего страшного, торжественного и медицин ского не было в этой продолговатой комнате.

– Что с вами? – спросил приятным голосом профессор Кузьмин и несколько тревожно поглядел на забинтованную голову.

– Сейчас из достоверных рук узнал, – ответил буфетчик, одичало поглядывая на какую-то фотографическую группу за стеклом, – что в феврале будущего года умру от рака печени. Умоляю остановить.

Профессор Кузьмин как сидел, так и откинулся на высокую кожа ную готическую спинку кресла.

– Простите, не понимаю вас… вы что, были у врача? Почему у вас голова забинтована?

– Какого там врача?.. Видали бы вы этого врача!.. – ответил бу фетчик и вдруг застучал зубами. – А на голову не обращайте внима ния, не имеет отношения. На голову плюньте, она здесь ни при чем. Рак печени, прошу остановить.

– Да позвольте, кто вам сказал?

– Верьте ему! – пламенно попросил буфетчик. – Уж он знает!

– Ничего не понимаю, – пожимая плечами и отъезжая с креслом от стола, говорил профессор. – Как же он может знать, когда вы по мрете? Тем более что он не врач!

– В четвертой палате, – ответил буфетчик.

Тут профессор посмотрел на своего пациента, на его голову, на сырые брюки и подумал: «Вот еще не хватало! Сумасшедший!» Спросил:

– Вы пьете водку?

– Никогда не прикасался, – ответил буфетчик.

Через минуту он был раздет, лежал на холодной клеенчатой ку шетке, и профессор мял его живот. Тут, надо сказать, буфетчик зна чительно повеселел. Профессор категорически утверждал, что сей час, по крайней мере в данный момент, никаких признаков рака у бу фетчика нет. Но что раз так… раз он боится и какой-то шарлатан его напугал, то нужно сделать все анализы…

Профессор строчил на листках бумаги, объясняя, куда пойти, что отнести. Кроме того, дал записку к профессору-невропатологу Буре, объясняя буфетчику, что нервы у него в полном беспорядке.

– Сколько вам платить, профессор? – нежным и дрожащим голо сом спросил буфетчик, вытаскивая толстый бумажник.

– Сколько хотите, – отрывисто и сухо ответил профессор.

Буфетчик вынул тридцать рублей и выложил их на стол, а затем неожиданно мягко, как будто кошачьей лапкой оперируя, положил сверх червонцев звякнувший столбик в газетной бумажке.

– А это что такое? – спросил Кузьмин и подкрутил ус.

– Не брезгуйте, гражданин профессор, – прошептал буфет чик, – умоляю – остановите рак.

– Уберите сейчас же ваше золото, – сказал профессор, гордясь собой, – вы бы лучше за нервами смотрели. Завтра же дайте мочу на анализ, не пейте много чаю и ешьте без соли совершенно.

– Даже суп не солить? – спросил буфетчик.

– Ничего не солить, – приказал Кузьмин.

– Эхх!.. – тоскливо воскликнул буфетчик, умиленно глядя на про фессора, забирая десятки и задом пятясь к двери.

Больных в тот вечер у профессора было немного, и с приближе нием сумерек ушел последний. Снимая халат, профессор глянул на то место, где буфетчик оставил червонцы, и увидел, что никаких червонцев там нет, а лежат три этикетки с бутылок Абрау-Дюрсо.

– Черт знает что такое! – пробормотал Кузьмин, волоча полу ха лата по полу и ощупывая бумажки. – Он, оказывается, не только ши зофреник, но и жулик! Но я не могу понять, что ему понадобилось от меня? Неужели записка на анализ мочи? О! Он украл пальто! – И профессор кинулся в переднюю, опять-таки в халате на один ру кав. – Ксения Никитишна! – пронзительно закричал он в дверях пе редней. – Посмотрите, пальто целы?

Выяснилось, что все пальто целы. Но зато, когда профессор вер нулся к столу, содрав наконец с себя халат, он как бы врос возле сто ла в паркет, приковавшись взглядом к своему столу. На том месте, где лежали этикетки, сидел черный котенок-сирота с несчастливой мор дочкой и мяукал над блюдечком с молоком.

– Эт-то что же такое, позвольте?! Это уже… – Кузьмин почувство вал, как у него похолодел затылок.

На тихий и жалобный крик профессора прибежала Ксения Ники тишна и совершенно его успокоила, сразу сказав, что это, конечно, кто-нибудь из пациентов подбросил котенка, что это нередко бывает у профессоров.

– Живут, наверно, бедно, – объясняла Ксения Никитишна, – ну, а у нас, конечно…

Стали думать и гадать, кто бы мог подбросить. Подозрение пало на старушку с язвой желудка.

– Она, конечно, – говорила Ксения Никитишна, – она думает так: мне все равно помирать, а котеночка жалко.

– Но позвольте! – закричал Кузьмин. – А что же молоко?! Она то же принесла? Блюдечко-то, а?

– Она в пузыречке принесла, здесь вылила в блюдечко, – поясни ла Ксения Никитишна.

– Во всяком случае, уберите и котенка и блюдечко, – сказал Кузь мин и сам сопровождал Ксению Никитишну до двери. Когда он вер нулся, обстановка изменилась.

Вешая халат на гвоздик, профессор услыхал во дворе хохот, вы глянул, натурально оторопел. Через двор пробегала в противопо ложный флигелек дама в одной рубашке. Профессор даже знал, как ее зовут, – Марья Александровна. Хохотал мальчишка.

– Что такое? – презрительно сказал Кузьмин.

Тут за стенкой, в комнате дочери профессора, заиграл патефон фокстрот «Аллилуйя», и в то же мгновенье послышалось воробьи ное чириканье за спиной у профессора. Он обернулся и увидел на столе у себя крупного прыгающего воробья.

«Гм… спокойно… – подумал профессор, – он влетел, когда я отхо дил от окна. Всё в порядке!» – приказал себе профессор, чувствуя, что всё в полном беспорядке, и, конечно, главным образом из-за этого воробья. Присмотревшись к нему, профессор сразу убедился, что этот воробей – не совсем простой воробей. Паскудный воробу шек припадал на левую лапку, явно кривлялся, волоча ее, работал синкопами, одним словом – приплясывал фокстрот под звуки патефона, как пьяный у стойки. Хамил, как умел, поглядывая на профес сора нагло.

Рука Кузьмина легла на телефон, и он собрался позвонить своему однокурснику Буре, чтобы спросить, что означают такого рода воро бушки в шестьдесят лет, да еще когда вдруг кружится голова?

Воробушек же тем временем сел на подаренную чернильницу, на гадил в нее (я не шучу!), затем взлетел вверх, повис в воздухе, потом с размаху будто стальным клювом клюнул в стекло фотографии, изо бражающей полный университетский выпуск 94-го года, разбил стекло вдребезги и затем уже улетел в окно.