всех сил нуждаются в масле иланг-иланг. А чего мы остановились?
— Ты ребе Забар? — тяжело дыша, спросила высокая ханум.
— Ну да, иногда меня называют и так. Но чаще просто Забар-аптекарь или Забар — знаток трав и ароматов, или Забар-парфюмер, или…
— Ходжа, линяем от него, я читал Зюскинда!
— Но, Лёва-джан, нам нужен этот человек. — Низенькая ханум ловко сменила направление, втолкнув жертву в маленький проулок. Разговор был короток и конкретен.
— Ладно, колись, ботаник, это ты три дня назад продал другому юному медику (через букву «п») волшебное снадобье, превращающее человека в осла?
— Я?! Ой, нет, — юля, замотал пейсами торговец маслом. — Во-первых, я об этом ничего не знаю. Во-вторых, он сам это украл. В-третьих, где доказательства? И пусть меня судит суд нашего квартала, антисемиты проклятые!
— Это он, — с рыком признал домулло. — Где твой дом, ибо мы имеем к тебе важнейшее дело?
— Какое?
— То, за которое всем нам будет уплачено звонкими таньга, — бесстыдно соврал герой народных анекдотов. — Примерно по тысяче таньга на брата! Бешеные деньги, между прочим. А теперь пойдём к вам домой и…
— Таки всего тысяча? Ой вей! Это же несерьёзно. — Ребе Забар мигом сменил тон и внёс конструктивное предложение: — А давайте вы угостите меня кое-чем в одном хорошем заведении и мы побеседуем о двух тысячах таньга только мне, а вам по пятьсот?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Мы будем распевать странные песни, будем танцевать странные танцы, мы будем рисовать странные знаки, там, где цветут маки-и!
Гимн наркоманов Чуйской долины, музыка и слова народные, исполняет группа «Чи-Ли»
Лев и Ходжа страдальчески переглянулись, но выбора не было. Устраивать допрос с пристрастием в еврейском квартале — это нарваться сразу на два обвинения: в антисемитизме и феминизме одновременно. А оно никогда никому не надо.
Хитрый торговец поддельными эфирными маслами указал длинным носом в нужную сторону. Не так далеко, слева по улице, виднелась вывеска маленького кошерного кабачка «У Юдифи». Спустившись вниз по стёртым каменным ступенькам, друзья оказались в небольшом вонючем полуподвальном помещении с резким запахом лука, подгорелого теста и дешёвого винца.
На стене красовались провокационные лозунги: «Бей филистимлян, спасай Израиль!», «Ты — гой Евсеев, а я внук Моисеев!», «Арабы — вон из сектора Газа!» и просто «Сектор Газа», что вызвало у бывшего москвича плохо контролируемый всплеск ностальгии. Но, прежде чем он припомнил бессмертные строки: «Привет, ребята, добрый день! Послушайте нашу дребедень», ушлый еврей церемонно усадил парочку за самый дальний из трёх столов.
— Лучшую мацу и худшую водку! — громко потребовал он. — Гулять так гулять, всё равно не я плачу!
Лев выдохнул через нос так, что едва не прорвал чёрную сетку паранджи.
— Слышь, ты, Буратино, не наглей! Официант! Да, я к тебе обращаюсь, и нечего делать такое лицо, словно с тобой неодушевлённый предмет разговаривает. Живо сюда всё, что хотел наш новый друг. А к тому в придачу лично мне — рёбрышки на гриле, шурпу с бараниной, говяжью вырезку, полкило пахлавы, орешки в меду, зелёный чай с чабрецом и варенье из айвы. Ходжа?
— Люля-кебаб, лепёшки и бастурму, — скромно дополнил Насреддин, поняв, что и далее скрывать свою половую принадлежность уже бессмысленно. — Только вместо чая холодный айран.
— Клянусь фиговым листком праотца Адама, вы таки действительно при деньгах! Тогда мне ещё, пожалуй…
— Фигу, — жёстко хлопнул ладонью по столу Оболенский. — Пока не сожрёшь мацу и не выхлестаешь водку, ничего не получишь.
— Ясно. Понял. Бизнес превыше всего.
— Вот именно. А теперь к делу, почтеннейший… Разговор задался с самого начала. Разбитной еврей, успешно занимавшийся по жизни всеми аферами, какими только было можно, не стал корчить из себя человека высоких принципов. Разумеется, он прекрасно понимал, кто такой Ходжа, и уж стопроцентно был наслышан о Льве Оболенском, как и о сумме награды, выставленной за их головы. Но любой умный человек понимает, что лучше заработать рубль и быть живым, чем десять, но тебя убьют. Одного взгляда на пудовые кулаки Багдадского вора было достаточно, чтобы крикам «стража, стража!» предпочесть линию конструктивного диалога.
— Ах, вы хотите знать за того мелкого юношу, что спёр у меня зелье, превращающее в животное? Так я его знаю, ибо этот поц имеет наглость ухаживать за моей дочерью! А вот дочка у меня, смею сказать, умница и красавица, я уже молчу, что она играет на скрипке с трёх лет, так шо просто вай мэй! В смысле ой вей! То есть я с неё горжусь и не намерен выдавать за каждого голодранца, хоть им только этого и хочется. А что при этом чувствую я как папа, их не волнует. Выпьем за детей!
Дальше было выяснено, что ребе Забар, как человек без специального образования, ничего, по сути, и не умеет. То есть да, тот молодой ростовщик действительно стащил у него какую-то старую склянку с остатками волшебного порошка, который ребе непонятно как сам получил в «наследство» с прошлого места работы в Великобритании. А ведь только-только наклёвывалась хорошая сделка с неким чёрным шейхом, сулящим немалые деньги, и, главное, он брал бы на вес, а значит, в порошок можно было добавить песку, соли и пару камушков…
— Да чтоб мне, как старому Ною, по гроб жизни таскать на своём горбу корабельные доски и, приглашая каждой твари по паре, следить, чтоб их не стало уже трое, молчу о кроликах и крысах… Я всегда говорил своей любимой дочке: «Солнце моё, у нас, евреев, родство передаётся через женщину. Поэтому десять раз подумай, а потом всё равно откажи этому бесчестному ханыге, что называет себя ростовщиком, а сам тырит у меня мелкие вещи, думая, что я уже настолько ослаб глазами и ничего не вижу. Я устал подкладывать ему кошачий помёт в обувь! Пусть думает, что мой кот тоже его не любит…»
— Получается,