Читать интересную книгу Пушкин - Юрий Лотман

Онегин «из любопытства» посетил военные поселения, чем должен был обратить на себя «бдительное и обдуманное внимание».

«Путешествие Онегина» не могло не вызывать в сознании автора и читателей, если бы они могли ознакомиться с ним в сколь-либо полном виде, ассоциаций с «Паломничеством Чайльд-Гарольда». Интерес П к этому произведению не затухал, и еще в середине 1830-х гг. он пытался переводить его текст (см.: «Рукою Пушкина»). Однако приходится скорее говорить о различии этих путешествий. Рассказ об онегинском путешествии отличается сжатостью, исключительной сдержанностью тона, освобожденного от каких-либо авторских отступлений, до строфы 16 (по условному подсчету номеров в черновой рукописи), т. е. до прибытия Онегина в Крым. Это, видимо, связано с тем, что маршрут, избранный автором для Онегина, пролегал между Москвой и Кавказом, в местах, лично П в это время не известных и ни с чем для него не связанных. Тем более заметно, что П повез Онегина по местам, вызывающим у него не личные, а исторические воспоминания. Этим, вероятно, раскрывается и общий замысел «Путешествия»: сопоставление героического прошлого России и ее жалкого настоящего.

Печатный текст «Путешествия» начинается с неполной строфы, посвященной Нижнему Новгороду. В рукописном варианте ей предшествовали четыре строфы, которые затем в несколько измененном виде вошли в восьмую главу как X, XI, XII строфы (одна была сокращена). Далее шел текст:

<5>Наскуча или слыть МельмотомИль маской щеголять инойПроснулся раз он патриотомДождливой, скучною поройРоссия, господа, мгновенноЕму понравилась отменноИ решено. Уж он влюбленУж Русью только бредит онУж он Европу ненавидитС ее политикой сухой,С ее развратной суетойОнегин едет; он увидитСвятую Русь: ее поля,Пустыни, грады и моря

<6>Он собрался и слава богуИюля 3 числаКоляска легкая в дорогуЕго по почте понесла.Среди равнины полудикойОн видит Новгород-великойСмирились площади — средь нихМятежный колокол утих,Не бродят тени великанов:Завоеватель скандинав,Законодатель ЯрославС четою грозных ИоановИ вкруг поникнувших церквейКипит народ минувших дней

<7>Тоска, тоска! спешит ЕвгенийСкорее далее: теперьМелькают мельком будто тениПред ним Валдай, Торжок и ТверьТут у привязчивых крестьянокБерет 3 связки он баранокЗдесь покупает туфли — тамПо гордым Волжским берегамОн скачет сонный — Кони мчатсяТо по горам, то вдоль рекиМелькают версты, ямщикиПоют, и свищут, и бранятсяПыль вьется — Вот Евгений мойВ Москве проснулся на Тверской

<8>Москва Онегина встречаетСвоей спесивой суетойСвоими девами прельщаетСтерляжей подчует ухойВ палате Анг<лийского> Клоба(Народных заседаний проба)Безмолвно в думу погруженО кашах пренья слышит онЗамечен он. Об нем толкуетРазноречивая МолваИм занимается МоскваЕго шпионом именуетСлогает в честь его стихиИ производит в женихи(VI, 496–497).

Поверхностный характер скороспелого патриотизма Онегина в черновиках был подчеркнут резче: «Проснулся раз он Патриотом В Hotel de Londres что в Морской» (VI, 476) и «Июля 3 числа Коляска венская в дорогу Его по почте понесла» (VI, 476). Сочетание патриотизма с Hotel de Londres и венской коляской (ср.: «Изделье легкое Европы» — VII, XXXIV, 12) производило бы слишком прямолинейный комический эффект, и автор смягчил иронию.

Hotel de Londres (Лондонская гостиница) — находился на углу Невского и Малой Морской (ныне ул. Гоголя).

Предположения о том, что патриотические настроения Онегина — реакция на предшествовавшее путешествие по Западной Европе и, следовательно, европейская поездка должна была предшествовать путешествию по России (изложение подобного взгляда и возможных возражений см.: Набоков, 3, 255–259), малоубедительны.

В описании пути Онегина из Петербурга в Москву сказались личные впечатления П от поездки весной 1829 г. Стих «Его шпионом именует» объясняется сплетней, распространенной о Пушкине в это время его приятелем А. П. Полторацким. В черновом письме Вяземскому П жаловался, что Полторацкий «сбол<тнул> в Твери <?>, что я шпион, получаю за то 2500 в месяц <?> (которые очень бы мне пригодились благодаря крепсу) и ко мне уже являются трою<ро>дные братцы за местами <?> и за милостями <?> царскими <?> — XIV, 266 (шпион, в употреблении той поры, — полицейский агент, доносчик; крепс — карточная игра).

Путешествие Онегина между Петербургом и Крымом длилось более двух лет (см.: с. 22–23). Тем более заметны лаконичность пушкинского описания и полное отсутствие пейзажных зарисовок или сюжетных подробностей. Географические названия «мелькают мельком». Путешествие из Петербурга в Москву умещается в две строфы. Одна из них посвящена Новгороду-Великому. «Новгородская строфа» является ключевой для всего «Путешествия»: в ней и задано противопоставление героического прошлого и ничтожного настоящего. З а в о е в а т е л ь с к а н д и н а в — легендарный варяжский князь Рюрик, один из трех братьев варягов, прибывших на Русь (879 г.). Назвав Рюрика завоевателем, П присоединился к мнению о насильственном «признании варягов». Вопрос этот имел длительную историю. Карамзин решительно высказался в пользу добровольности призвания варягов: Новгородцы «лобызали ноги» Рюрика, «который примирил внутренние раздоры <…>, проклинали гибельную вольность и благословляли спасительную власть единого» (Карамзин, 1, 683); «Скандинавия <…> дала нашему отечеству первых Государей, добровольно принятых Славянскими и Чудскими племенами, обитавшими на берегах Ильмена, Бела-озера и реки Великой» (Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. СПб., 1914, с. 1–2). В противоположность ему декабристы утверждали насильственный характер этого акта: «Сказку о добровольном подданстве многие поддерживают и в наше время для выгод правительства…» (Лунин М. С. Соч. и письма. Пб., 1923, с. 78–79). Вопрос этот привлекал широкое внимание декабристов. Он вызывал в памяти образ Вадима, имевший обширную литературную традицию от Княжнина до Рылеева. П в Кишиневе работал над поэмой «Вадим», посвященной восстанию новгородцев против Рюрика, а публикация отрывков из этой поэмы в альманахе «Памятник отечественных муз на 1827 г.» (СПб., 1827) явилась, возможно, замаскированным откликом на 14 декабря (VI, 477). З а к о н о д а т е л ь Я р о с л а в — Ярослав I Владимирович (978-1054). Политическая биография его была тесно связана с Новгородом, куда его «посадил» его отец Владимир. Ярослав отказался посылать в Киев дань и, хотя имел с новгородцами кровавые столкновения, в дальнейшем с их помощью победил брата Святополка и в благодарность вернул Новгороду его прежние вольности. «Законодателем» он назван, т. к. ему приписывалось создание «Русской правды». С ч е т о ю г р о з н ы х И о а н о в — Иоанн III Васильевич (1440–1505), великий князь Всея Руси, в 1471 г. в битве на Шелони разбил новгородцев и заставил Новгород подписать мир, который положил начало ликвидации независимости Новгорода; Иоанн IV Васильевич («Грозный») (1530–1584) царь Всея Руси, в 1570 г. учинил страшный погром Новгорода, перебив значительную часть жителей.

«Московская строфа» первоначально также резко противопоставляла настоящее прошедшему.

На фоне исторических воспоминаний резко выступали «о кашах прения» в Английском клубе.

VI, 198 — Макарьев… — Ежегодная нижегородская ярмарка, которая первоначально происходила у стен Макарьевского монастыря под Нижним Новгородом, а потом была перенесена в самый город, но сохранила свое название. «С барабанным боем 15 июля ярманка была открыта; но никого почти еще не было, и купцы только-что начинали раскладывать свои товары. Прежде, бывало, оканчивалась она 25-го числа в день святого Макария, а с перенесением ее в Нижний-Новгород каждый год опаздывают с ее открытием, так что 25 июля едва начинается она, а торг продолжается весь август» (Вигель, т. II, с. 141). Переезд из Петербурга в Москву занимал три-четыре дня. Следовательно, в Москве Онегин был 6 июля. В Нижний Новгород он приехал не позже августа, если застал ярмарку. «Суета всякого рода, общее стремление к торговле, движение огромных капиталов, утонченный обман в оборотах, заготовление всего на всю Россию, словом, центр всех купеческих расчетов. Вот что такое Макарьевская ярмонка. Если вы хотите купить кстати и выгодно, что вам по хозяйству необходимо, приезжайте сюда, бросайте деньги и увозите с собой разные товары. Сюда Сибирь, Астрахань, Таврида, Польша, Архангельск и Киев привозят свои приобретения» (Долгорукий И. М. Журнал путешествия из Москвы в Нижний 1813 года. М. 1870, с. 23). Столкновение фальши и лжи (повторение слов «поддельны», «бракованные», сочетаний — «услужливые кости», «спелые дочери», «прошлогодни моды») с ожиданием увидеть «отчизну Минина» (VI, 498) служит объяснением повторяющегося рефрена: «Тоска!».