class="stanza"> 
Весь день метель. За дверью, у соседа,
 Стучат часы и каплет с окон лед.
 У барышни-соседки с мясоеда
 Поет щегол. А барышня плетет.
  Сидит, выводит крестики и мушки,
 Бела, как снег, скромна, как лен в степи.
 Темно в уездной крохотной избушке,
 Наскучили гремучие коклюшки,
 Весна идет… Да как же быть? Терпи.
   Синеет дым метели, вьются галки
 Над старой колокольней… День прошел,
 А толку что? – Текут с окна мочалки,
 И о весне поет дурак-щегол.
  〈1906–1908〉
   Туман
    Сумрачно, скучно светает заря.
 Пахнет листвою и мокрыми гумнами.
 Воют и тянут за рогом псаря
 Гончие сворами шумными.
   Тянут, стихают – и тонут следы
 В темном тумане. Людская чуть курится.
 Сонно в осиннике квохчут дрозды.
 Чаща и дремлет и хмурится.
   И до печальных вечерних огней
 В море туманных лесов, за долинами,
 Будет стонать все скучней и скучней
 Рог голосами звериными.
  Сиракузы, 25.III.09
    «В мелколесье пело глухо, строго…»
    В мелколесье пело глухо, строго.
 Вместе с ночью туча надвигалась,
 По кустам, на тучу, шла дорога,
 На ветру листва, дрожа, мешалась…
 Леший зорко в темь глядел с порога.
   Он сидел и слушал, как кукушки
 Хриплым смехом где-то хохотали,
 Как визжали совы и с опушки,
 После блеска, гулы долетали…
 Дед-лесник мертвецки спал в избушке.
   Одностволка на столе лежала
 Вместе с жесткой, черной коркой хлеба,
 Как бельмо, окошко отражало
 Скудный свет нахмуренного неба…
 Над окошком шарило, шуршало.
   И пока шуршало, деду снилось,
 Что в печурке, где лежат онучи,
 Загорелось: тлеет, задымилось…
 И сухим огнем сверкали тучи,
 И в стекло угрюмо муха билась.
  25. V.09
    Сенокос
    Среди двора, в батистовой рубашке,
 Стоял барчук и, щурясь, звал: «Корней!»
 Но двор был пуст. Две пегие дворняжки,
 Щенки, катались в сене. Все синей
 Над крышами и садом небо млело,
 Как сказочная сонная река,
 Все горячей палило зноем тело,
 Все радостней белели облака,
 И все душней благоухало сено…
   «Корней, седлай!» Но нет, Корней в лесу,
 Осталась только скотница Елена
 Да пчельник Дрон… Щенок замял осу
 И сено взрыл… Молочный голубь комом
 Упал на крышу скотного варка…
 Везде открыты окна… А над домом
 Так серебрится тополь, так ярка
 Листва вверху – как будто из металла,
 И воробьи шныряют то из зала,
 В тенистый палисадник, в бересклет,
 То снова в зал… Покой, лазурь и свет…
   В конюшне полусумрак и прохладно,
 Навозом пахнет, сбруей, лошадьми,
 Касаточки щебечут… И Ами,
 Соскучившись, тихонько ржет и жадно
 Косит свой глаз лилово-золотой
 В решетчатую дверку… Стременами
 Звенит барчук, подняв седло с уздой,
 Кладет, подпруги ловит – и ушами
 Прядет Ами, вдруг сделавшись стройней
 И выходя на солнце. Там к кадушке
 Склоняется – блеск, небо видит в ней
 И долго пьет… И солнце жжет подушки,
 Луку, потник, играя в серебре…
   А через час заходят побирушки:
 Слепой и мальчик. Оба на дворе
 Сидят как дома. Мальчик босоногий
 Заглядывает в окна, на пороге
 Стоит и медлит… Робко входит в зал,
 С восторгом смотрит в светлый мир зеркал.
 Касается до клавиш фортепьяно —
 И, вздрогнув, замирает: звонко, странно
 И весело в хоромах! – На балкон
 Открыта дверь, и солнце жарким светом
 Зажгло паркет, и глубоко паркетом
 Зеркальный отблеск двери отражен,
 И воробьи крикливою станицей
 Проносятся у самого стекла
 За золотой, сверкающею птицей,
 За иволгой, скользящей, как стрела.
  3. VII.09
    Собака
    Мечтай, мечтай. Все у́же и тусклей
 Ты смотришь золотистыми глазами
 На вьюжный двор, на снег, прилипший к раме,
 На метлы гулких, дымных тополей.
   Вздыхая, ты свернулась потеплей
 У ног моих – и думаешь… Мы сами
 Томим себя – тоской иных полей,
 Иных пустынь… за пермскими горами.
   Ты вспоминаешь то, что чуждо мне:
 Седое небо, тундры, льды и чумы
 В твоей студеной дикой стороне.
   Но я всегда делю с тобою думы:
 Я человек: как Бог, я обречен
 Познать тоску всех стран и всех времен.
  4. VIII.09
    Могила в скале
    То было в полдень, в Нубии, на Ниле.
 Пробили вход, затеплили огни —
 И на полу преддверия, в тени,
 На голубом и тонком слое пыли,
 Нашли живой и четкий след ступни.
   Я, путник, видел это. Я в могиле
 Дышал теплом сухих камней. Они
 Сокрытое пять тысяч лет хранили.
 Был некий день, был некий краткий час,
 Прощальный миг, когда в последний раз
 Вздохнул здесь тот, кто узкою стопою
 В атласный прах вдавил свой узкий след.
   Тот миг воскрес. И на пять тысяч лет
 Умножил жизнь, мне данную судьбою.
  6. VIII.09
    Полночь
    Ноябрь, сырая полночь. Городок,
 Весь меловой, весь бледный под луною,
 Подавлен безответной тишиною.
 Приливный шум торжественно-широк.
   На мачте коменданта флаг намок.
 Вверху, над самой мачтой, над сквозною
 И мутной мглой, бегущей на восток,
 Скользит луна зеркальной белизною.
   Иду к обрывам. Шум грознее. Свет
 Таинственней, тусклее и печальней.
 Волна качает сваи под купальней.
   Вдали – седая бездна. Моря нет.
 И валуны, в шипящей серой пене,
 Блестят внизу, как спящие