Готовить декорации для собственной смерти как для мистерии, как для самого ответственного и притом самого смешного из совершенных за жизнь дел — это хорошо. Это приятно. Весело. Пьянит лучше любого вина — усталость словно смыло, злость и досаду — еще раньше. Остался только азарт — ну, давайте сделаем все в лучшем виде и посмеемся над этими толедскими дураками. Вы с этого света — а я с того.
Синьор Петруччи кивает, потом спрашивает:
— Вы не предпочтете умереть уже в их руках, где-то через час после ареста… вовсе неизвестно от чего? Яд они не найдут, к жизни вас вернуть не смогут. И истинную причину смерти не опознает даже очень хороший врач.
Вот что значит — рука мастера.
— Так еще лучше! Жаль только, что за этот час я не доберусь до Его Святейшества…
— Увы, он, конечно, будет очень торопиться, но рассчитывать на такое везение я бы не стал.
— Вы правы. А то представляете, я даже что-то скажу… для затравки, — каламбур получается исключительный, пусть синьор Петруччи им кого-нибудь посмешит через пару лет. — И тут — на самом интересном месте…
— Шахразада прекратит свои речи окончательно и навсегда… и заподозрят они, если заподозрят, ваших венецианских родичей. Или Его Величество.
— Надеюсь на это. Синьор да Сиена — вы настоящий волшебник.
Лицо Петруччи затвердевает. Глаза — как мраморные шарики.
— К сожалению, — с явным трудом выговаривает он, видно это слово чем-то его задело, — я не волшебник. И даже не могу сказать «пока не волшебник». А знания помогают не всегда, не во всем и недостаточно быстро…
— Это, — утешает Корнаро, — вам хочется быть не волшебником, а богом. Когда будете готовы — несите свой яд, а пока что я попрошу у вас еще вина. Не сочтите за нахальство. — У вина появляется вкус. Нельзя упускать такую возможность…
— Да что вы, — хозяин снова взял себя в руки. — Я бы предпочел и вовсе не предлагать вам иного. А яд я достану сейчас. Пусть он будет у вас.
Синьор Петруччи открывает высокий шкаф, роется где-то в его глубинах, щелкает замком — и через мгновение выныривает с небольшим коричневым флаконом.
— Вы готовили это средство для себя?
— Нет, — совершенно искренне улыбается синьор Бартоломео, — это действительно лекарство от ревматизма, помимо всего прочего. А с собой я ничего не ношу. Во-первых, я любопытен. Во-вторых, у меня есть куда более удобный и надежный выход. Вам он просто не подойдет, у нас слишком мало времени, я не успею вас научить.
— Когда это нужно выпить? — Настойка как настойка, пахнет какой-то редькой или около того, желтая, мутноватая. — Услышав, что вы возвращаетесь?
— Услышав, что я стучу. Это значит, что я вернулся не один.
— Договорились.
Виченцо Корнаро откинулся на спинку кресла, отхлебнул еще вина. Сквозь молодой травянистый вкус пробивался еще… лимон, давешняя льдинка. Так немного потребовалось, чтобы его почувствовать. Полчаса разговора и одно решение. Но вкус вернулся и способность понимать — тоже. Значит и решение было правильным. Синьор Петруччи опасно играет, но шутка слишком хороша, чтобы от нее отказываться. И какой богатый человек не пожертвует многим за надежное средство от ревматизма?
Глава одиннадцатая,
где маршал покушается на честь королевы, королева — на трон соседней державы, соседняя держава — на земли Аурелии, и только Аурелия ни на что не покушается 1.
— Удивительный народ каледонцы, — задумчиво сказал маршал Аурелии, глядя на странное существо, которое он тащил за шкирку — на расстоянии вытянутой руки. — Если вам так хотелось продолжать маскарад, могли бы и подписать бумагу, она все равно не имела бы юридической силы. А если не хотелось — то зачем было рисковать?
Существо злокозненно молчало и щурило левый, незаплывший глаз. Маршал не был левшой, просто в правой руке в тот момент он держал важный документ, который не хотел испортить.
На середине дорожки сама собой образовалась мать-настоятельница, очень решительный черно-белый стожок…
— Ваша Светлость, что вы…
— Госпожа аббатиса, я с превеликим удовольствием доложу Его Величеству, что насельницы здешней обители невинны пуще праотца Адама и праматери Евы до падения. Ибо ничем иным я не могу по совести объяснить то, что они оказались неспособны отличить вот это, — он слегка потряс своей добычей, — от женщины… имея в распоряжении три недели.
— Ваша Светлость, мы не…
— Я тоже так думаю и полагаю, что эта история много послужит к славе обители.
А ведь если бы вы пустили меня в монастырь сразу, я бы, пожалуй, промолчал. Но, выбирая между капризами моей псевдокузины и королевским приказом, вы попытались предпочесть первое. А у меня есть репутация, и ее следует беречь.
…подсунув первый данайский дар, Лондинум не успокоился и не успела еще начаться осень, не успел даже маршал Аурелии отбыть на юг вслед за армией — как господин Трогмортон, обаятельный проныра и задушевный собеседник, явился к королю с новым предложением. Обменять одну видимость на две другие видимости: Альба признает суверенитет Арморики и Каледонии, равно как и правомочность правления малолетнего армориканского короля и Марии Каледонской — а взамен Мария Каледонская отказывается от своих претензий на альбийский престол. Учитывая, что уже лет 200 как — и лет 200 в будущем — Аурелия могла строить планы на трон Альбы разве что в качестве средства от бессонницы: скучно, невыполнимо, но помечтать приятно; учитывая, что и Каледония, и особенно Арморика, считались суверенными державами повсюду, кроме Альбы, обмен предлагался нетривиальный. С виду — пустой горшок на другой пустой горшок. Если присмотреться повнимательнее, выходило много любопытнее.
С подписанием все визиты армориканских пиратов через пролив и их сомнительная деятельность в самом проливе перестанут быть внутренним делом бывшего верховного королевства и станут поводом для официальных претензий — вплоть до войны. И все визиты альбийского флота на материк, вызванные помянутой пиратской деятельностью или, как выражаются в Лондинуме, профилактикой оной — тоже будут предметом претензий вплоть до войны. Альба потеряет возможность попросту аннексировать Каледонию по старому праву… но у них это и так уже сколько лет не получается. А вот если их пригласят или если возникнет легитимный повод для войны — то окажется, что династия Стюартов из порядка наследования верховного трона исключена. По собственному, между прочим, желанию.
Что не помешает альбийской королеве, например, сойти с ума, воспылать нежными чувствами к Марии и назначить ее наследницей — маршал надеется, что такого никогда не произойдет, но в этом бренном мире все надежды эфемерны, — но помешает самой Марии и ее потомству взыскивать трона в числе прочих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});