Я взволнованно объяснил:
��На кладбище этого местечка � могила моего отца!
��Тогда мы пойдем туда: поклониться!
��Да вы что?!�� прошептал я.�� Сума сошли?! Так рисковать?!
Но Глеб Жарков меня успокоил:
��Все будет в порядке, товарищ начальник!
Он говорил по-немецки превосходно! Тут же надел шинель и головной убор эсэсовского офицера и исчез в темноте.
Я не успел даже остановить его. Стали ждать. Не прошло получаса, как Глеб вернулся и сообщил:
��Кладбище � рядом. Можем туда идти.
И мы пошли.
Домик кладбищенского сторожа не был освещен. Глеб решительно постучал в дверь.
Вышел полуодетый пожилой мужчина.
��Кладбищенские книги!�� приказал по-немецки Жарков.
��За какой год, господин лейтенант?�� спросил сторож.
��За тысяча девятьсот первый.
Через минуту книга была вручена. Глеб открыл ее. И нашел страницу 30 января. Там была запись: �Леонид Прут�.
Дрожа от страха, сторож повел нас по кладбищу.
И мы подошли к могиле моего отца. Она была в абсолютном порядке. Были видны места для будущих цветов. Я не сдержался и сказал по-немецки:
��Благодарю вас!
Сторож ответил:
��Это не нужно, сударь. Ведь за могилу уплачено до две тысячи первого года.
Глеб все-таки предупредил старика:
��Мы скоро вернемся, чтобы проверить ее состояние.
��Совершенно необязательно. Раз уплачено, будьте спокойны!..�� Но меня он предупредил: � После две тысячи первого года вам надо приехать, чтобы платить дальше.
Я уверил его, что буду обязательно� И мы ушли в ночь.
Через несколько лет после окончания войны я побывал на могиле отца: она находилась в полном порядке: клумба была полна цветов.
Когда подошли к Одеру и уже оставались считанные километры � не более 70 � до Берлина, нам пришлось долго, с большими трудностями вести бои за преодоление водной преграды�
Как-то на холмике возле опушки леса я присел у дерева. Поднял глаза и увидел: к стволу была прибита табличка, которую никогда не забуду! Там говорилось, что под ветвями этого дуба в 1797 году тайный советник Людвиг фон Тик написал свою бессмертную сказку �Кот в сапогах�.
Освобождение Берлина от гитлеровцев ознаменовалось для меня контузией. В берлинском метро, затопленном по приказу Гитлера, советские солдаты пытались спасти мирных жителей, указывая им путь к выходу, где вода еще не покрывала человеческий рост. Там � в упор � в меня выстрелил немецкий офицер. Спасла � металлическая пуленепробиваемая пластинка, одна из тех двух, что вложила в карманы моей гимнастерки Любовь Петровна Орлова, провожая меня на фронт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});