Читать интересную книгу Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

Вполне вероятно, Мартынов согласился бы отыграть этих два концерта, если бы чашу его терпения не переполнил ночной эпизод. После одиннадцати вечера в их номер стала ломиться дежурная по этажу, которая требовала, чтобы из номера Мартынова немедленно удалилась его невеста, поскольку люкс этот мужской и дамам в нем разрешено находиться до 23.00. «Иначе я милицию вызову!» — рвала и метала дежурная. К счастью, до этого дело не дошло, но терпение Мартынова лопнуло. Ни свет ни заря они вместе с невестой поднялись с постелей, собрали свои нехитрые пожитки и покинули негостеприимную Ялту. Их путь лежал в Феодосию, где в те же дни отдыхал родной брат Мартынова Юрий. Поселились влюбленные в гостинице «Астория».

Вспоминает Ю. Мартынов:

«В Феодосии мне запомнился один случай. В магазине детских игрушек невеста Евгения увидела красивые большие плюшевце игрушки, они ей очень понравились. Женя, недолго думая, купил Элле все игрушки, что стояли на прилавке! И мы потом никак не могли уехать с ними в гостиницу: такси не вмещало сразу и нас, и плюшевое зверье. Пришлось добираться на грузовом такси. Когда же подошло время уезжать домой, Женя предложил оставить половину тигров, львов и медведей в гостинице, но Элла, обняв своих братьев меньших, жалобно заявила, что они без нее здесь попросту пропадут от голода и обиды. В результате весь этот зверинец пришлось на «рафике» подвозить к поезду и давать телеграмму в Киев, чтобы там были готовы его вынести из купе и приютить дома…»

В эти же дни в Крыму отдыхают и дочь генсека Галина Брежнева, и ее кавалер Борис Буряца. Историк Рой Медведев по этому поводу пишет:

«Один из знакомых мне артистов рассказывал: «Я видел в первый раз Галину Брежневу в 1977 году, летом, в Доме творчества Театрального общества (ВТО) в Мисхоре в Крыму. Она приезжала туда с дачи отца к своему любовнику Борису Буряце, цыгану. Ему было тогда 29 лет, и он окончил отделение музыкальной комедии Института театральных искусств. У него был неплохой тенор, но весьма слабые актерские данные. Это был красивый брюнет с серо-зелеными глазами, довольно полный для своего возраста. У него были весьма изысканные манеры и утонченные вкусы — в еде, одежде, музыке. Носил он джинсы, джинсовую рубашку на молнии, остроносые сапоги на каблуках и иногда черную широкополую шляпу. На безымянном пальце сверкал перстень с огромным бриллиантом, а на шее — толстая крученая золотая цепь, которую он не снимал, даже купаясь в море. Он появлялся на пляже в коротком махровом халате. Иногда он читал, но чаще играл в карты с несколькими знакомыми и с младшим братом Михаилом, 25 лет. Борис жил в двухкомнатном номере-люкс с отдельным душем, телевизором, холодильником. Питался он не в столовой, а дома — с немногими друзьями. На столе стояла черная икра в больших жестяных банках, мясо (шашлыки готовились тут же на пляже), подавался только что испеченный хлеб, язык, раки, виноград, шампанское и водка. Все эти недоступные рядовому отдыхающему деликатесы в неограниченном количестве поставлялись ему Галиной Брежневой-Чурбановой, которая приезжала изредка с шофером Валерой на белой «Волге». Приезжать ей, видимо, было сложно, и она была вынуждена хитрить, так как отец старался всячески блюсти честь дочери, уже ставшей к тому времени бабушкой…

«Мадам», — так называл Галину брат Бориса Михаил. Это был высокий и удивительно красивый парень с несколько грубоватым лицом, кареглазый и темноволосый, очень похожий на актеров, играющих в Голливуде роли добрых индейцев. Он был не особенно умен и не слишком развит, но это был добрый парень, страшно скучавший в номере-люкс Дома творчества ВТО и желавший лишь послушать музыку, подцепить на пляже какую-либо девчонку, а когда становилось совсем невмоготу, просто напиться дармовой водки, ящиками стоявшей в комнате. Напившись, он мрачнел и позволял себе презрительно отзываться по поводу «мадам», которую явно ненавидел…»

Андрей Макаревич продолжает свой отдых на турбазе «Приморское» в Ново-Михайловке. Все бы хорошо, да вот одна беда донимает «машинистов» — им постоянно хочется есть. И всему виной распорядок дня, которого они вынуждены придерживаться. Дело в том, что на танцах они играли до раннего утра, а посему спать ложились за час до завтрака. Из-за-этого обед у них переходил в завтрак, ужин — в обед, а вечером они уже кусали локти. Тут еще у самых ворот базы оборотистые кавказцы наловчились стряпать люля-кебабы, запах от которых разносился по всем окрестностям и вызывал у голодных «машинистов» чуть ли не обмороки. У них не было денег, даже чтобы купить себе хотя бы порцию люляшек. И тогда был придуман другой план борьбы с костлявой рукой голода. Вспоминает А. Макаревич:

«Расхаживающие по территории куры, толстые, как свиньи, не давали нам покоя. Принадлежали они, видимо, обслуживающему персоналу базы, и было их много, из чего возникло предположение, что пропажу одной из них никто не заметит. Духовая секция разработала несколько планов покушений. Хитрые куры, спокойно гулявшие под ногами, проявляли небывалую прыть при попытке просто поймать их руками. Первым делом была испробована мышеловка. Она щедро усыпалась крошками хлеба и заряжалась. При этом делалось предположение, что если курицу и не прихлопнет, то, во всяком случае, неожиданный удар по голове лишит ее на мгновение бдительности и тем самым позволит ее пленить. Терпеливый Легусов полдня просидел в кустах, но догадливые птицы склевывали все, кроме последнего кусочка непосредственно на мышеловке. Было предложено использовать мое ружье для подводной охоты, но я не мог позволить осквернить честное оружие таким образом. Наконец однажды путем сложных уговоров Легусов заманил курицу в душевую. Душевая представляла собой бетонный бункер с единственным дверным проемом, впрочем, без двери. В качестве вратаря в этот проем встал трубач Велицкий, и Легусов медленно пошел на птицу. Когда курица осознала, что попала в скверную историю, она закричала страшным голосом, вышибла худенького Велицкого из дверей на манер ядра и унеслась в южное небо. Я и сейчас вижу ее, дерзко парящую над зелеными кипарисами и лазурным морем…»

В то время как одни граждане загорали и купались в прохладных водах различных советских курортов, другие были озабочены иным — как бы не завалить экзамены. Речь идет об абитуриентах творческих вузов, у которых в те дни в самом разгаре была экзаменационная пора. К примеру, Олег Меньшиков поступил в Театральное училище имени Щепкина.

Вспоминает педагог Н. Афонина:

«В тот год мы вместе с Монаховым набирали курс. Смотрели, слушали многих. Олег выделился сразу: умный, очень живой, весь какой-то мажорный мальчик. Мы его взяли на заметку. Советовали Олегу, что читать на следующих турах. Могу признаться по прошествии времени, что стали тогда его болельщиками. Он того заслуживал. Прошел все испытания без сучка и задоринки…»

Студентом ГИТИСа стал в те дни и ныне известный актер Игорь Бочкин. Он только-только отслужил в танковых войсках на Кольском полуострове (службу закончил в звании старшины танковой роты), вернулся в Москву и сразу подал документы в театральный институт. Причем до этого никаким боком к искусству отношения не имел, даже в самодеятельности нигде не участвовал. Его приняли с первого же захода, без всякого конкурса.

А вот дочери Лидии Федосеевой-Шукшиной от первого брака Насте Ворониной не повезло: она приехала из Киева, чтобы поступить во ВГИК, прошла успешно два тура, но на третьем «накрылась». Однако больше всего девушка расстроилась по другому поводу. Она решила заехать в гости к своей маме, купила коробку конфет. Но, сколько ни звонила в дверь, ей никто не открыл. То ли все домочадцы были в отъезде, то ли еще что… Настя села в такси, психанула, бросила конфеты на заднее сиденье и разревелась.

В воскресенье, 10 июля, в Советском Союзе случилось очередное громкое ЧП: преступники угнали пассажирский лайнер Ту-134, следовавший рейсом Петрозаводск — Ленинград. Угонщиками были двое молодых людей: Г. Шелудько и А. Загирняк, которые, как и большинство их предшественников, мечтали сбежать из Советского Союза на Запад в поисках более счастливой доли. За эту долю они готовы были взорвать самолет, на борту которого находились 72 пассажира. К счастью, командир экипажа не стал вступать в пререкания с террористами и послушно выполнил все их команды — лишь бы спасти пассажиров. Спустя примерно час самолет совершил вынужденную посадку в аэропорту Хельсинки. Все были счастливы: террористы — что оказались на Западе (до самого последнего момента они боялись, что их обманут и посадят самолет на родной территории), пассажиры — что остались живы в этой передряге. Но, как окажется, угонщики радовались преждевременно. Спустя несколько дней финские власти выдадут их советским властям, и самый гуманный суд в мире воздаст им по заслугам: Шелудько получит 15 лет тюрьмы, Загирняк — 8 лет. Но вернемся к июльским событиям.