– Так. Что же дальше? – спросил помощник.
– Лево на борт, – сказал Кенто. – Нам безразлично, какой стороной стрелять, все пушки заряжены.
«Орейя» тоже повернула к весту и легла на курс параллельного преследования. Увы, тут же выяснилось, что в лавировке она уступает неприятелю, который мог идти круче к ветру.
– Уходят, – с досадой сообщил старпом.
– Ну и хвала Пресветлому, – отозвался Кенто. – Мы выполнили обе свои задачи – и Сострадариум больше не обстреливают, и «Эписумусу» дали передохнуть.
– Да, – кивнул помощник, – и со стороны выглядим эффектно: целая эскадра удирает от одного корабля. Только вот что будет… – он не договорил.
– Когда они перезарядят пушки? Тогда они посмотрят на восток.
– Зачем?
– Ну, это очевидно. Затем, что светлеет. Скоро восход. Померанцы должны подумать о том, что в Контамаре рано или поздно приведут в порядок хотя бы часть орудий. Да и Василиу в любой момент может появиться. В общем, пора бы им и убираться, как мне кажется.
Умудренный большим опытом капитан Кенто не ошибался. Ничуть не менее опытный адмирал Мак-Магон в это время действительно отдал приказ об отходе. Только вот отход он задумал не совсем обычный. Оторвавшись от «Орейи», померанские корабли еще раз выполнили поворот «все вдруг» и легли на курс полный зюйд.
– А вот этого нам не простят, – сказал Кенто.
– Что именно, обрат капитан? – не понял помощник.
– Вы не поняли? Померанцы идут к адмиралтейским верфям!
Оба переглянулись.
– Вот чо-орт… – пробормотал помощник.
В Адмиралтейской гавани, у достроечной стенки № 1, стоял недавно спущенный на воду линкор «Пресветлая Покаяна», краса и гордость императорского флота. Но – будущая краса и гордость. Пока ее называли «ноль-пушечной», поскольку ни одно из ста двадцати шести орудий еще не успели поднять на борт. Все они ровными шеренгами стояли на берегу… Да что там – пушки, корабль только-только начал принимать основной балласт, был еще очень неустойчив и даже не освобожден от строительного мусора! Словом, представлял собой очень крупную и совершенно беззащитную мишень.
– Придется все же драться, – вздохнул капитан Кенто. – На руле!
– Есть на руле.
– Еще раз – лево на борт! Идти вдоль самой линии буйков!
– Есть вдоль буйков…
Описав полукруг, «Орейя» вновь поползла по кромке отмели, только в обратном направлении.
Конечно, они не успели. Мало того что померанские корабли сами по себе были быстроходнее, на циркуляции «Орейе» пришлось еще побороться со встречным ветром, тогда как неприятель все время шел весьма благоприятным курсом бакштаг. Пользуясь превосходством в скорости, померанская эскадра быстро сблизились с верфью и «Денхорн», опять оказавшийся во главе колонны, первым открыл огонь. Было видно, как десятки светящихся точек полетели к обреченной «Покаяне».
– Брандскугели, опять эти дьявольские брандскугели, – сквозь зубы бормотал Кенто.
– Ничего, зато теперь им от нас не увернуться! – бодро сказал старпом.
Он подразумевал то, что после обстрела «Покаяны» померанцы не могли повернуть на запад, в сторону Южного пролива, где сорокафунтовые батареи Адмиралтейства просто в порошок их размолотят. Они могли повернуть только на восток. То есть прямо навстречу «Орейе». И вновь им предстояло пройти мимо «Орейи» с разряженными бортами. На этот раз – правыми.
– Нет, теперь не отвертятся! – предвкушал старпом. – Не может быть…
Но Кенто не спешил поддаваться оптимизму. Он все отчетливее представлял и глубину оперативного замысла адмирала Мак-Магона, и скрупулезность расчетов его штаба, и качество подготовки плавсостава курфюрстенмарине. Все это находилось на таком уровне, что померанцы в каждой фазе боя постоянно оказывались на один, на два, а то и на все три шага впереди своего противника. С трудом верилось, что у них не осталось еще какого-то сюрприза про запас.
– Обрат капитан, обрат капитан!
Свесившись с марсовой площадки, сигнальщик протягивал руку куда-то вправо, за корму. Кенто навел зрительную трубу в указанном направлении. Там находился «Эписумус». Лишившийся фок-мачты линкор имел сильный дифферент, его нос погрузился в воду почти до уровня якорных клюзов, он сильно дымил. Однако выяснилось, что на этом несчастья для него еще не окончились. Из-за приподнявшейся кормы «Эписумуса» выползал серый низкобортный корабль. На нем размеренно бухали пушки. Били не торопясь и очень точно: после каждого выстрела над безмолвным «Эписумусом» взлетали обломки.
– Тэк-с, – почти удовлетворенно сказал Хрисахос Кенто. – У померанцев есть еще и чистильщик…
* * *
КУРФЮРСТЕНМАРИНЕ ТЯЖЕЛЫЙ ФРЕГАТ «ТАКОНА» Водоизмещение – 616 тонн. Трехмачтовый барк.
Максимальная зарегистрированная скорость – 19 узлов. Вооружение: 66 стальных орудий калибром от 6 до 24 фунтов. Экипаж – 475 человек.
Командир – фрегаттен-капитан Ойген фон Штоль.
Покончив с «Тубаном» и заставив выброситься на берег пылающую «Цикатру», фон Штоль не стал задерживаться у гибнущего «Коншесса». Он выбрал более важную цель. Во второй раз выйдя из облака дыма, тяжелый фрегат «Такона» устремился к «Эписумусу».
Имперский линкор уже получил многочисленные повреждения. «Такона» же практически не имела дыр. Единственным вражеским снарядом, поразившим корабль, оставалось восьмифунтовое ядро с погибшего «Чейро». И капитан фон Штоль отнюдь не собирался увеличивать этот счет. Дабы не вводить в соблазн подданных эмира, он обогнул стоянку магрибинской эскадры на расстоянии, превышающей дальность ее огня (Хитрый шакал! – пробормотал Агахаг-паша, почти угадав прозвище Штоля – Морской лис. И приказал приготовить себе свежий бешбармак. Больше ему ничего не оставалось делать). Хотя нет, еще можно было. Подумав, Агахаг-паша приказал:
– Пожалуй, принесите мне еще и мармелуши. Много. Только не разбудите байбиче высокородного марусима!
А хитрый шакал подбирался к дрейфующему «Эписумусу» со стороны кормы, поскольку там стояло только четыре пушки. Более того, корма линкора значительно приподнялась в результате дифферента на нос. Штоль надеялся, что ядра этих четырех пушек пройдут слишком высоко и особого вреда не принесут. Так оно и случилось. За исключением того, что из четырех пушек стреляли лишь две, остальные этого сделать уже не могли. Покаянские ядра прошили паруса и упали далеко позади корабля. За этот минимальный вред «Такона» рассчиталась с лихвой – сначала огнем носовых пушек, затем всем бортом. Первыми же выстрелами на «Эписумусе» были разбиты руль, гакобортные фонари и все стекла балкона. С расстояния в полкабельтова страшные померанские брандскугели пробивали не только обшивку, но и внутренние переборки, после чего разбрызгивали огонь на батарейных палубах. Вскоре из орудийных портов и рустерных решеток «Эписумуса» вновь повалил дым.
Этот дым встревожил старшего офицера «Таконы» Ларса Поммояки.
– Ойген! Мы слишком близко подобрались. Как бы у них не рванула крюйт-камера.
– Хорошо, отходим, – рассеянно отозвался капитан. – Распорядись.
Его внимание уже было приковано к крадущейся вдоль берега «Орейе». Штоль прекрасно понимал замысел капитана единственного уцелевшего линкора Домашнего флота – отомстить, или, на худой конец, хоть немного насолить основным силам Мак-Магона и тем самым сохранить свое лицо. А быть может – и голову.
– Мы не успеем его перехватить, – сказал Поммояки, быстро оценив расстояние и силу ветра, который по-прежнему оставался слабым.
Чтобы не оказаться напротив борта «Эписумуса», где еще могли оставаться и боеспособные пушки, и обозленные канониры, «Такона» была вынуждена развернуться на сто восемьдесят градусов и отходить курсом вест, тогда как «Орейя» находилась на зюйде.
– Не успеем, – повторил Поммояки.
– Тогда давай думать.
– Не представляю, что тут можно придумать.
– Для начала вспомним, что охраняли «Тубан» и «Цикатра».