действиями Тани. — Что, Лёня?
— Мне нравится, как ты беспокоишься обо мне, Танюша, — он притянул к себе взлохмаченную голову женщины. — Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, но ты меня пугаешь.
— Посмотри сюда, я наложил наши графики, до отпуска у нас получится встретиться не больше пяти раз, Тань, — он вздохнул. — Мне не хватает тебя, пять раз — это очень мало… выходи за меня, переезжай ко мне.
— Я же сказала, что не буду жить в Москве!
— Да какая же ты упрямая, Ложкина, какую откровенную глупость ты говоришь…
— Это не глупость, — упорно покачала головой Ложкина.
— Глупость! Я не хочу говорить тебе банальных вещей, но, видимо, придётся. Бывает любовь на расстоянии, люди годами живут вдали друг от друга, но никто по доброй воле не ставит себя в подобное положение. И я не могу понять твою неприязнь к Москве… — Ложкина напряглась, ей показалось, что сейчас Шувалов скажет «всё кончено», и что ей тогда делать? Как примириться с этим? Или не мириться, а соглашаться на всё, даже на переезд в Москву… да, соглашаться — пришла к экстренному выводу Татьяна. В Москву, в тундру… куда угодно.
— Не могу понять, но принимаю, — Лёня взял паузу, и Татьяна вжала плечи, сейчас ей придётся согласиться… вот сейчас, ещё минуточку подождёт… и…
— Лёня, я согласна, — она всхлипнула, а потом горько заплакала. — Я согласна, только не бросай меня, пожалуйста, я перееду к тебе, хоть завтра, даже сегодня, хочешь? Я даже домохозяйкой стану, во всех этих маслах разберусь и соусах, и даже стану говорить «дожжжжиии», — тут Ложкина уже ревела, хотя и понимала, насколько глупо и жалко она смотрится.
Сидя на краю кровати, в короткой футболке и кружевных трусиках, с взлохмаченной головой и, наверняка, с размазанным макияжем — уснув сразу после умопомрачительного секса, Татьяна не озаботилась тем, чтобы смыть его.
— Не собираюсь я тебя бросать, глупая, — Лёня обнял Татьяну, — как же я тебя брошу, если люблю тебя, это ещё более глупо, чем твой отказ переезжать в Москву… я другое хотел предложить. Переезд.
— Куда? — Таня внимательно посмотрела на Шувалова, смотрящего, на удивление, без своего коронного царского величия и снисходительности, а изучающее, следя за реакцией Татьяны.
— Есть два варианта, обещать тебе конкретно один — я не могу, потому что ещё нет никакой определённости, плюс — я хочу всё же защитить кандидатскую… Варианты такие, работа в Сингапуре и работа в Осло. И там, и там — неплохие условия, скажу сразу, с Сингапуром всё сложнее и дольше, но этот вариант предпочтительней. Осло же ближе к дому… в любом случае — переезд не в Москву. И сначала — официальный брак.
— Я согласна, — быстро сказала Ложкина, — На Сингапур, Осло и тундру, на всякий случай.
— Значит, начинаем планировать свадьбу?
— Значит, начинаем.
Возможно, Ложкина была практична и даже цинична, но свадьбу она хотела. Красивую, стильную, фотосессию и всё, что полагается в таком случае — платье, костюм, бутоньерка в цвет букета невесты.
И, конечно, она всё это получила. Свадебную церемонию в Питере, конечно, во дворце на Английской набережной. Платье дымчатого цвета, который фон Хер Шувалов назвал «Гейнсборо», и Ложкина согласилась с этим названием. Лимузин, который провёз молодых почти по всем «свадебным местам», где Татьяна старательно тёрла носы и крылья, разбивала фужеры и вообще наслаждалась этим днём и получала от него столько удовольствия, сколько могла.
Помимо родителей, немногочисленных родственников, друзей и коллег с двух сторон, на праздник вдруг заявился Илья, и Ложкина решила, что необходимо праздник сделать полным и, улучив момент, ударила прямиком в солнечное сплетение. За всё.
Это было глупо. И приятно. И особенно приятным было то, что подошедший Шувалов предложил подержать ошалевшего Илью и врезать ещё разочек, но Ложкина милостиво отказалась.
Она была счастлива и была намерена оставаться таковой всю свою оставшуюся жизнь, а глядя в глаза фрайхера фон Шувалова — нисколько не сомневалась в этом.
В том, что их Летняя история будет длиться всю жизнь, несмотря на то, что ближайшие пять лет они проведут в столице самой северной европейской страны. Городе Осло.
Конец.